Skinова печать - Константин Алов

действительно ничего не боялась. Хорсту вдруг стало жаль эту самонадеянную девчонку. Он повернулся и медленно побрел к спальному корпусу.

Ночью в квартире профессора Жидоморова горел свет. Профессор на кухне пил чай с человеком, называвшим себя Оборотнем.

— Как ты сказал, я расплатился с Анваром. Теперь я нищий, — признался он.

Оборотень размешивал в большой купеческой чашке пятую ложку сахару. Его кипучий мозг требовал много сладкого.

— А как же спонсоры? — спросил он.

Жидоморов только рукой махнул.

— Грошовые подачки. У меня, правда, есть одно соображение. Но мне понадобится решительный помощник. Такой, который не побоится руки-ноги замочить. В крови, ясное дело. Ты на такое подпишешься?

Оборотень сделал вид, что задумался.

— А что с этого буду иметь я?

Жидоморов насупился. Нет, он не был дураком и понимал, что если хочешь что-то получить, надо делиться, и делиться щедро. Но все-таки ему стало жалко. Наконец он переборол себя нечеловеческим усилием воли.

— Половину, — буркнул он.

— И на сколько потянет моя половина?

— Точно не скажу, но что-то около миллиарда, — неуверенно сообщил профессор.

— Евро?

— Долларов!

Оборотень изобразил лицом разочарование. Потом сделал вид, что передумал.

— А, ладно. Говори, кого мочить будем.

Святополк Жидоморов закатил глаза и сглотнул слюну. Он испытывал крайнюю степень блаженства.

— Гершензона, кого же еще! — радостно выпалил он.

С утра пораньше в угловом кабинете особнячка в центре Москвы, этажом выше «Отдела расизма», состоялся тихий разговор. Беседовали старые знакомые — Барин и Оборотень. Здесь можно было не выделываться, изображая любителя экзотической кухни. Собственно, едой стол не отличался. Только дежурный набор — коньяк, лимоны и шоколад.

— Люблю, как в старину, — признался Барин. — Полстакана коньяка заглотнул, шоколадкой зажевал, и энергии на полдня хватает.

Он налил ровно до половины самый обычный граненый стакан и жадно выпил, потом отломил полплитки шоколада и запихнул в рот.

— Терпеть не могу эти пузатые фужеры, — признался он. — Из них по глотку цедить надо. А я люблю залпом. Так какие у нас проблемы?

Оборотень как раз цедил коньяк из подогретого на специальной горелке пузатого фужера. Поставив бокал, он, не спеша, взял дольку лимона и принялся посасывать. Потом откинулся на спинку кресла.

— Проблем у нас нет.

— Неужели?! — удивился Барин. — Свежо предание, да верится с трудом.

— Но оно действительно так, — заверил сообщника Оборотень. — Жидоморов отдал бабки Анвару, Анвар — Мусе. У Мусы большая партия нового товара. Он им всю Москву и область завалит. Прекрасные итоги, радужные перспективы.

Но Барин не разделял его оптимизма.

— Да зашибись его перспективы синим пламенем! Мне нужен хороший теракт где-нибудь неподалеку от Москвы. Чтобы шуму много, но без таких накладок, как ваша прошлая выходка в центре.

— Вы же сами просили грохнуть посильнее, — напомнил Оборотень.

Барин сделал плаксивую гримасу.

— Да, просил. Тогда мне нужно было напугать Думу. И мы это сделали. А теперь мне нужно пробить своему ведомству приличное финансирование на будущий год. Поэтому организуй, пожалуйста, нормальный дозированный террористический акт. Понимаешь? Дозированный! А с фашистами этими бритыми пора заканчивать. От них проблем больше, чем пользы. Думаю, лучше привлечь черных.

— Вам виднее, — пожал плечами Оборотень. — Хотите черных, будут черные. Но их надо завести, просто на «бабки» они не поведутся.

— А вот для этого используй бритоголовых. Эти на «бабки» поведутся в лучшем виде. Не мне тебя учить.

Оборотень пил коньяк с благодушным видом, словно речь шла не о взрывах и убийствах, а о веселом пикнике с шашлыками и девочками. Он отставил в сторону недопитый коньяк и обратился к Барину со всей серьезностью.

— У меня к вам тоже просьба. Я должен подумать о спокойной старости.

На этот раз развеселился Барин.

— И что ты предлагаешь? Может в Совет Федерации тебя двинуть? Ну, нет, брат, этого даже я не смогу.

— Нет, я о другом, — возразил Оборотень. — Тут, я слышал, наследство Рабиновича зависло. Я хочу его получить. Не возражаете?

— А ты разве еврей? — искренне удивился Барин.

— Пока нет, но у меня есть некоторые соображения. От вас мне нужен карт-бланш. И документы.

Баринов окончательно расслабился. Главное, не надо платить собственные деньги. Этого он не любил больше всего.

— Документы я могу тебе сделать любые, — заверил он. — Хоть на имя Иисуса Иосифовича. А вот нос переделывай сам. Ха!

Даже циничного Оборотня покоробило от такого кощунства, но он привычно сдержался.

— Значит, будем считать, что мы обо всем договорились? Тогда я провожу вас до дверей. У меня тут еще будут кое-какие дела по основной работе.

Выходя из дверей особняка, Барин едва не столкнулся с Крюковым. Сыщик вежливо посторонился, пропуская осанистого, пахнущего коньячком вельможу к его роскошному «майбаху». Водитель захлопнул за хозяином дверь машины и сел за руль. «Майбах» уже исчез за поворотом, а Крюков все еще задумчиво глядел ему вслед. Интересно, с кем этот чинуша коньячок попивает?

На широкой лестнице, ведущей в кабинеты высокого руководства, сыщик заметил вдруг знакомое лицо. Высокий парень участвовал в битве между скинами и «архангелами». Он тогда руководил подкреплением из «спортсменов», которое спасло армию Михи от разгрома, но не спасло его самого. Кажется, «спортсмены» называли парня Вадимом.

— Привет, Вадим, — наугад выстрелил Крюков. — Закурить не будет?

— Я не курю, — автоматически отозвался тот.

Он не обратил на сыщика особого внимания. Значит, начальник. И не обязан знать всех, кто знает его. Но обращаются к нему просто по имени, следовательно, начальник небольшой, среднего звена. Не курит, а коньячок пьет. Амбре от него исходило довольно ощутимое.

Крюков поспешил к своим в «Отдел расизма».

Гена Крамской сидел в кабинете. На влетевшего Крюкова он посмотрел с интересом.

— Где горит?

От него исходил легко определяемый запах коньяка.

Крюков чуть язык не прикусил. Из сложной ситуации его вывел Миша Волгин. Он шел за Крюковым и также попытался войти в кабинет. Но ему помешал застывший в дверях опер.

— Давайте определимся — мы входим или выходим, — предложил Волгин, слегка дыхнув на сыщика коньяком. — Кстати, Крюк, тебя ждут у нашего общего руководства.

Опер воспользовался предоставленной лазейкой, чтобы выскользнуть из затруднительной ситуации. Он прошел по коридору до кабинета с блестящей позолотой бронзовой табличкой, постучал и потянул дверь на себя.

В приемной возле стола секретарши толпились солидные люди. Они окружали моложавого сухощавого мужика в генеральской форме. Все держали в руках бокалы. С появлением опера все обернулись к нему и как-то странно заулыбались. Начальник отдела кадров, лысый толстяк, у которого Крюков отмечал свою командировку, был здесь, видимо, по совместительству за тамаду и массовика-затейника. Он сделал шаг вперед с