Наследство разоренных - Киран Десаи

Повар вздохнул.

Жена слепого пьяницы и ее свекор повернулись к Саи:

— Диди…

Саи отвернулась. Ей-то какое дело… Доброта? А к ней боги добры? В мире правит зло. Зло надо всем и зло для всех.

Наконец они уползли за ворота. Повар выпроводил их, как коров. Они присели на обочине и долго сидели, на что-то надеясь.

Судья вывел Шамку на прогулку. Увидел попрошаек, разозлился всерьез. Почему не ушли? На что надеются?

— Скажи, чтоб сгинули отсюда, не то я полицию вызову.

— Джао, джао! — крикнул повар, не выходя за ворота.

Они передвинулись за гребень холма, снова уселись вне поля зрения. Саи заперлась в своей комнате, размышляя о своей горькой судьбе.

Джиан хоть этими идиотскими играми во славу любимой отчизны развлекается, а ей что остается? Она поплакала, собственные слезы вызвали в памяти плачущую женщину у веранды. Сошла вниз.

— Ты дал им что-нибудь?

— Нет.

Они направились к воротам с мешком риса.

— Эй, эй, — позвал повар вполголоса.

Но нечистая пара исчезла.

Глава сорок первая

Небо над Манхэттеном беспокойное. Ветер швыряет в него голубей, сломанные ветки, бумажки и надутые пустые пакеты. Неспокойное небо, неспокойно и на душе у Бижу. Он попытался позвонить на следующий день и еще на следующий, но безуспешно. Линия мертва.

— Ай, что делается! — качает головой мистер Айип. — Никак не уймутся. Выучили их в армии на свою голову…

По Гудзону бегут свинцовые волны. Вверх по течению бегут.

— Ну скажи, а? — голос рядом. — Ну прям Библия, мать ее, а?..

Бижу отодвинулся, но голос не отставал:

— Нет, ты знаешь, как эта река называется по-настоящему, а?

Опухшая от гамбургеров физиономия, редкие волосенки — много таких в городе. Чокнутые интеллигенты, пасущиеся у полок книжных магазинов. Шквал срывает слова с мокрых губ, в уши Бижу попадают лишь их обрывки.

— Мухеакуннук! Мухеакуннук! Река, текущая в обе стороны! — Он многозначительно поднимает палец. — В обе стороны! Это ее настоящее имя, мать ее…

Вместе со словами с губ срываются капельки слюны. Он наелся своим знанием, десертом потчует Бижу. Но у Бижу нет для реки доброго слова, нет для нее никакого имени. Не его это история.

Далее пришел черед Моби-Дика, мать его. Мертвых китов, мать их. Трупы китов, мать-перемать, на фабрики, их Бога-душу-мать…

— Жир, его мать, китовый… — Возмущение, слюна, воздетый палец. — И бабское белье, блль… его мать… Корсеты!!!

— Не понимать англисску, — орет Бижу и удаляется быстрым шагом.

*

«Не понимать английский» — обычная отговорка для многочисленных сумасшедших, населяющих этот мегаполис. Для торчащих на углах с библейскими буклетами пешек-проповедников.

«САТАНА СОЖЖЕТ ТЕБЯ!!!», «НЕ ТЕРЯЙ НИ МГНОВЕНИЯ!» — орут заголовки.

Однажды Бижу попался в лапы кришнаиту-литовцу. Нью-Йорк — Вильнюс — Вриндаван. Бижу стыдливо отвел глаза от обложки. Кришна на поле боя. Кричащие тона киноафиши.

Что для них Индия? Что для них оставленные ими собственные страны? Что для них эта страна, которой они тоже не видят?

Но главное для него не они, а он сам.

Бижу вскарабкался по провонявшим мочой ступенькам на улицу. Неверным вечерним светом засветились фонари. Бездомный волок свою сумку на колесиках к решетке подземки. Бижу направился в кафе «Ганди». Ради чего он жил все эти годы? Зачем занимал место в пространстве? Суть его сжалась до микроскопической точки — зато жалость к себе разрослась до пределов необозримых. А стоит ли замечать себя вообще? Бытие и небытие, жизнь и смерть — стоит ли размышлять над всеми этими проблемами?

*

Рядом с кафе «Ганди» открылось туристическое агентство «Шангри-Ла». Его владелец, мистер Каккар, каждый день получал из кафе баранину под карри, дал, овощной плов и кхир.

— Арре, Бижу, — приветствовал его мистер Каккар. — Опять ты спас меня от деликатесов моей заботливой жены, ха-ха. Мы отправим их в унитаз.

— Может, лучше отдать этому бродяге. — Бижу рад был бы случаю помочь бедолаге и одновременно унизить его подаянием.

— Нет-нет, ни в коем случае! — замахал руками мистер Каккар. — Моя сука-злюка непременно пройдет мимо, как только твой бродяга развернет ее стряпню. Она тут же прикончит сначала его, потом тебя, а после этого и до меня доберется.

Через минуту он отвлекается от суки-злюки и проникновенным тоном обращается к Бижу:

— Ты уверен, что хочешь вернуться? Ой, Бижу, не раскаяться бы тебе! Тридцать лет я в этой стране и забот не знаю… если, конечно, не считать мою суку-злюку. И никогда назад не тянуло. Глянь на их сантехнику, — он ткнул большим пальцем за спину, в сторону туалета. — Им бы на своем флаге унитаз крупно-крупно… символ страны! Как наше крутящееся колесо.

Ой, Бижу, Бижу, не сходи с ума! — заклинает он. — Вернешься — мигом навалятся родственники. Денег! Денег! И совсем чужие тоже. Всем денег! Они тебя достанут. Если не они — бандиты достанут. Если не бандиты — врачи достанут, болезнь придумают. Или вправду заболеешь. Не болезнь, так жара, не жара, так эти чокнутые сардарджи собьют самолет, прежде чем он приземлится.

Тем временем сикхи во имя своей высокой цели убили Индиру Ганди, правление перешло к Радживу Ганди.

*

— И его достанут. Вопрос времени. — Мистеру Каккару ясен смысл путей прогресса в Индии.

Но Бижу непреклонен:

— Мне надо ехать. Отец…

— Мягкосердечный? Проку от твоего мягкосердечия ни тебе, ни отцу. Мой отец, пока был жив, не уставал мне твердить: «Не возвращайся, ни за что не возвращайся. Держись подальше от этого помойного поля».

Мистер Каккар подцепил шариковой авторучкой кубик льда из стакана диетической колы, всосал его, принялся перекатывать во рту языком.

Он продал Бижу билет на рейс «Галф Эйр» Нью-Йорк — Лондон — Франкфурт — Абу-Даби — Дубай — Бахрейн — Карачи — Дели — Калькутта. Самый дешевый. Небесный автобус, можно сказать.

— Я тебя предупреждал! — И на этом он не остановился: — Знаешь, Бижу, ведь эти какашки-америкашки скупают весь мир. Ты вернешься, а они и там всем владеют. Подумай о детях. Останешься здесь — твой сын будет работать на какую-нибудь американскую компанию за сто тысяч баксов. Уедешь туда — он будет пахать на ту же фирму за жалкую тысячу. Как ты пошлешь его в колледж? Ой, Бижу, зря, зря ты это… Попомни мое слово, Бижу; в ту же минуту, как прибудешь, начнешь думать, как бы оттуда снова смыться.

*

Бижу отправился на Джексон-хайтс и в напоминающем ангар громадном маркете накупил всякой всячины. Телевизор и видеоплеер, фотоаппарат, солнечные очки, бейсбольные кепки с надписями «NYC», «Yankees» и «Пиво холодное — титьки горячие», приемник-кассетник с двухшкальным будильником, водонепроницаемые часы, калькуляторы, электробритву, тостер, зимнюю куртку нейлоновые свитеры, немнущиеся рубашки, пуховик, складной зонтик, японский электронагреватель, набор острых ножей, грелку, «Фиксодент», шафран, кешью, изюм, лосьон, футболки «I love NY» и «Born in USA», виски и, после минутного колебания, добавил флакон духов с романтическим названием «Песня ветра», еще не представляя для кого.

*

В супермаркете он вспомнил, как играл со сверстниками в родной деревне. Уставал так, что еле до дома добирался. Они швыряли в деревья камни и тапки, сбивали бер и джамун; гонялись за ящерицами, пока те не жертвовали своими хвостами. Юркие вертящиеся хвостики летели потом в девчонок. Воровали из лавки шарики чоран похожие на козьи какашки, но очень вкусные, похрустывающие на зубах. Вспомнил купание в реке, упругие мышцы воды, принимающие его тело; вспомнил, как сидел на камне, следя за течением, болтая ногами в воде и усиленно, до боли в челюстях, пережевывая сладкий сахарный тростник. А крикет! Сам играл, по радио слушал, по телевидению тоже крикет… Улыбнулся, вспомнив знаменательный вечер, когда сгорел деревенский трансформатор и вся деревня собралась у единственного телевизора, подключенного к автомобильному аккумулятору. Индия против Австралии. Прекратились полевые работы по всей стране, проститутки жаловались на отсутствие клиентов — все прилипли к экранам. А самоса с подливкой чатни на пальмовом листе вместо тарелки… Место, где он никогда не фотографировался в одиночку.

Школу, учитель которой торговал отметками, он не вспоминал. Не вспоминал крыши, сброшенные ветром, не думал о том, что не только мать, но и бабушка его уже покинула этот мир. Он не вспоминал того, из-за чего он уехал.

Глава сорок вторая

Падкая на лесть и посулы, как и все девицы ее возраста, сестра Джиана все же не смогла удержать в себе переполнявших ее новостей, и к моменту возвращения Джиана все семейство уже оказалось в курсе драматических событий, приукрашенных живой фантазией дрянной девчонки. Услышав о ружьях, даже бабка Джиана вышла из обычного полусонного состояния, прошаркала к газете, свернула ее в трубку и направилась к Джиану. Джиан замер, удивленный ее прытью. Газетная труба взметнулась в воздухе и ударила его по макушке.