Крыжовенное варенье (СИ) - Шеховцова Наталья

Светлана Артемьевна сочувственно закивала головой:

— Ой, понимаю! Я своего деда, когда тот еще молодой был, тоже однажды поймала.

— И что?

— А ничего! Сковородой огрела. А потом сама же первую помощь оказала.

Мужики заржали. Они уже были совсем хорошие, пили-то честно, ничего не сливая. Да и не первая это была у них пол-литра за сегодняшний день.

— А ты откуда, из этого подъезда, что ль? Что-то мы тебя не припомним. Может, красавца твоего знаем? — поинтересовался молоденький. — Хочешь, отомстим?

Лобенко перепугалась. Она не понимала, как собирается «мстить» этот голубоглазенький: морду бить, или «рога» с Ольгой наставлять? Первое делать некому, а второе — абсолютно ни к чему. Интересно, а он помнит еще, как я на него смотрела?

— Не-е! Я не здесь живу, вон за тем домом. Я как эту курву увидала, — дверью хлопнула и бежать. Возле магазина опомнилась. Думаю, надо как-то… забыться. Зашла, купила. — Девушка указала на бутыль. — Ы-ы-ы! — вспомнила она про необходимость всхлипнуть и снова глотнула прямо из горлышка.

— Ну ладно! Ладно! Не реви! И закусывай! — старушка подвинула ближе к Ольге пакетик с огурцами. — Мы тут, между прочим, о деле говорили.

— И по делу собрались, — добавил голубоглазенький с нарочитой серьезностью. — Сегодня три месяца, как нашего дружбана кокнули.

— Как дружбана звали, — Ольга шмыгнула носом, будто втянула в себя наворачивающиеся слезы.

— Лаврон.

— Помянем Лаврона, — девушка опять отхлебнула.

— Да закусывай, закусывай, ты! — всерьез забеспокоилась Светлана Артемьевна. Лобенко отправила в рот четвертинку соленого огурчика.

— Это было еще зимой, — начал старший из алкоголиков.

— Да, нет! Весна уже начиналась. Я помню, что машина эта окатила нас с Лавроном водой из лужи, когда уезжала, — возразил средний.

— Ну, не важно, то ли оттепель во время зимы, то ли ранняя весна. Снег еще лежал. В этот день в этом вот подъезде кого-то ограбили. Милиция приезжала.

Ольга со Светланой Артемьевной переглянулись. Черный пуделек подбежал, понюхал их пакетик с солеными огурцами.

— Джек, Фу! — закричала на него хозяйка. И одарила собравшихся очередным недобрым взглядом.

— Лаврон пил-пил, но память-то не пропил, — продолжал мужик с запекшейся ссадиной. — Цифры номера запомнил. Цифры были «крутые», ну, то есть, очень простые. Типа сто или двести… И буквы в слово какое-то складывались, типа «гав» или «тяв». Но у меня все равно вся эта математика из башки через пять секунд выскочила. А Лаврушечка припомнил. Потом. В подъезд курьерша шла, бесплатные газеты разносила. Мы попросили одну, селедочку нужно было на чем-то порезать. И вот аккурат под пятном, расплывшемся вокруг отделенной рыбьей головы, обнаружили мужика. Ну, в смысле, фотографию мужика. Скандал какой-то вышел. Вроде как охрана этого деятеля журналистку побила… Деятель, понятное дело, от комментариев отказывался, лицо руками прикрывал. Его щелкнули, когда он уже в машину садился…

— Этот, что ли, деятель тогда в наш двор заезжал? — не выдержала долгого рассказа Светлана Артемьевна.

— А я почем знаю, этот или не этот…

— Так к чему тогда рассказываешь?

— А машина точно эта была! Я ж говорю, Лаврон номера запомнил. И мы решили с мужика на бутылку денег содрать. По пьяни, конечно, решили. На трезвую голову такое бы не пришло. Лаврон, голова светлая, фамилию, должность подсмотрел, откопал где-то телефон. Позвонили. Секретарша, естественно, спрашивает, что нам надо. А мы: «Передайте, что это с такой-то улицы, с такого-то дома, и что у нас конфиденциальная информация для вашего босса.» С минуту в трубке что-то потрещало, а потом соединили.

— Не уж-то! — старушка от удивления хлопнула себя по коленке.

— У Лаврона язык заплетался, он, когда пьяный был, всегда слова путал. «Я, — говорит, — знаю, что маша вашина в дашем ндворе делала.» Представляете, «маша вашина», — и он захохотал и тоже стукнул бабушку по коленке.

— Ну, а деятель-то что?

— Что-что! Не пойму, говорит, об чем речь. А Лаврон «об обрамлении», — снова захохотал. — Прикинь, «об обрамлении». На том конце переспрашивают, «о каком обрамлении»? Он поправился. О краже, говорит. И в ответ — тишина. Через паузу: «Все равно не могем вас понять!» И повесили трубку. А потом заявился человек и стал угрожать: если кому про машину с таким-то номером взболтнешь, — уберем.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Так, может, деятель, к кому в гости заезжал? — предположила Ольга Лобенко. Изображать рыдания необходимость уже отпала, и ее голос стал для Светланы Артемьевны совершенно узнаваем.

— Щас! Такие важные персоны да в гости, в наш-то дом! Из машины тогда выходил шофер только. Но и он не на чаи прошествовал. Быстро вбежал в подъезд. Домофон открыл своим магнитным ключом. Обратно выскочил через минуту. В руках нес кепку. Такую четырехугольную, типа маленькой ушанки, но с козырьком. И мех такой коротенький. Не знаю, как он называется, на лошадиную шкуру похож.

— Нерпа, — помогла Лобенко. Алкаш посмотрел на нее с почтением.

— Ну, наверное, я не в курсе. И цвет у меха странненький. Такой зеленоватый, грязный…

— Болотный?

— Чево?

— Болотный, спрашиваю, цвет?

— Ну, наверное, болотный. А слева от козырька желтое пятнышко, словно проплешина. На крыльце этот молодец с кепкой-ушанкой в руке остановился. Вытащил из кармана связку ключей. Дернулся было назад, но передумал, — прыг в машину и смылся.

— Спешил?

— Я ж говорю, стартанул так, что нас водой из лужи окатил.

«Русская», которую принесла с собой Светлана Артемьевна, закончилась и порядком окосевшие мужики с вожделением воззрились на бутыль, что была в руках у Ольги. Девушка не стала жмотничать. Разлила остатки поровну, не забыв оставить и кое-что на донышке, для себя.

Бабуля смотрела на девушку с уже нескрываемым осуждением. Вначале у той поблескивали глазки, потом заплетался язык. А теперь уж она и сидела как-то неустойчиво. «Пора разговор сворачивать,» — решила старушка. И перешла к самой сути вопроса:

— И все равно. Машина была во дворе в один день, дружка вашего отравили в другой… Какая связь?

— А такая, в день отравления эта машина снова во дворе появлялась, и водила выходил, с Лавроном разговаривал, — вмешался голубоглазенький.

— Мало ли о чем они говорили.

— Вот в этом-то и главная загвоздочка, — повел плечами обмороженный. — Лаврон потом хвастался, что отступную ему спиртным заплатили. Но с нами той бутылью не поделился, говорил, больно хорошая.

— Так в милицию нужно пойти, рассказать, как оно все было, — справедливо рассудила бабуля.

— Кто нас там будет слушать, в милиции? К тому же, говорю ведь, у Лаврона память была ого-го-го! А у меня так, пшик один, — нос средневозрастного пьянчужки окончательно посинел. — Ну помню, что «иномарка» была, ну черная, ну с простым номером.

— А фамилию, фамилию фирмача не запомнил?

— Где там! Я ею даже не интересовался.

Ольга в этот момент как-то странно прильнула к стене дома, прикрыла глаза, а ноги сами собой поехали куда-то вперед. Светлана Артемьевна схватила девушку в охапку:

— Ну, кажется, нам пора.

— Эк бедняжку с нервов-то развезло! Да пусть дамочка проспится, мы ей целую скамейку уступим, — старший выразил общее мнение, и алкаши с готовностью приподняли свои пятые точки. Видимо, им понравилось женское общество и расставаться с компаньонками не хотелось.

У Ольги безвольно висели руки и голова болталась где-то на уровне груди. Светлана Артемьевна поправила одну руку так, чтобы она оказалась у нее на шее.

— Идем, идем, горемычная! Ко мне домой идем! Тебе сейчас к себе нельзя!

Ольга на секунду открыла глаза. И Светлане Артемьевне показалось, что та удивилась, не спятила ли бабуля, помнит ли она, что съехала из этого двора.

— Бабуль! Давай-ка мы поможем тебе барышню донести! — предложил младшенький из алкоголиков. И девушка вдруг очнулась. Открыла глаза и испуганно замотала головой: