Мои идеологические диверсии (во времена от Горбачева до Путина) - Александр Александрович Годлевский

исследования. Но по сложившейся у нас и на Западе методологии политических исследований существенные черты замечают только тогда, когда это выгодно.

Еще об одном важном моменте исследования. У некоторых от моих статей складывается впечатление, что я в них чрезмерно на кого-то нападаю, как будто пишу их специально только для того, чтобы с кем-то погрызться как собака в своре. Нет, меня интересуют только существенные черты человеческого общества, про них и пытаюсь писать в меру своих способностей. Но абстрактные свойства общества и существующие в нем тенденции могут проявляться только в конкретных людях.

Общественные тенденции, закономерности и другие абстрактные идеи персонифицируются в конкретных личностях, в их формальных и неформальных группах. Абстрактное может существовать только в конкретном, а без него существует только в виде идей и теорий, имеющих непонятно какое отношение к реальной жизни. Поэтому без конкретных примеров все рассуждения будут носить слишком уж общий, голословный бездоказательный характер, что крайне нежелательно. Любая теория должна соответствовать практике – постоянно проверяться и подтверждаться всем ее ходом.

Да и вообще, некоторые очень красивые абстрактные идеи, если их конкретизировать, то есть вплотную приблизить к реальной жизни, сразу становятся не такими уж красивыми. Так, ложный гуманизм всегда очень абстрактен. Если его конкретизировать, то он превращается в свою прямую противоположность. Не зря ложный гуманизм – всегда гуманизм абстрактный, и наоборот. Американская интеллектуальная либеральная элита, по большей части состоящая из университетской профессуры, была категорически против участия США в войне в Персидском заливе в начале 90-х годов, обосновывая свою позицию тем, что война – всегда дело очень плохое и антигуманное. Но там все началось с оккупации Ираком маленького и слабого в военном отношении Кувейта. И что же, иракские солдаты в Кувейте грабят, убивают, насилуют, а весь мир должен вразумлять Саддама Хусейна только ласковыми уговорами да экономическими санкциями?! А они на него не очень действуют. Гуманно ли сидеть, сложа руки, глядя на такое? И не будет ли подобный «гуманизм» прямым соучастием с Ираком в военных преступлениях и преступлениях против мира и человечности?! Когда представителям интеллектуальной элиты подобные вопросы задавали публично, то гуманисты чувствовали себя под ними не очень уютно.

Пацифизм, может быть, очень благородное течение, но только в разумных пределах. И уж во всяком случае, ни в какие ворота не лезет, когда о наличии в России демократии делают категорический вывод только на основе наличия у нас чисто внешних общедемократических форм и атрибутов, имеющих непонятно какое отношение к реалиям нашей жизни. А от вопроса, что под этими формами и атрибутами у нас скрывается на практике, шарахаются как черт от ладана. Исключительное значение здесь имеет правовой вопрос – существуют ли юридические гарантии прав и свобод не только в теории, не только как они закреплены в законах на бумаге, а на практике – как государство соблюдает свои собственные законы.

Меня всегда поражало, что к серьезному анализу общественных проблем многие политики, политологи, правозащитники и другие специалисты (как наши, так и западные) подходят с любыми методами – кроме правовых. Говорят: раз есть демократические формы и атрибуты – значит, есть демократия без всяких сомнений. Однако от исследования протекания демократических процессов на практике, реального функционирования правового государства и роли в нем всех этих демократических форм и атрибутов лихо уклоняются. Как в демократическом обществе и государстве реализуются на практике юридические гарантии прав и свобод, как функционируют государственные узкоюридические механизмы в соотношении с механизмами общественными – от конкретного рассмотрения таких сторон стараются уйти всеми силами. Иначе слишком заметными будут примитивизм и лживость всех их теорий и идей.

Из научного анализа изъят и выброшен целый пласт, тщательному исследованию которого должно уделяться основное внимание. Так может получится «право без права» – демократия без юридически гарантированных прав и свобод. Как у нас. Наши демократы очень любят сравнивать нас с США и другими демократическими странами по чисто внешним признакам, но они в горло готовы вцепиться любому, кто начнет сравнивать нас с демократиями по правоприменительной практике – по соблюдению государствами их собственных законов, гарантирующих права граждан.

Или еще один метод. Объявили, что после провала «путча» в нашем обществе стала господствовать новая демократическая мораль. А раз мораль в обществе господствует демократическая, то и общество, по определению, не может быть не демократическим. Что под такой моралью и демократией у нас скрывается на самом деле – никого особо не интересует. Вообще говоря, ничего не имею против моральных норм, но нравственные категории добра и зла очень расплывчаты и неопределенны. Чем широко пользуются люди с нечистой совестью, для которых истина – что нож в горле. Связь между нравственностью общества и его правовым положением конечно есть. Но связи в обществе часто носят очень сложный и неоднозначный характер, который некоторые исследователи любят упрощать, причем совершенно необоснованно. В результате получаются примитивные схемы, не совсем правильно отражающие реальность. На поверку новая демократическая нравственность оказывается такой же фальшивой, как советская перестроечная.

И наоборот. В философии существует так называемый «вульгарный материализм», суть которого сводится к тезису: мозг вырабатывает мысль также как печень – желчь. Тезис может и правильный, но уж больно примитивный. Вся духовная сторона человека непосредственно сводится исключительно к физиологии. Это все равно, что сводить к одной только физиологии всю любовную лирику, хотя вряд ли кто будет отрицать наличие между ними довольно тесной связи.

Даже древние уже очень хорошо понимали значение в жизни общества и законов, определяющих наиболее важные правила поведения в обществе. И правосудия, устанавливающего на основе законов конкретные правоотношения – конкретные юридические права и обязанности конкретных субъектов общественных отношений. В юридической науке различаются объективное и субъективное право. Под объективным правом принято понимать систему юридических норм, то есть правовые нормы в том виде, в котором они установлены законодательством. Под субъективным правом понимают систему наличных прав субъектов правоотношений (граждан и юридических лиц) – те конкретные правомочия, которые принадлежат конкретным субъектам правоотношений на практике в реальности. Проще говоря, объективное и субъективное право различаются тем, как должно быть по закону, и тем, как есть на самом деле. В нормальном обществе объективное и субъективное право должны соответствовать друг другу, как теория с практикой. Если в законе написано одно, а в реальной конкретной практике получается совсем другое, то это уже, как минимум, серьезный признак ненормальности