Принцесса - Клэр Кент

меня или… но ты мог бы, по крайней мере… вести себя так, как будто хочешь… будто ты хочешь… — я сглатываю.

— Ты действительно не знаешь, как сильно я тебя хочу?

Теперь я начинаю чувствовать себя еще глупее, как будто у меня не было веских причин чувствовать себя неуверенно. И эта инстинктивная реакция сводит меня с ума.

— Я знаю только то, что ты мне говоришь, а ты мне почти ничего не рассказываешь! Я ничего не выдумываю. Всю неделю ты вел себя так, словно ты совершенно другой человек. Как будто тебя никогда ничего не беспокоит. Как будто ты не властный, не требовательный, не чрезмерно заботливый и не чувствуешь себя ответственным за всех в мире. Как будто ты никогда даже не мечтал о сексе со мной.

— Конечно, я хочу заняться с тобой сексом. Но, во-первых, я не собираюсь шутить с травмой, которая может повлиять на мою способность ходить до конца моей жизни.

— Я знаю это! Я не хочу, чтобы ты рисковал или делал что-то такое, что может усугубить ситуацию. Но ты ведешь себя так, словно… как будто это легко. Эта неделя была для меня тяжелой. Ну то есть, наверное, я просто… Я просто привыкла трахать тебя. И мне не нравится обходиться без этого. И, как ты думаешь, что я чувствую, раз это так тяжело для меня, но не для тебя?

Грант смотрит на меня несколько секунд, как будто ему нужно время, чтобы переварить то, что я сказала. Затем он тихо фыркает, и это почти напоминает смех.

— О, принцесса, ты, кажется, не понимаешь, что у меня были годы — годы и годы — практики сдерживать себя. Притворяться, будто не хочу того, чего хочу.

— Ч-что?

Он не флиртует, не пытается соблазнить меня и не дразнит из-за моего плохого настроения. Он выглядит смертельно серьезным, так что я должна верить, что он говорит искренне.

— Я потратил годы, желая тебя, но зная, что никогда не смогу обладать тобой. Неделя — ничто по сравнению с этим. Несмотря на это, я был несчастен. Я ворочаюсь полночи, умирая от желания быть с тобой рядом, прикасаться к тебе любым доступным мне способом. Но дело не только в моей ноге. Мы поставили наши отношения на паузу. Возникли реальные проблемы, которые так и не были решены. Я не собирался ничего предполагать, пока ты не будешь готова поговорить со мной. Поэтому я сказал себе подождать и позволить тебе прийти ко мне. Я снова вернулся в подвешенное, сдержанное состояние, чтобы не оказывать на тебя никакого давления. Я пытался… быть хорошим, — он сглатывает и на мгновение отводит взгляд. — Мне жаль, если я сделал это неправильно. Я думал, ты знаешь, как сильно я всегда хотел тебя. Я имею в виду, как ты могла этого не знать?

Я с трудом сглатываю, и мое унижение превращается во что-то другое. Такое же горячее, но далеко не такое болезненное.

— О.

Грант слегка улыбается мне.

— Я все время хочу секса с тобой. Каждую минуту каждого дня. Тебе никогда не придется беспокоиться или сомневаться по этому поводу.

— Хорошо, — я чувствую себя лучше. Настолько лучше, что я хочу растаять совершенно в ином смысле. — Но когда в следующий раз захочешь секса, может, просто скажи что-нибудь. Я чувствую себя странно, всегда делая первые шаги, ибо у тебя тоже есть рот, и он не для красоты, знаешь ли.

Его взгляд вспыхивает.

— Я могу придумать и другое полезное применение своему рту.

Моя кровь начинает пульсировать в венах. Просто смешно, как быстро он может меня завести. Для меня это никогда не имело никакого смысла.

— Не увлекайся, думая о том, что ты можешь сделать своим ртом. Ты не можешь принять подходящую позу для секса. Даже лежа на спине, ты, вероятно, слишком увлечешься этим и в конечном итоге потревожишь рану. Я не собираюсь рисковать.

Грант выглядит немного раздраженным, что на самом деле дарит облегчение, поскольку он уже больше недели не бросал на меня такого нетерпеливого взгляда.

— Я серьезно, — говорю я, и мой голос слегка срывается, когда я продолжаю. — В тебя стреляли. Ты едва не погиб. Мне достаточно знать, что ты все еще хочешь меня. Я не собираюсь делать ничего, что могло бы помешать твоему выздоровлению.

Его губы смягчаются. Грант протягивает руку, чтобы взять мою ладонь. Держит ее в обеих своих.

— Достаточно справедливо. Но руки у меня тоже не для красоты. Ты сомневаешься в моей способности позаботиться о тебе одними руками?

Я снова сглатываю. Теперь у меня все тело пульсирует.

— Ну, может быть. Если ты думаешь, что сможешь сделать это, не причинив себе вреда. Но тебе придется вернуться на кровать, чтобы вытянуть ногу. Я серьезно насчет осторожности. Мне будет совсем не весело, если ты пострадаешь, так что, что бы ты ни задумал сделать, в процессе тебе придется лежать неподвижно.

— Хорошо. Я вернусь в постель и буду лежать неподвижно. А ты снимай свою одежду.

Я дергаюсь от возбуждения.

— Что?

— Снимай свою одежду.

Я так возбуждена, что какое-то мгновение не могу пошевелиться. Вместо этого я наблюдаю, как Грант забирается на кровать к изголовью, поворачивается всем телом и осторожно вытягивает больную ногу. Когда он выразительно прочищает горло, я, наконец, хватаюсь за низ своей майки с V-образным вырезом и стягиваю ее через голову.

Зная, что он наблюдает, я снимаю обувь, расстегиваю лифчик, а затем стягиваю джинсы. Раздеваясь подобным образом, я чувствую себя уязвимой, но не в плохом смысле. Это до смешного возбуждающе — чувствовать себя такой беззащитной, пока Грант все еще одет и лежит в постели, откинувшись на подушки.

— Все снимай, — бормочет он, когда я остаюсь в одних трусиках. Он все еще не устраивает шоу с доминированием. Он не преувеличивает командные нотки в своем голосе в попытках звучать сексуальнее. Он просто как ни в чем не бывало говорит мне, что делать.

Вот что делает его таким горячим.

Я снимаю трусики и встаю рядом с кроватью совершенно голая.

— Как именно мы собираемся подойти к проблеме? Мне стоит… мне стоит лечь с тобой на кровать?

— Пока нет.

— Хорошо, — я жду, мои щеки и киска пылают, как огонь, а в остальном я слегка продрогла от прохладного воздуха. Это дезориентирующее сочетание. Я дышу частыми неглубокими вдохами.

— Бл*дь, — выдыхает Грант. Его взгляд скользит вверх и вниз от моих растрепанных волос до пальцев ног. Голодный. Почти дикий. — Это тело не давало мне покоя много