Разбитые сердца (ЛП) - Гувер Колин

За именем Марджори следуют еще несколько имен и адресов, но мне нужно понять, что означают эти даты. Беру трубку и набираю ее номер.

— Алло?

— Привет, это Бейя. Небольшой вопрос. Вам о чем-то говорят даты с четвертого по восьмое февраля этого года?

Марджори с минуты обдумывает ответ.

— Почти уверена, что в эти дни я лежала в больнице после сердечного приступа. А что?

— Просто нашла кое-что в рюкзаке Самсона. Позже занесу к вам, чтобы вы передали Кевину.

Я прощаюсь с ней и вешаю трубку. Затем просматриваю остальные его записи. Чаще всего встречается адрес по соседству под именем Дэвида Силвера. Рядом с ним перечислено несколько дат. В основном в промежутке с марта до прошлой недели. Под именем Дэвида перечислен список работ.

Закрепил несколько провисших планок на балконных перилах.

Заменил неисправный предохранитель на щитке.

Залатал протекшую трубу в уличном душе.

Список продолжается. Перечислено все, что он сделал для людей и сколько получил за каждую работу. А это объясняет, откуда у него порой были деньги на ужин или татуировку. Еще есть списки людей, с которых он не брал плату за работу.

Учтен каждый день за последние семь месяцев. Каждые продукт, который он без спроса взял у кого-то из холодильника. Каждый случай, когда он что-то ремонтировал в чьем-то доме. Он все фиксировал.

Но зачем? Ему казалось, что бесплатно чиня что-то в домах, он компенсировал то, что жил в них без разрешения?

Может ли это стать доказательством, которое требуется суду, чтобы понять, что он не заслуживает выдвинутых против него обвинений?

Я мчусь вниз и застаю отца с Аланой на диване в гостиной. Сара с Маркосом устроились в двухместном кресле. Все смотрят «Колесо Фортуны», но увидев, что я впервые за день спустилась из комнаты, отец выключает звук.

Я протягиваю ему блокнот.

— Это блокнот Самсона.

Он берет его и листает.

— В нем подробный перечень всех домов, в которых он жил, с описанием того, что он в них отремонтировал.

Отец встает, продолжая листать.

— Это может помочь. — Впервые с тех пор, как его арестовали, мой голос полон надежды. — Если сможем доказать, что он пытался поступить правильно, это может помочь в защите.

Отец вздыхает, не просмотрев и нескольких страниц. Закрывает блокнот и возвращает его мне.

— Это подробный перечень всех его правонарушений. Это не поможет ему, а только сделает хуже.

— Ты этого не знаешь.

— Бейя, его обвинили в двух случаях проникновения со взломом. Если отнесешь блокнот в полицию и покажешь им, сколько еще домов он взломал, они воспользуются этим и пополнят список обвинений, а не снимут их с него.

Он подходит ко мне с недовольным видом.

— Прошу, оставь это. Ты слишком молода, чтобы отдать свою жизнь парню, которого едва знаешь. Он напортачил и должен ответить за это.

Алана встает с места. Берет отца под руку и говорит:

— Твой отец прав, Бейя. Ты ничего не можешь сделать, только жить дальше.

Сара с Маркосом так и сидят в своем кресле, глядя на меня взглядом, от которого я чувствую себя жалкой.

Все они считают меня жалкой.

Никому нет дела до того, что будет с Самсоном. Никто не верит в то, что между нами было. Впервые в жизни я встретила человека, которому была не безразлична, а они думают, будто я не могу знать, что такое настоящая любовь.

Я знаю, что такое настоящая любовь, потому что всю жизнь познавала то, что ей точно не является.

— Моя мать умерла. — Кажется, будто после моих слов из комнаты выходит весь воздух.

Алана накрывает рот ладонью.

Отец в неверии качает головой.

— Что? Когда?

— Той ночью, когда я позвонила тебе и спросила, можно ли мне приехать. Умерла от передоза, потому что была наркоманкой, сколько я ее помню. У меня никого не было. Ни тебя. Ни матери. Никого. Я всю свою сраную жизнь была одна. Самсон — первый человек, который появился в моей жизни и поддержал меня.

Отец подходит ко мне с сочувствием и непониманием на лице.

— Почему ты не рассказала мне об этом? — Он проводит ладонью по лицу и бормочет: — Господи Иисусе, Бейя.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Пытается обнять меня, но я отстраняюсь.

Разворачиваюсь кругом и иду к лестнице, но отец кричит вслед.

— Подожди. Нам нужно поговорить об этом.

Ярость вырвалась на поверхность, и мне кажется, будто я тону в ней. Нужно выпустить ее, пока есть возможность. Я снова поворачиваюсь к отцу.

— О чем оговорить? О том, что еще я от тебя скрывала? Хочешь знать, как я врала тебе, когда мы встретились в аэропорту? Авиакомпания не теряла мой багаж. У меня вообще его не было, потому каждый пенни, что ты отправлял Джанин, она оставляла себе. В пятнадцать мне пришлось начать трахаться с парнем за деньги, чтобы купить себе еду. Так что пошел ты, Брайан. Ты мне не отец. Никогда им не был и не станешь.

Я не утруждаюсь дождаться ответной реакции. Бегу наверх и громко хлопаю дверью.

Отец открывает ее полминуты спустя.

— Уйди, пожалуйста, — прошу я напрочь лишенным эмоций голосом.

— Нам нужно поговорить об этом.

— Я хочу побыть одна.

— Бейя, — молит он, проходя в комнату.

Я шагаю к двери, не позволяя выражению его лица повлиять на меня.

— Ты девятнадцать лет был безучастным отцом. Если сегодня наконец-то решил проявить участие, то я не в настроении. Оставь меня в покое, пожалуйста.

В этот миг в глазах отца мелькает ворох разных эмоций. Печаль. Сожаление. Сочувствие. Но я не позволяю его чувствам повлиять на мои. Невозмутимо смотрю на него, пока он наконец не кивает и не выходит из моей комнаты.

Я закрываю дверь.

Падаю на кровать и прижимаю блокнот Самсона к груди.

Может быть, для них в нем список жителей полуострова, которым Самсон навредил, но для меня это еще большее доказательство тому, что у него были добрые намерения. Он старался поступить правильно, не имея средств к существованию.

Я снова листаю блокнот, читаю каждую страницу, кончиком пальца прикасаюсь к буквам и обвожу его небрежный почерк. Читаю список адресов, по которым он когда-либо жил. Половина блокнота исписана им от руки. Местами почерк прерывистый и слова сложно разобрать, будто он писал в спешке, а потом закрыл блокнот, пока его не застукали.

Я листаю до самого конца и останавливаюсь на странице, которая отличается от остальных. Отличается потому, что вверху написало мое имя.

Прижимаю блокнот к груди и закрываю глаза. Записка короткая, но в ней мое имя.

Несколько раз медленно вдыхаю и выдыхаю, пока сердце не начинает биться нормально. Затем поднимаю блокнот и читаю его слова.

Бейя,

Однажды отец сказал мне, что любовь во многом похожа на воду.

Она может быть спокойной. Бушующей. Пугающей. Дарящей покой.

Вода может быть разной, но даже во всех своих состояния она остается водой.

Ты — моя вода.

И я, мне кажется, могу быть твоей.

Если ты читаешь это, значит, я испарился.

Но это не значит, что ты тоже должна испариться.

Наводни собой весь мир, Бейя.

Это последняя его запись в блокноте. Будто он боялся, что его арестуют, и он не успеет со мной попрощаться.

Я несколько раз перечитываю записку, и на страницу капают слезы. Это настоящий Самсон. Не важно, во что верят все остальные. Я буду держаться за него, пока его не выпустят на свободу.

По этой же причине я отказываюсь уезжать. Ему нужна моя помощь. Кроме меня, у него никого нет. Я ни за что не могу его сейчас бросить. Мысль о том, чтобы уехать из города, не зная о его судьбе, эгоистична. Он думает, что делает мне одолжение, но понятия не имеет, каково мне от его решения. Если бы знал об этом, то умолял бы меня остаться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Раздается тихий стук в дверь.

— Бейя, можно мне войти? — Сара заглядывает в комнату, но у меня нет настроения спорить.