Музыка Океании (СИ) - Ледова Полина

«Сколько тебе уже?» — спросил Аластор, не отрываясь от её синих глаз, которые отчуждённо оглядывались на своё прошлое.

«Двадцать четыре. Восемь лет — уже пенсионерка в этом бизнесе. Но в Сцилле есть шлюхи и постарше меня. Так что не всё потеряно. Если, конечно, конец света не смоет всех нас нахрен».

— Как ещё у меня могут быть дела, Гектор? Ни к чёрту, — признался он. — Я думаю, у тебя так же. И у всех вообще. — Аластор всегда опасался этого человека, лишь после своего ранения он осмелился заговорить с ним на «ты». Гектор никак не прокомментировал этого. Может, он тоже считал, что их больше не связывали иерархические отношения. — Хотя, знаешь, — сказал Аластор, не дав Гектору ответить. — скоро всё кончится. Я не про конец света. Власти могут сколько угодно кормить нас сказками о том, что человечество выстоит, несмотря ни на что. Слухи от Сопротивления могут и дальше пускать пыль в глаза своей ядерной бомбой. Для меня всё закончится скоро. Намного раньше. Я нашёл кому отдать деньги. Я дам всю информацию позже. Ещё ты должен будешь достать один билет на поезд… до Харибды, а ещё лучше дальше на юг, до самого Сельге. Но сначала я хочу попросить у тебя другое…

— И что тебе надо, Аластор? — спросил Гектор, подвинувшись в кресле и глубоко вздохнув.

— Пули. Точнее, достаточно будет всего одной.

Гектор усмехнулся как-то не очень весело, а в глазах сверкнуло недовольство.

— Что ты задумал, чёрт побери?

«Ты сможешь уехать, — сказал ей Аластор, — куда-то далеко. Я обещаю, это не пустые слова, не смотри так на меня. Ты сможешь начать новую жизнь. Без призраков прошлого. Конец света не происходит в мире, он происходит в головах, я уверен, что, имея деньги, можно придумать что-то».

Она помолчала, подозрительно посмотрев на него.

«Ты ведь примешь их? — испугался вдруг он. — Прошу! Эти идиотские деньги не дают мне покоя уже два года. Найти, кому их отдать, стало даже сложнее, чем заработать. Пожалуйста, Эхо! Я не пытаюсь тебя обмануть!»

«Я верю тебе, идиот, — ответила она, всё ещё не отводя своих синих глаз от него. — Я впустила тебя внутрь посреди ночи, с твоим сумасшедшим взглядом, перепачканного кровью, я переспала с тобой, какие ещё соглашения тебе нужны? Я просто не пойму, почему ты решил отдать их мне? В Сцилле так мало бедных, что ли?»

«Нужно доверять тому, кому отдаёшь деньги. Это вроде как тоже условие моего работодателя».

«И ты поверил мне? После того, как я прогнала тебя? Смешно!»

«Ты не пошла в полицию. Ты знала моё настоящее имя, знала, кто я… но меня не схватили. Значит, ты не сдала меня».

«Шлюхи не дружат с янтарями, придурок. Вот и всё. Ни одна шлюха не пошла бы туда на моём месте. Только ты сказал, что они и так ищут тебя».

«Пусть ищут. Осталось недолго…»

«В смысле недолго? — Смутилась она. — Ты что задумал?»

— Убить себя. — сказал Аластор спокойно. — По-моему, это логичный исход, разве ты так не считаешь, Гектор? — спросил он, услышав, как глава «Скиеса» взорвался смехом.

— Поэтому тебе нужна пуля? — Проговорил он сквозь неудержимый хохот.

— Я решил, что хочу умереть достойно. В этом случае ни верёвка, ни нож не годятся, Гектор, потому что и ты, и я знаем, для кого мы бережём последнюю пулю, верно?

— «Достойно», Аластор? — переспросил он, борясь со смехом, который под конец стал напоминать не то кашель, не то одышку. — Давно ли застрелиться стало достойным для бывшего наёмника?

— Ты дашь мне пулю? Это всё, о чём я прошу. — Спросил он сурово.

«Не делай этого, ты что! — разозлилась Эхо, услышав о решении Аластора, и довольно сильно ударила его пяткой по больной ноге, прекрасно зная об увечье. — Ты с ума сошёл? Ещё и рассказываешь мне об этом!»

«А что мне ещё остаётся, Эхо? — спросил Аластор сразу после того, как огненная вспышка боли в глазах начала утихать. — Меня скоро всё равно убьют. Либо полицейские, либо сотрудники моей собственной фирмы. При любом раскладе я погибну, и я прожил совсем не ту жизнь, чтобы сожалеть об этом факте».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

«Ты ведь можешь уехать со мной. И тоже начать новую жизнь», — при этой фразе всё её лицо переменилось, она стала такой искренней и такой серьёзной. Словно пробудила самые тайные свои мысли.

— Пуля, Аластор? Тебе нужна пуля? — тут Аластор поймал себя на мысли, что впервые видит Гектора таким рассвирепевшим. Он вдруг подскочил на своём месте, зачерпнул пригоршню ягод из миски и швырнул в Аластора. — Считаешь, что я дам тебе пулю, чтобы позволить убить себя? Стреляй гранатовыми ягодами сколько влезет! Ты забылся, Аластор! Твоя жизнь по бессрочному договору принадлежит мне полностью! Это я решаю, когда тебе потребуется пуля в лоб, и я собственноручно её выпущу в таком случае! Решил покончить с собой? Ты не имеешь права на это! И я не позволю тебе этого! Я распоряжаюсь жизнями всех своих наёмников! Ни ты, ни Мантикор не исключение!

Вид разъярённого Гектора изумил Аластора, но, услышав эту фразу, он тотчас протрезвел.

— При чём тут Мантикор?

— Что? — спросил Гектор уже ровнее, кажется, не ожидая такого вопроса.

— Мантикор. — Повторил Аластор. — Что с ним?

Гектор переменился, как-то ослабел и с несчастным видом сел назад в кресло, убрав руки со стола. Аластор уже очень хорошо понимал, что ему сейчас предстоит услышать, в общем-то, он всегда был готов к таким новостям, но бешеная трёхголовая собака всё равно протяжно завыла, задрав облезлые морды к небесам.

«Нет, Эхо, даже не думай об этом! — разозлился Аластор, повысив голос. Гелиос тут же среагировал на эту интонацию и снова грозно зарычал, прижав к голове чёрные лохматые уши. — Я уже сказал, что там, где Аластор — там гибель и смерть. Мой босс не отпустит меня. Я превращусь в их вечную добычу, они будут идти по моему следу, и когда-нибудь они найдут меня, а вместе со мной и тебя. Это не так работает. К тому же единственное условие получения этих денег — моя смерть. Не беспокойся из-за меня. Я стал мертвецом именно тогда, когда написал своё имя на бумаге. Пусть считают, что я принадлежу им. Только своей жизнью я всё ещё могу распоряжаться».

Она ничего не сказала, лишь смущённо потупила глаза и обняла свою собаку, поглаживая её за ушами.

«Ты так говоришь об этих деньгах, — прошептала она, наконец, когда пёс опять затих. — Сколько их?»

«Я получал почти три тысячи талантов за одно убийство, — сказал Аластор. — Но за тринадцать лет, что я работал там, мне так и не удалось сосчитать, скольких я убил».

Она испугалась, дыхание застыло в груди у Эхо, и у девушки ушла почти минута, чтобы вновь обрести способность говорить.

«Три тысячи за одно убийство?! О, боги! Да я тысячу за месяц не всегда получаю! Сколько же там?! Миллион?»

Аластор задумался, ему раньше не приходила мысль сосчитать свой доход, может, потому что он знал, что никогда не увидит этих денег.

«В среднем около пяти убийств каждый месяц, всего тринадцать лет, — задумался он. — Минус небольшой процент за ежемесячные отчисления, плюс какие-то доплаты за особые случаи… думаю, не меньше, чем два миллиона талантов».

«Твою мать!» — выдохнула Эхо испуганно.

«Все будет хорошо. Они для тебя и Гелиоса. Вы уедете куда-нибудь, где тепло. И больше никогда не придётся ни о чём думать. Фирма всё устроит. Возможно, ты не получишь всю сумму сразу, но у них есть люди, которые проследят, чтобы деньги и ты были в безопасности».

«Ты слышал это, Гелиос, — прошептала Эхо псу, нагнулась к нему, и поцеловала в мохнатую морду, — мы будем богачами. И будем жить где-нибудь, где всегда тепло…»

— Мы так и не нашли тела, — сказал глава «Скиеса» как-то совсем обречённо. С этими словами, он отворил ящик стола и вынул оттуда толстую чёрно-бурую сигару, прикурил от спички и подвинул белую мраморную пепельницу поближе к себе. — Но есть все основания полагать, что его больше нет. Зная Мантикора, не сложно догадаться, что он мог сделать что-то изощрённое, чтобы его не нашли. Он был поистине мастером маскировки. Всё, что он оставил — предсмертная записка. Объяснил, что ему стало тошно жить. Скорее всего, одиночество сломило его, он всегда был нестабилен в психическом плане… Думаю, тебе будет лестно узнать, что он попросил приплюсовать все свои деньги к твоему счёту. Ещё он написал, что желает тебе держаться, оставаться сильным. Он очень хорошо относился к тебе…