«Химия и жизнь». Фантастика и детектив. 1985-1994 - Борис Гедальевич Штерн

на той неделе в контрольных опытах на добровольцах. Волны, снятые с его новой мелодии, вызвали Улыбку нежности. Она продержалась несколько часов. Добровольцами были хроники. Обитатели Дома престарелых, давно утратившие способность к нежности. Но через несколько дней наступила злобная реакция. Пришлось вызвать психиатра. Транквилизаторы. А кое-кому электрошокотерапия. Провал. Бешенство Магнуса. Холодное отчуждение Брока, Стафа, Монни. И Рив, позеленевшей, как агава.

Пропади оно все пропадом! — подумал Иона. Забыться хотя бы до утра. Чтобы никаких чувств, кроме отупления.

Зачем он подписал этот контракт с Магнусом?! Надеялся, что вернется фантеллизм? Вернется вне Великого Пространства? Ведь случается же иногда.

Иона проскакивает по Сентрал-авеню, мимо высоченного отеля, построенного вне законов архитектуры и правил вкуса. Отеля, торчащего, как перст судьбы, обрекающей город Провидения на десятилетия безвкусицы. Может быть, кто знает, думает Иона, все эти проекты их Лаборатории Чувств и есть попытка защитить общество от подобных отелей.

В греческой кофейне играют в кости. Иона ставит на единичку. Выпадает единичка. Он заказывает кофе на всех. Турецкий кофе в греческой кофейне посреди города Провидения. Турецкий кофе, дымок которого вышибает слезы. Он вспоминает запахи кофе, витавшие над утренним Тыстемаа, когда они с Ля вываливались из мансарды. Чашечка кофе по дороге в тростники, на берег Балтики.

— Как она? — спрашивает Иона у кофевара.

— Последний тур остался. Мы очень надеемся. Вдруг станет мисс Нью-Ингланд!

Это они толкуют о дочке кофевара Нике. Иона и кофейню-то эту выбрал из-за Ники. Заря в горах Крыма. Рассвет в Коктебеле. Аромат кофе, как над утренним Тыстемаа, когда они вываливались из мансарды со Скалапендрой.

В лаборатории не знают, кто заказал Магнусу проект Улыбки. Ходили разные слухи. Назывались возможные источники гранта. Панамерикан. Кофе Корпорэйшен. Сёрвайвинг Аляска. Рэкет-Ган. Или Автоматик Плэйере. Поговаривали, что заказ получили через посредников, а те — от иностранцев, пожелавших остаться инкогнито. Какое дело, в конце концов, Броку, Стафу, Монни или Рив до источника гранта. Лишь бы два раза в месяц Волосатик за традиционным чаепитием выдавал заветный конвертик с чеком.

Так получилось, что Иона прокручивал варианты с Улыбками, а остальные готовили фон. Хотя у каждого из них были и свои проекты тоже. Магнус был дока в этих делах. Подстраховывал. Каждого — каждым. На случай провала одного из проектов.

Иона сделался главным исполнителем проекта Улыбки мгновенно. В одну ночь. Проект стал поистине дитем любви с первого взгляда. Лаборатория Магнуса гуляла. Вся их шобла-вобла: Волосатик-Магнус, Брок, Стаф, Монни и Рив. Они шатались по Ньюпорту из кабака в кабак во главе с Волосатиком, который забегал вперед и высвечивал новое, неиспробованное еще местечко.

Они заловили Иону на набережной. Он в это время таращился на белобрысую девку, драившую палубу маленькой шхуны «Валет». Так эта девка напомнила Ионе все, связанное со страной Великого Пространства, хоть плачь, хоть реви, хоть обратно вплавь плыви. Шагнул на трап — и вся игра. Заказывай капитану любой маршрут. К тому же был Иона при деньгах, которые получил от «Невада-Вегас клаб» за мюзикл, исполнявшийся в мегаавтоматах при особо крупных выигрышах. В мюзикл была вставлена программа, вернее, антипрограмма, нейтрализующая счастливую (для выигравшего) программу. Чтобы выигрыш не повторился. Словом, денежки у Ионы завелись.

Иона таращился на белобрысую девку, напомнившую ему дочку хозяина дома с мансардой в Тыстемаа, в которой они поселялись каждое лето с Ля. Иона таращился на белобрысую, а вся Магнусова компашка таращилась на Иону, по привычке абсорбируя новенькое ощущение. Иона не мог оторваться от девки на палубе шхуны. Девка потрясающе улыбалась. Ей было весело оттого, что какой-то кретин (Иона) сидит на гранитном парапете, как на бревне, сидит, опустив желтые мокасины с кожаными шнурочками прямо в Океан, отхлебывает из банки «Мичелоб драй бир». Крепкое пивцо попивает. И таращится, как баран на новые ворота. Итак, все таращились, включая Магнусову компашку.

Белобрысая со шхуны «Валет» спросила:

— Чего уставился?

— Понравилась, — ответил Иона.

— Чем? — спросила она.

— Как улыбаешься, понравилось, — ответил Иона.

— Ну все! Налюбовался — и баста! — повернулась она задом, нашвабривая палубу шхуны.

Но и бедро ее, нагло вывихнутое под нос Ионе, улыбалось. И розовая мочка, розовая и сладкая, как сосок, улыбалась из-под соломенной прядки. И пятка, яблоком торчащая из шлепанца, улыбалась во весь рот. Так хорошо, так открыто, так понятно, как ему когда-то улыбались в краях, обтекаемых Балтикой.

Девка исчезла с палубы, скользнув в трюм. А Иона все таращился и таращился на то место, где еще минуту назад плавала ее улыбка. Магнусова компашка перехихикивалась и ерзала, потому что всем надоело.

— Всем надоело, Магнус, — прорезался Стаф, скрежетнув фиксами.

— Понеслись в «Ночную клешню», — предложила Рив, ставшая бордовой, как французское вино.

— Чего таращиться? Невидаль! — щелкнул кастетом Брок.

— Сейчас, сейчас, братцы Какая улыбка — Губы, плечи, бедра — все улыбается. Это же то, что надо! Улыбка века! — восторженно вопил Магнус. — Ты-то соображаешь?

Это он Ионе. Сразу же, по-барски, «ты». Чует Волосатик, за что платить будет.

— Можно схватить, — это Иона ему. — Тут кое-что из моего портфолиума. Если интересуетесь.

И передал пленочку Магнусу. Магнус рассек мгновенно. У него всегда с собой на всякий случай микрокомпьютер.

— Это у тебя на музыке чувств завязано? Сюда бы гормональный фон, кое-что из эндорфинов и… Кто знает, кто знает?! В общем, впечатляет. Вот моя карточка. Звони.

Потом компашка слиняла. Лаборатория Магнуса. Добивать вечер в «Ночной клешне». И еще где-то. И еще… Потом Рив рассказывала, что посреди ночи они вернулись к набережной. Но шхуна «Валет» исчезла. След простыл Они обнаружили жестянку из-под «Мичелоба», вдавленную в камни мостовой, капли крови на граните парапета да светящиеся цифирьки от часов Ионы.

Иона приходит в лабораторию вторым. Всегда вторым. Открывает лабораторию Брок. Включает синтезаторы. Прогревает микролаэер. Готовит приборы к экспериментам. Он дока в технике. Техника так и осталась слабым местом Ионы. Предчувствие. Композиция невероятного. Возможность поймать состояние перехода — это с ним. А техника — ведомство Брока.

— По кофейку? — предлагает Иона.

— Можно, — соглашается Брок.

Они варят кофе. Толкуют о том о сем. В сущности, ни о чем, но вполне дружелюбно.

— Скоро колумбийскому кофе — крышка, — говорит Брок для затравки.

— И кубинскому — крышка тоже, — заманивает Иона.

— Ваши лезут во все дыры. Жизни никакой. Ненавижу! — взвинчивает себя Брок. — Предлагаю отгородиться противоракетной стеной — и баста! Чтоб никакой лазейки ни туда, ни оттуда.

— Заткнешь все дыры — дышать нечем будет, — парирует Иона.

Они глотают кофе. Пар плавает над белыми пластиковыми стаканчиками. Тянутся: Стаф, Монни, Рив. Пьют кофе. Просматривают вчерашние записи. Ждут Магнуса.

Магнус