Кожаный Чулок. Большой сборник - Фенимор Купер

Из мрака доносился только хриплый, но уверенный голос Бенджамена: «левый борт», «правый борт», «суши весла»... На то, чтобы закинуть невод, понадобилось порядочно времени. Бенджамен, гордившийся своим умением закидывать сети, делал все очень обстоятельно. И в самом деле, успех во многом зависел от того, насколько ловко заброшен невод. Наконец послышался громкий всплеск — Бенджамен отбросил «шток» — и раздалась хриплая команда стюарда: «К берегу!» Ричард схватил горящую головню и побежал туда, где должна была пристать лодка.

— Держите на сквайра, ребята,— распорядился Бенджамен.— Ну, сейчас посмотрим, что водится в этой луже.

Оттуда, где опустили невод, слышались частые удары весел и шум раскручивающейся веревки. Лодка вскоре выплыла в круг света, и в следующее мгновение ее уже притягивали к берегу. Несколько пар рук живо подхватили веревку и стали осторожно, не останавливаясь, тянуть ее сразу за оба конца. Ричард приказывал рыбакам тянуть концы то посильнее, то послабее, как того требовало дело. Мистер Темпл и с ним вся молодежь любовались увлекательным зрелищем.

Теперь все принялись громко обсуждать, каков будет улов. Мнения разделились — одни заявляли, что сеть легкая, словно перышко, другие утверждали, что она так тяжела, будто в ней бревна. Так как каждый конец веревки был длиною в несколько сот футов, шериф не придал значения этим противоречивым высказываниям. Он решил сам убедиться, как в действительности обстоит дело.

— Эй, послушай-ка, Бенджамен! — крикнул он, потянув за один конец веревки.— Да ты. я вижу, не умеешь крепить невод. Веревка совсем и не натягивается у меня под рукой, ее можно тянуть мизинцем.

— Вам, сквайр, приходилось когда-нибудь видеть кита? — ответил на это стюард.— Если невод пуст, значит, в этом озере не рыба водится, а черти в образе рыб. Я закрепил невод по всем правилам, не хуже, чем крепят снасти над квартердеком флагманского корабля.

Но Ричард уже и сам понял свою ошибку, когда увидел, что Билли Керби у другого конца веревки, стоя в воде и согнувшись под углом в сорок пять градусов, напрягает всю свою гигантскую силу, чтобы удержаться и не свалиться в воду. Он умолк и вернулся к первому концу веревки.

— Я вижу шесты! —крикнул Ричард.— Тащите, ребята, тащите! К берегу, к берегу!

Элизабет, услышав эти веселые возгласы, напрягла зрение и увидела, что из воды вынырнули концы обоих шестов. Рыбаки уже ухватились за шесты, соединили их, и невод превратился как бы в огромный мешок. Теперь все тянули что было сил. Ричард покрикивал, поощряя рыбаков:

— Старайтесь, старайтесь, ребятки! Тяните веселее, и все будет наше! Тяните же, тяните!

— Тяни, подтягивай! Ого-го! — вопил Керби, подтаскивая веревку с такой силой, что остальным, кто был сзади, оставалось только подхватывать ее из его рук.

— Тяни шест! — крикнул стюард.

Все кинулись к воде — кто ухватился за верхний конец веревки, кто за нижний, так называемый «главный линь»,— и принялись с превеликим усердием вытягивать невод на берег. Тут над водой показался полукруглый обод из небольших шариков — он поддерживал невод в перпендикулярном положении, и, по мере того как обод сужался, становился все виднее мешок-невод: всплески волны говорили о том, что это бьется попавшаяся в сеть рыба.

— Тяните, ребятки! — кричал Ричард.— Я вижу, как брыкаются эти зверюги, хотят выбраться на свободу! Тяните поусердней, смотрите, какая награда ждет вас за труды!

Теперь была уже видна пойманная рыба; в неводе собрались самые разнообразные ее представители. Вода возле берега ходила ходуном, так бились в сети перепуганные пленники, запутываясь в ее ячейках. На поверхности воды блестели сотни чешуйчатых боков и белых брюшек, они сверкали в отраженном блеске костра. Напуганные шумом и неожиданной переменой, рыбы кидались вниз, ко дну, в тщетной попытке вернуть себе свободу.

— Ура!— крикнул Ричард.— Еще потянем разок-другой, и дело сделано.

— Веселее, братцы, веселее! — покрикивал Бенджамен.— Я вижу такую здоровенную форель, что из нее можно приготовить отличный чодэр!

Билли Керби выхватил из невода кумжу и с презрением швырнул ее обратно в озеро.

— Убирайся-ка ты! — проворчал он.— Тяните, ребята. Тут полным-полно всякой всячины, чего душе угодно, и разрази меня на этом месте, коли здесь не тысяча одних окуней!

Охваченный азартом, забыв про то, что еще ранняя весна, лесоруб ринулся в ледяную воду и начал извлекать рыбу из ее родной стихии.

— Не упустите, братцы, тащите что есть силы! — крикнул Мармадьюк, заразившись общим возбуждением.

Он ухватился за невод, оказав тем немалую помощь рыбакам, но Эдвардс уже опередил его — вид целой горы рыбы, шевелящейся на песчаном берегу, заставил его покинуть дам и присоединиться к рыболовам.

С величайшей осторожностью сеть вытянули на сушу и после немалых трудов всю пойманную рыбу свалили в ложбину на берегу, предоставив пленников их печальной участи — доживать недолгий остаток жизни в этой новой для них стихии.

Даже Элизабет и Луиза пришли в восторг при виде двух тысяч пленников, изъятых из лона озера и сложенных к их ногам. Но, когда первый восторг несколько улегся, Мармадьюк взял в руки окуня весом фунта в два, поглядел на него задумчиво и затем обратился к дочери:

— Какое непростительное расточительство благословенных даров природы! Эта рыба, которая валяется перед тобой такой огромной грудой и к которой уже завтра никто и не притронется за самым бедным столом в нашем Темплтоне, так нежна и вкусна, что в других странах ее сочли бы лакомством, достойным самых тонких гурманов. На свете не сыщешь рыбу вкуснее отсегского окуня. Мясо его жирно, как у сельди-пузанка, и упруго, как у лосося.

— Но, право же, дорогой отец,— воскликнула Элизабет,— такая рыба — благословение этого края, большая поддержка для бедняков!

— Бедняки не очень запасливы там, где есть изобилие и богатство, дитя мое, и они редко заботятся о завтрашнем дне. Но если есть оправдание массовому истреблению живности, то это лишь тогда, когда дело касается окуней. Ты знаешь, что зимой они защищены от нас ледяной коркой на поверхности озера и на крючок не идут. И в жару их тоже не поймаешь — они уходят глубоко на дно, где вода всегда студеная. И только весной и осенью, да и то на протяжении лишь немногих дней, их можно захватить неводом. Но, как и многие другие дары дикой природы, они начинают исчезать, их истребляют люди.

— Исчезают? Окуни? — воскликнул шериф.— Ну, Дьюк, если это ты называешь исчезновением, то уж не знаю, чего тебе еще надо! Ты только посмотри: тут ведь наберется добрая тысяча первосортных окуней, сотни других порядочных рыб и еще всякой мелочи без счета. Но ты вот всегда так: сперва тебе жаль, что рубят много деревьев, потом — что истребляют много оленей, потом жалеешь сахарные клены, и так далее, без конца. То ты говоришь, что надо бы провести по всей округе каналы,— и это там, где через каждые полмили река или озеро,— и все только потому, что вода течет не в тех направлениях, в каких тебе угодно; а то начинаешь поговаривать о каких-то там угольных копях, хотя всякий обладающий хорошим зрением, как, например, я, отлично видит, что вокруг сколько угодно бесплатного топлива — столько, что им можно лет пятьдесят отапливать весь Лондон. Ты как полагаешь, Бенджамен, прав я или нет?