На крючке - Эмили Макинтайер

насмехается, ее тело извивается против моего, заставляя кровь приливать к моему паху, мой член дергается. Я ухмыляюсь.

— Продолжай, милая. Мне нравится, когда ты борешься.

Ее тело напрягается.

Я отпускаю ее, и она поворачивается, ее глаза сужены, когда она хватается за запястье, ее пальцы массируют красные следы. В моей голове проносится вспышка беспокойства, но я отгоняю ее. Небольшой синяк не будет болеть так, как те раны, которые она нанесла. И в конце концов, это не будет иметь значения, когда она умрет.

— У меня сегодня вечером мероприятие, — говорю я. — И я бы хотел, чтобы ты сопроводила меня.

Она смеется, но через несколько секунд затихает, ее глаза расширяются.

— Ты серьезно?

— Да.

— Иди к черту, — прошипела она.

— Ладно, — я достаю телефон из кармана и подношу его к уху.

— Что ты…

Я поднимаю палец, заставляя ее замолчать.

— Здравствуйте, да, миссис Хендерсон. Так приятно слышать ваш голос. Это Джеймс Барри.

От вздоха Венди по моим венам пробегает волна удовлетворения.

На моем лице появляется ухмылка, и я подмигиваю.

— Не могли бы вы сообщить директору Диксону, что я приеду за Джонатаном Майклзом?

— Ты ублюдок, — ее голос срывается, и я смотрю на нее, в моей груди что-то всколыхнулось.

Я закрываю микрофон рукой, мои брови поднимаются.

— Повтори, дорогая? Я не совсем тебя расслышал, — я указываю на свой телефон. — Важное дело, ты же знаешь.

— Я назвала тебя ублюдком, — шипит она. Ее ладони прижимаются к глазам, голова трясется. — Я сделаю все, что ты хочешь. Только, пожалуйста…

Узел в моем животе ослабевает от ее согласия, и я киваю.

— Знаете? Неважно, миссис Хендерсон, похоже, мои планы изменились. Надеюсь, у вас будет замечательный день.

Я кладу трубку, убирая телефон обратно в карман, и иду к ней. Я останавливаюсь, когда кончики моих туфель касаются голой кожи ее пальцев. Мои пальцы наклоняют ее подбородок.

— Я сожалею, что все так получилось. Так не должно было быть. Но у всех нас в жизни бывают моменты, когда мы должны выбрать сторону.

Ее брови хмурятся.

— Что? Я…

Я провожу пальцем по ее челюсти.

— К сожалению, ты выбрала не ту сторону, — я убираю руку с ее лица и поворачиваюсь к двери. — Я скоро вернусь. А тебе не помешает помнить, что поставлено на карту.

28. ВЕНДИ

Мои запястья снова связаны, только на этот раз это настоящие наручники, а не тяжелые кандалы. Я смотрю на металл, пальцы скрючиваются на коленях, затем я смотрю на Кёрли, сидящего в машине со стороны водителя.

— Тебе не нужно было надевать на меня наручники. Не то, чтобы я смогу убежать.

Лицо Кёрли остается стоическим, как будто он вообще не слышит моих слов.

Он был таким с тех пор, как я плюнула ему в лицо. Но я не жалею об этом, и мне все равно нечего сказать ему — все равно нечего сказать им всем.

Я закрываю глаза и прислоняю голову к окну, позволяя солнечным лучам проникать сквозь стекло в мою кожу. Внутри меня живет постоянная тяжесть, но в этот момент я цепляюсь за маленькое облегчение от того, что наконец-то нахожусь на свету. Я понятия не имею, сколько времени прошло на самом деле, но когда ты застреваешь в темноте, не имея ничего, кроме своих мыслей, секунда кажется веком.

Мой мозг взбит, как омлет, изоляция превратилась в камеру пыток — ничего, кроме моих мыслей и эмоций, чтобы составить мне компанию, — поэтому я начала сидеть посреди комнаты и пробовать себя в медитации. Я не уверена, правильно ли я это делаю, но, кажется, это успокаивает панику. Позволяет времени пройти так, что я не чувствую, будто теряю контроль над рассудком.

Во время одного из таких интроспективных моментов я поняла, что часть моей боли не нова, это просто свежие царапины на старых шрамах. Джеймс — нет, не Джеймс — Крюк — еще один человек в ряду тех, кто думает, что может указывать мне, что делать, кто рубит меня словами, говорит мне сидеть и не высовываться, ожидая, что я прикушу язык и улыбнусь. И это правда, это то, что я делала всю свою жизнь. Никогда не стояла за себя, глотая оскорбления от «друзей» и принижения от отца, как будто это мой крест.

Но я устала от того, что мне велят идти по пятам за кем-то.

Машина поворачивает на пристань, и мой желудок скручивается, когда я вспоминаю, когда была здесь в последний раз. Это было всего несколько дней назад, но почему-то кажется, что я была совершенно другим человеком, который все еще воспринимал мир и всех людей в нем как нечто хорошее.

Но розовые очки были сняты с моего лица за миллисекунду, оставив лишь оттенки серого.

Кёрли паркует машину и молниеносно переходит на мою сторону, открывает дверь и берет меня за руку, прежде чем расстегнуть наручники.

— Не делай глупостей.

Как будто я настолько глупа, чтобы подвергать брата опасности.

Я следую за ним, спускаюсь вниз по причалам и иду к показной Тигровой лилии в конце пристани, наблюдая, как Сми моет террасу, а над головой пролетают три белые птицы.

Светит солнце, вода сверкает и кристально голубая.

Все нормально. Даже прекрасно. Как будто весь мой мир не перевернулся, не перекрутился и не упал вверх тормашками. Как будто меня не соблазняли, не накачивали наркотиками, не похищали и не держали в каменном подвале. Отчаяние проникает в меня, когда я понимаю, что я действительно нахожусь во власти прихотей Крюка.

Он назвал себя моим хозяином.

И по крайней мере, пока я не разработаю план, который обеспечит безопасность моей семьи, он прав.

— Шевелись, солнышко. Пошли.

Рука Кёрли толкает меня в плечо, и хотя мои ноги словно налились свинцом,