Темная звезда - Вера Камша

Странное уединение дяди с отцом Герики, которого та до смерти боялась, тревожило девушку. Разумеется, она не знала всего, но разлитое в воздухе напряжение, казалось, можно было потрогать руками. Принцесса, пытаясь успокоить бешено стучащее сердце, прикидывала, успеет ли она, случись что, метнуть кинжал в Михая. Должна успеть….

Собеседники меж тем закончили рассуждать о ловле трески на северном побережье Эланда и прелестях добычи китов, о которой Михай не имел никакого понятия, а также обсудили осеннюю охоту на горных быков, в которой Рене разбирался, как Академик в эльфийской магии. Два герцога любезно смотрели друг на друга, Роман механически отметил, что Рене почему-то вырядился в роскошный придворный костюм. Хотелось бы верить, что он догадался надеть под него кольчугу. Неприязнь эльфа к тарскийцу била через край, хотя до случая с Маритой она была необъяснима. Повелитель Тарски был вежлив и приветлив, но не навязчив. Он не пытался вынюхивать тайны, не спешил сделать свою дочь наследницей короны, неглупо рассуждал о будущем Благодатных земель и о роли, которую может в ней сыграть крепнущая Таяна в союзе с Эландом и Тарской. Баловался Запретной магией непонятного поисхождения? Но уж это-то либр грехом не считал…

По законам политики и здравого смысла Михаю следовало верить — без Таяны маленькое, затерявшееся на краю Последних гор государство было обречено на прозябание, а поскольку в жилах Михая не текла кровь Волингов,[68] он навсегда остался бы изгоем среди династических семей. И все же… Чутье подсказывало Роману, что Михай — враг. Страшный, коварный, практически неуязвимый. История с девушкой лишь подтвердила его догадки. И вот теперь этот странный ночной тет-а-тет с Рене.

А адмирал рискует! Уединиться в крыле замка, куда неделями не заглядывают даже слуги, избрать единственным поверенным влюбленную девчонку. Да, эландец бесподобный фехтовальщик, но, когда имеешь дело с подлостью, шпаги мало. Тем не менее Роман решил позволить Рьего довести его план до конца. Не будет же тот всю ночь болтать о касатках и полосатиках! И действительно, адмирал сменил тему. Небрежно поигрывая своей черной цепью, странно выглядевшей на отороченном пышными кружевами камзоле, Рене заметил:

— Вы, кажется, не очень хорошо знали умершего кардинала?

— Да, вопросы религии меня не слишком занимают. Но вы, мой друг, задаете вопрос весьма странный для эландца, ведь в ваших скалах до сих пор в почете старые боги.

— Моя семья принадлежит к Церкви. По крайней мере, формально. А Иннокентий был моим другом с детства. Мне очень неприятно, что его убили.

— Вы полагаете, это убийство, но ведь Его Высокопреосвященство долго болел?

— Он болел всю жизнь, но мог бы пережить нас с вами, если бы ему это позволили. Вы, вероятно, удивитесь, если узнаете, что бедняга вел дневники и оставил их мне, с тем чтобы я прочел его записи или уничтожил в зависимости от обстоятельств его смерти.

— И вы?

— Разумеется, прочел. Там есть любопытные куски. И они, между прочим, касаются вас…

— Что же обо мне пишет покойный?

— Что вы человек умный, жестокий и коварный.

— Я этого и не отрицаю.

— Что вы ведете свою игру. Что вы не верите в Творца, но стараетесь показать другим, что весьма набожны…

— Что поделать, такова участь правителя. Вы, я полагаю, знаете об этом не хуже меня.

— Верно. Но я не интересовался Агва Закта, не заводил туманных бесед о якобы терзающих вас опасениях, не отсылал отца-эконома под надуманным предлогам и не оставался один в ризнице. Кстати, случай с дочерью эркарда также наводит на размышления. Вы ведь испугались, когда увидели ее на балу. Испугались, что она упадет и умрет. — Рене говорил спокойно и монотонно, но у Романа по спине пробежал холодок. Игра с огнем началась. — Вы прекрасно знаете, — Рене продолжал в упор глядеть на собеседника, — что именно церковным ядом были отравлены бедняга эркард и сам Иннокентий, а в ковчежце находилась безвредная подкрашенная вода?

— Нет, таких подробностей мне не сообщили.

— А зачем сообщать что-то тому, кто и так все прекрасно знает?

— Святая Циала! — Михай рассмеялся, но несколько напряженно. — Вы умный человек, подумайте — неужели нескольких минут мне бы хватило для того, чтобы найти ковчежец, открыть его, заменить яд и поставить его на место? Я польщен, герцог. Вы так высоко цените мою ловкость.

— Нет, не ловкость — хитрость. Вам было довольно вместо одного ковчежца положить другой, заранее приготовленный.

— Откуда бы я его взял?

— Нуарт — непревзойденный мастер, не правда ли, герцог?

— Говорят, что так, но мы в Тарске не так уж хорошо знаем здешних ювелиров.

— Не скромничайте, Михай. То, что вам нужно, вы знаете великолепно. В прошлом году вы с дочерью прибыли ко двору Таяны (тогда Стефан был здоров, Зенон не собирался сбегать, а кардинал — умирать). К празднику Всех Отчаявшихся Заступника известный своей скупостью в той же степени, что и своим мастерством, старейшина цеха ювелиров Нуарт явился к кардиналу и поведал ему о своем намерении отлить за свой счет и из своего серебра для церкви Великомученика Эрасти новые кадильницы, взяв за образец изделия старых мастеров. Таких в Таяне оказалось не столь уж много, в том числе и пресловутый ковчежец, который церковники с готовностью показали благочестивому мастеру. Я думаю, Нуарт изготовил не только кадильницы, но и ковчежец, причем заказ этот был сделан им явно не в убыток.

— Ну и спросите его…

— Вы лучше, чем кто бы то ни было, знаете, что старый ювелир мирно скончался в кругу семьи в начале зимы.

— Это очень интересно, но я не понимаю, при чем тут я. Да, возможно, вы правы, и кто-то действительно подбил Нуарта изготовить копию вместилища яда, затем отправил мастера к праотцам, после чего пустил Агва Закта в дело. Скорее всего так все и было, но при чем тут я, зачем мне это понадобилось?

— Я и устроил нашу встречу, Михай, чтобы вы мне обо всем рассказали, — голубые глаза яростно блеснули. — Что вы сделали с Зеноном, зачем хотите уничтожить Стефана и меня… ведь эркард погиб по ошибке, не правда ли? Бедная Марита засмотрелась на золотоволосого красавца и перепутала кубки. — Рене взял ближайшее к нему яблоко, поднес к глазам, а потом несколько раз подкинул в воздух.

— Агва Закта — вещь любопытная. Иннокентий мне рассказывал, что человек, принявший яд, не зная об этом, кажется умершим от болезни, которой он давно страдал. Единственный след — синеватые пятна между пальцами, исчезающие вскоре после смерти, но об этом знают редкие медикусы. — Рене выронил яблоко, ловко поймал его над самым полом и, небрежно обтерев о кружевную манжету, запустил зубы в сочную мякоть. — Так на чем бишь я остановился? Ах да, на свойствах яда.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});