Cага о Бельфлёрах - Джойс Кэрол Оутс

хотя родные пытались отговорить его — разве это не самоубийство? А самой странной была разыгранная смерть, или так называемое «убийство» президента Линкольна, близкого друга Рафаэля — деда Ноэля (по крайней мере, по семейной легенде, которой Ноэль по определенным соображениям не доверял). Однако в семье считалось, будто Линкольн инсценировал собственное «убийство», чтобы таким образом избавиться от политических распрей и семейных неурядиц и провести последние дни в усадьбе Бельфлёров. Бедняга совершенно измучился от бремени, возложенного на него страной и собственными домочадцами, и тяготился совершенными преступлениями (война унесла тысячи жизней, и эту утрату нельзя оправдать никакой политической целесообразностью, а еще сотни мирных жителей угодили за решетку в Аризоне и других штатах, причем безо всяких судебных разбирательств, лишь по его высочайшему приказу). Говорили, будто Линкольн так измучился от жизни, что ему хотелось провалиться сквозь землю и навсегда исчезнуть… Поэтому в результате заговора (смысл которого Ноэль до конца не понимал), полностью оплаченного и продуманного Рафаэлем Бельфлёром, Линкольн-политик был «убит», а Линкольн-человек продолжал жить. Из всех видов самоубийства этот казался Ноэлю самым элегантным.)

На похоронах бедного молодого Фёра, столь нелепо погибшего на скачках, Ноэль, возможно самый хмельной из всех скорбящих (хотя его сын Гидеон тоже основательно нагрузился виски, и Ноэль с досадой думал: конечно, Гидеон еще молод и способен долго не поддаваться опьянению, этим даром и он сам обладал когда-то), поглаживал драгоценный пузырек и предавался мыслям о смерти.

Смерть. Как внезапно приходит она, когда ты совершенно этого не желаешь. И как нехотя приближается она, когда ее ждешь. Николас Фёр мертв: он неоднократно падал с лошади, дрался и вытворял Бог весть что, однако сейчас он мертв, а его несчастное тело изувечено. Были люди, кому Ноэль желал в свое время смерти — например, Варрелы, пока их всех не убили (в чем несправедливо обвинили Жан-Пьера); пара соперников — претендентов на руку и сердце Корнелии; проклятые враги его народа, против которых он воевал. Но он никого не убил. Ни единого солдата. По-настоящему он не желал никого убивать, не желал причинять смерть, и его беспокоило, что, возможно, когда придет время (а когда оно придет? Он уже немолод, зрение его подводит, лосося в озере не осталось, да и Фремонт стал прихрамывать), у него не хватит сил принять цианид, который он хранил столько десятилетий… Удивительно, что его дед Рафаэль прожил так долго. Вот же вредный старик. Богач и, однако, неудачник: и как политик, и как муж, и (по его собственному признанию) как отец. Конечно, ему хотелось умереть, все эти годы он прожил почти затворником, и компанию ему, наряду с книгами и журналами, составлял лишь Почетный гость (еще один незадачливый политик, с которым Рафаэль познакомился во время избирательной кампании, представитель той же партии, которому Рафаэль по причинам, ему одному известным, считал себя обязанным; по слухам, разумеется нелепым, этот бородатый пожилой мужчина был сам Авраам Линкольн!). Ведь ему наверняка хотелось умереть, думал Ноэль, только ему недоставало смелости или отчаяния, чтобы убить себя.

А вот ему, Ноэлю, смелости хватит. Когда придет время.

Но сейчас он смаковал виски и предавался воспоминаниям, и ему было недосуг даже уделить внимание Гидеону, хотя тот, похожий на ребенка-переростка, отчаянно нуждался в утешении. Ноэль сто раз сказал Гидеону, что случившееся в Похатасси — не его вина, в самом деле не его вина, и пусть он забудет об этом, а если забыть не получается (ведь Николас все же был Гидеону лучшим другом), то нужно вырвать из сердца это воспоминание — и прежде всего, он не должен чувствовать вину ни за эту победу, ведь она досталась им с Юпитером по праву, ни за то, что выиграл кучу денег. (Ноэль точно не знал размер выигрыша. Он подозревал, что Хайрам в тайне ото всех сорвал солидный куш, да и Лея в обиде не осталась. Сам же он выиграл скромную сумму — всего шесть тысяч долларов.) Однако потом Ноэль оставил Гидеона в покое и, не обращая внимания на ворчание супруги, пил виски, курил сигары, грубовато трепал по голове котят, щекотал им круглые животики и размышлял о прошлом, обо всем, что пошло наперекосяк. А ведь жизнь не только наперекосяк может пойти, удивлялся Ноэль, она умеет вязать узлы и складывать узоры, такие же причудливые, как на безумных лоскутных одеялах его сестры Матильды. (Ведь они и впрямь плод безумия. Все эти переплетающиеся, извивающиеся, рябящие в глазах расцветки! Его мозг просто не справляется с этим буйством. Ох, эти его сестрички — Матильда и Делла! Мысль о них причиняла боль. Может, ему вообще не стоит о них думать. Делла несправедливо обвиняла его в нелепой смерти своего мужа и даже спустя тридцать лет продолжала шипеть: «Убийца». Она — какова степень ее твердолобости! — даже обвиняла его в том, что Гидеон и Лея влюбились друг в друга и настояли на официальном браке, несмотря на то что были кузенами. А Матильда! Способная прекрасно поддержать беседу, беззлобная и даже благодушная, когда бы он ее ни навестил, однако совершенно точно тронутая — иначе почему она поселилась в этом старом охотничьем домике к северу от озера? Домик остался от кемпинга площадью пятьдесят акров, устроенного Рафаэлем для состоятельных гостей (один из них был член Верховного суда Стивен Филд, умудрявшийся сохранять эту должность за собой на протяжении трех неспокойных десятилетий, другой — промышленник Хейес Уиттиер, практически державший под контролем республиканскую партию. У него был умирающий от туберкулеза сын, которому исполнился двадцать один год, имевший при этом телосложение десятилетнего ребенка. И Рафаэлю пришло в голову, что северные леса — его северные леса — могут спасти юношу). Почему Матильда с упрямством фанатика-отшельника отстаивала свое одиночество, не принимала денег ни от Ноэля, ни от Хайрама, сама выращивала овощи и разводила тщедушных цыплят, выставляя себя на посмешище в деревне — деревне, носившей ее родовое имя! — скупая старое тряпье и продавая свои невообразимые одеяла, а иногда — яйца, домашний хлеб и овощи? Нет, он не станет о ней думать.)

Ох, может, разрешить себе думать о Жан-Пьере?

Во время судебного процесса над ним (нет — процессов, потому что первый закончился тем, что присяжные разошлись во мнениях) Ноэль не только сжимал пузырек в пальцах, но и вытащил его из кармана, раздумывая, не принять ли ему яд, если Жан-Пьера признают виновным,