Изумруды Урала - Николай Петрович Сироткин

приказал мне преследовать его, а сам начал спускаться к лагерю.

— Демьян его ранил?

— Нет, не похоже, я шел за ним верст десять, но следов крови не видел. Судя по направлению движения, он уходил в сторону Екатеринбурга, а верст за двадцать до города начинается полоса болот, которые я хорошо знал, вот там я мог его достать.

— И что же тебе помешало?

— Выстрел. Меня ранили в ногу, и я скатился в овраг.

— Получается, что он тебя перехитрил?

— Нет, стрелял точно не он. Он был впереди, и я видел его спину. Скатившись в овраг, я отключился, а когда пришел в себя, то уже была ночь. Утром я выбрался из оврага, там один склон был менее крутой. Мне повезло, что меня нашли охотники-манси, перенесли в свое зимовье, и вылечили.

— Демьян сказал, что ты преследовал раненого лося, и ты в точности повторил это, вернувшись, домой. Странное совпадение.

— Ничего странного, манси ходили в Невьянск к моей жене за деньгами, она им и сказала.

— Хорошо, Тимофей, живи, — сказал, поднимаясь Штейнберг, — а это тебе на лечение.

Он подошел к кровати и положил рядом на подушку десятирублевую ассигнацию.

— Мой тебе совет: держи язык за зубами, как только ты откроешь свой рот и проболтаешься, про скит и этот приток с камушками, ты труп. Все понял?

Тимофей, молча, кивнул головой.

Тут же появилась жена Когтева, проводила друзей и закрыла за ними калитку.

— Виктор, давай заедем на Нижнюю Пеньковку к охотнику. Сейчас прямо до пересечения улиц, а там налево.

Полчаса потеряли, уговаривая Матвея Сорокина отвести их завтра на речку Ельничную, осмотреть заброшенный и сгоревший скиты. Сложность заключалась в том, что идти предстояло пешком. Старый охотник согласился, только когда Соколов пообещал заплатить двадцать пять рублей. Договорились встретиться в четыре часа утра на перекрестке Торговой и Нижней Пеньковки.

— Теперь на кладбище, — сказал Штейнберг, вдыхая полной грудью свежий воздух, — сейчас прямо, до пересечения с Могильной улицей, а там повернем налево и до самого конца.

Могилы братьев Севрюгиных, несмотря на прошедшие четырнадцать лет, содержались в образцовом порядке, и дата смерти на всех трех крестах совпадала — 10 марта 1784 года. На свежих захоронениях купцов Протасовых различие в датах составляло две недели: 9 октября у Емельяна и 23 октября 1797 года у Демьяна. Штейнберг аккуратно записал все даты в тетрадь, и друзья вернулись на Торговую улицу в лавку Протасовых. Савосин уже ждал их, сидя на лавочке возле входа и, увидев подъезжающую коляску, быстро встал и отрыл ворота.

— Не извольте беспокоиться, все сделаю в лучшем виде, — сказал Савосин, принимая вожжи у Соколова, — лошадок распрягу, устрою на ночь и накормлю. Вы проходите наверх, ваша комната номер четыре. Через пять минут будет ужин.

Поднявшись по лестнице на второй этаж, друзья без труда нашли указанную комнату. Окна выходили на запад, и лучи заходящего солнца приятно освещали и прогревали помещение. Справа и слева располагались кровати, а посередине стол и четыре стула. Как и обещал Савосин, через пять минут на столе уже дымились две большие тарелки горячего мясного бульона, стояло огромное блюдо с расстегаями, две мясные кулебяки, каждая весом не менее пяти фунтов и дюжина запотевших бутылок холодного пива.

— Прошу к столу, — сказал расторопный приказчик, заканчивая сервировать стол и расставлять кушанья, — на десерт будут пироги с черничным и малиновым вареньем.

— Бог мой, Дмитрий, ты настоящий волшебник, — восторженно изрек Соколов, — организовать такой стол за столь короткое время в одиночку, это дорогого стоит. Теперь мне понятно, почему тебя так ценили Протасовы.

— Если меня и ценили, то я этого как-то не замечал, — с улыбкой на лице ответил Савосин, внутренне довольный похвалой. Вы кушайте, а пока по хозяйству — займусь вашими лошадками.

— Начнем, пожалуй, — сглатывая слюну, произнес Соколов, — а то у меня уже живот к спине прилип от голода.

— У меня тоже в животе урчит, — поддержал друга Штейнберг, — да и пить хочется.

— Вот с пивка и начнем. — Сказал Соколов, откупоривая бутылки и разливая пенистый напиток по бокалам. — Первый день нашего расследования, как я полагаю, прошел довольно успешно, вот за это и выпьем.

— Да, первый день оказался на редкость удачным, за это грех не выпить. — Поддержал друга Штейнберг.

За первым бокалом последовал второй, потом третий. Наконец, временно утолив жажду, перешли к бульону с расстегаями, а затем к кулебяке, не забывая периодически сдабривать все это изобилие очередной порцией пива. Поскольку поездка в Невьянск не предполагала поход в тайгу, то и одеты друзья были соответственно. Пришлось после ужина еще час проторчать в лавке, чтобы экипироваться надлежащим образом. Уставшие, но довольные они улеглись спать.

Глава 19. Невьянск, 13–15 мая 1798 года (воскресенье — вторник). Окончание

Дмитрий разбудил друзей затемно, сытно накормил, еще в дорогу дал узелок со всякой снедью и подвез до места встречи. Дед Матвей уже ждал их и, увидев, что они с транспортом предложил проехать еще версты две, до того места, где им нужно было сворачивать в тайгу.

— Дед, а ты почему без ружья? — Поинтересовался Виктор, увидев у охотника в руках только толстую суковатую палку.

— Старый я уже, мил человек, такую тяжесть на горбу таскать. Хватит и ваших двух ружей.

Отъехав примерно с версту от города, дед Матвей приказал остановиться. Путешественники спешились и гуськом направились в тайгу. Солнце еще не взошло, но видимость была хорошая, и маленький отряд, хоть и не так быстро, но все-таки продвигался вперед. Тут друзья поняли, почему старый охотник предложил идти пешком — густой ельник, молодой осинник и масса поваленных деревьев, где легко пройдет одинокий путник, создавали непреодолимое препятствие для лошадей. Оставалось удивляться, как старый охотник находит дорогу в этих дебрях. Часам к десяти дошли до реки и двинулись вниз по течению, идя левым, более пологим берегом. Речушка была неширока, максимум сажени две и глубиной не более аршина. Берега поросли ельником и путникам приходилось идти по узкой полоске между водой и зеленой стеной леса. Версты через три хвойный лес вдруг расступился,