Изумруды Урала - Николай Петрович Сироткин

был после возвращения.

— Первый раз, когда потеряли Тимофея Когтева, ходил хмурым и угрюмым, а второй раз, перед самой поездкой в Москву был весел и прямо светился от счастья.

— Хорошо, Дмитрий, пока у меня больше вопросов к тебе нет, если появятся, то мы еще заедем. Когда у тебя в лавке самая горячая пора?

— Так нет ее этой горячей поры. За весь день не больше десятка покупателей зайдут и все.

— Это при таком-то огромном выборе товара?

— Товара много, это вы точно пометили, только народ специально стороной обходит нашу лавку.

— И давно они так делают?

— Да, почитай уже полгода, сразу после той трагедии. Бесследно пропали десять местных жителей, а ведь у каждого родственники, друзья, знакомые. Люди считают, что в этом виноваты Протасовы, вот и сторонятся. Сейчас вроде все утихло, а поначалу даже стекла били, приходилось ставни держать постоянно закрытыми.

— А раньше торговля шла бойко?

— Не то слово. Вместе со мной подручным работал Ванька Колбанов, да двое мальчишек было на побегушках.

— А хозяева помогали?

— Так у них своих дел невпроворот. Отец — Емельян Иванович с утра до вечера пропадал на заводах, а сын — Демьян Емельянович постоянно в разъездах — занимался закупкой и продажей.

— А проживали они здесь?

— Нет, у них дом недалеко от Невьянска в деревне.

— А здесь второй этаж для кого?

— А это меблированные комнаты для приезжих.

— И много комнат?

— Всего восемь.

— Виктор, — обратился Штейнберг к Соколову, — может нам здесь остановиться?

— Я не против, надо же где-то переночевать. — Подал голос Соколов.

— Так что, Дмитрий, найдешь комнату для двух постояльцев?

— Не извольте беспокоиться, сделаем в лучшем виде.

— Значит так: подготовишь комнату и на ужин что-нибудь сытное, например мясной бульон с расстегаями и кулебяку.

— Водка, коньяк, шампанское?

— Лучше дюжину бутылок пива.

— Две дюжины пива и две мясные кулебяки. — Поправил его Соколов.

— Хорошо, две дюжины пива и две кулебяки. Ну и на десерт чего-нибудь сообрази.

— Может господа желают пригласить на ужин местных мадам, — приказчик лукаво улыбнулся, — так сказать, скрасить одиночество и приятно провести вечер?

— У вас что и «веселые девки» есть? — Оживился Соколов.

— А чем Невьянск хуже того же Екатеринбурга? Выбор конечно поскромнее, однако и мы не лыком шиты. Есть светленькие, черненькие, рыжие — особо рекомендую, очень страстные, просто огонь. Есть стройные, в теле и пышные. Есть сисястые и толстозадые.

По мере того, как Дмитрий расписывал достоинства местных женщин легкого поведения, с лица Соколова не сходила озорная улыбка, а в конце его буквально распирало от смеха.

— Напрасно вы смеетесь, многие любят сисястых и толстозадых.

— Дмитрий, ты не обижайся, — успокоил приказчика Соколов, с трудом подавив приступы безудержного смеха, — я не против, вкусы у всех разные. Ты все прекрасно расписал, и мы непременно воспользуемся твоим предложением, но только в следующий раз. Сейчас у нас много дел и нам просто необходим реальный отдых, а с «веселыми девками», сам понимаешь, разве нормально выспишься?

— Да уж, какой там сон.

— Вот и я о том же. Так что готовь постель и ужин.

— А это тебе задаток, — добавил Штейнберг, выкладывая на прилавок десятирублевую ассигнацию. Мы будем часа через три, не раньше. Успеешь все сделать за это время?

— Не извольте беспокоиться, все будет в лучшем виде.

Покинув помещение лавки, друзья вышли на свежий воздух.

— Ты что ржал как сивый мерин? — Спросил Штейнберг.

— Представил, как ты обхаживаешь сисястую толстозадую крестьянку.

— Почему обязательно крестьянку, здесь наверняка есть и купчихи и мещанки. И потом, с чего ты взял, что мне нравится именно такой тип женщин?

— Не обижайся, это я так — солдатский юмор.

— Да я не обижаюсь, просто многие судят по себе, вот я и подумал, что в данном случае ты приписал мне свои тайные желания.

Друзья остановились, посмотрели друг на друга и дружно рассмеялись.

Дом незадачливого охотника им показали местные мальчишки, за что получили серебряный полтинник и шумной толпой отправились в ближайшую лавку. Дом был обнесен высоким забором, а калитка оказалась запертой. На стук вышла высокая худая женщина в полинявшем сарафане, подпоясанная грязным фартуком. На приветствие Штейнберга она просто кивнула головой.

— Чего надо?

— Тимофей Когтев здесь проживает? — задал вопрос Штейнберг.

— Ну.

— Ты не нукай, а отвечай, как положено, когда тебя спрашивают представители власти. — Не сдержался Соколов.

— Какие такие представители?

— Полиция! — спокойным голосом сказал Штейнберг, сглаживая накалившуюся атмосферу. Нам нужно допросить Тимофея Когтева, и мы можем вызвать его в Екатеринбург, но поскольку он не совсем здоров, мы приехали сами. Он ответит на наши вопросы, и мы оставим вас в покое.

Немного подумав, женщина посторонилась.

— Заходите. — Пробурчала она себе под нос, пропуская непрошеных гостей, и закрывая за ними калитку.

Штейнберг и Соколов гуськом двинулись за хозяйкой по узкой, выложенной битым камнем тропинке к дому. Поднявшись на высокое крыльцо и пройдя через заставленные всяким хламом сени, они попали в горницу. Вдоль правой от входа и дальней стене были закреплены широкие лавки, а с лева располагалась большая русская печь и дверь в соседнюю комнату, вероятно спальню, куда сразу удалилась хозяйка. Из мебели, кроме лавок был еще небольшой стол, возле которого, опираясь на суковатую палку, стоял высокий худой мужик. Штейнберг несколько растерялся, поскольку знал, что Когтеву чуть больше лет тридцать, а стоявший перед ними выглядел на все пятьдесят. Бледное изможденное лицо, глубоко запавшие глаза с темными кругами и впалые щеки, явно свидетельствовали о проблемах со здоровьем.

— Ты Тимофей Когтев? — Спросил Штейнберг у сидевшего на лавке мужика.

— Да. А вы кто такие? — Тихим голосом явно больного человека спросил Тимофей. Казалось, каждое слово дается ему с большим трудом.

— Полиция!

— Из Екатеринбурга?

— Нет, из Петербурга.

— А документы у вас есть?

Штейнберг подошел к