Осень патриарха. Советская держава в 1945–1953 годах - Спицын Евгений Юрьевич

При этом, как считают ряд историков (Б.С. Илизаров[230]), в те же годы особый интерес к теории Н.Я. Марра проявлял и лично И.В. Сталин, правда не столько из простых, сколько из сугубо политических соображений. В первую очередь он якобы пытался использовать его как маститого этнографа и лингвиста, способного оказать реальную поддержку сталинской национальной и языковой политике. Во вторую очередь он использовал Н.Я. Марра как специалиста в области бесписьменных народов, способного быстро решать практические задачи разработки новых алфавитов, а главное, участвовать в разрешении вопроса о будущем едином языке и едином общемировом алфавите. Наконец, якобы генсек пытался использовать Н.Я. Марра не только как признанного гуру в области советского языкознания, но и как «своего человека», способного помочь овладеть последним бастионом «буржуазной автономии», то есть Академией наук СССР. Между тем, как справедливо указал тот же С.И. Романовский,[231] сейчас подобного рода оценки не имеют особого значения, поскольку важно понять то, что вплоть до начала 1950 г. все сочинения академика Н.Я. Марра и его учеников воспринимались властью и официальной наукой как вершина советского, подлинно марксистского языкознания. При этом традиционная лингвистическая компаративистика (сравнительно-историческое языкознание) и особенно индоевропеистика были признаны особо вредными «буржуазными лженауками», которые идеологически обслуживают колониализм и расизм.

Более того, ещё при жизни Н.Я. Марра был опубликован целый сборник «Против буржуазной контрабанды в языкознании» (1932), где разгромной критике и прямым политическим обвинениям в «троцкизме» и «социал-фашизме» подверглись многие видные советские лингвисты, неоднократно выступавшие с резкой критикой «нового учения о языке», — профессора Е.Д. Поливанов, А.М. Пешковский, Н.Н. Дурново, Г.О. Винокур, Н.Ф. Яковлев и другие, а также молодые участники оппозиционной марризму группы «Языкофронт» во главе с Г.К. Даниловым, П.С. Кузнецовым и Т.П. Ломтевым.

Надо сказать, что многие советские и российские историки и лингвисты, которые специально занимался изучением марризма (В.А. Звегинцев, В.М. Алпатов, М.В. Горбаневский, И.М. Дьяконов[232]) и предметно анализировали его научное наследие, как правило, приходили в ужас от бессодержательности, беззастенчивой глобальности и откровенной бредовости «нового учения о языке». Им ничего не оставалось, как признать, что подобное «учение» можно было сочинить, только имея заведомо расстроенную психику. Однако «подобное оправдательное толкование» марризма отрицали ряд их оппонентов, в частности профессор С.И. Романовский,[233] который утверждал, что с психикой у Н.Я. Марра как раз всё было в полном порядке и больна у него была отнюдь не психика, а совесть. Именно она и «перестала контролировать его разум», который «стал рождать всеядных и ненасытных монстров». Вышло же это потому, что «академик Н.Я. Марр, не утруждая себя познанием сути марксистской доктрины, беззастенчиво вломился в марксизм и сотворил своё „новое учение о языке“ так, что марксизм стал восприниматься как почти тождественное отражение в зеркале языкознания».

Как считают ряд учёных (Г.А. Климов, В.М. Алпатов, Р. Лермит[234]), после смерти академика Н.Я. Марра многие советские лингвисты, которые всегда позиционировали себя как его ближайшие соратники и ученики, в том числе академики Н.С. Державин и И.И. Мещанинов, фактически отбросив самые одиозные черты «нового учения о языке», отказались от навешивания привычных политических ярлыков на своих научных оппонентов и развивали в русле традиционных научных исследований лингвистическую типологию, теорию синтаксиса и другие направления классической лингвистики. Обычным для этого периода стало чисто декларативное сохранение ряда ключевых положений марровского учения о языке, которые объявлялись теперь «недостаточно разработанными», а ряд его откровенно фантастическо-бредовых положений уже приписывались не почившему в бозе академику, а неким его «вульгаризаторам». Вместе с тем на целый ряд важнейших положений своего учителя, в частности происхождение всего человеческого языка из четырёх «диффузных трудовых выкриков» и отрицание традиционных языковых семей, его наследники так и не решились посягнуть, хотя «яфетические языки» вновь стали трактоваться чисто географически, то есть исключительно как кавказские языки, а конкретный поиск «четырёх элементов» в словах современных языков по сути дела прекратился. При этом многие работы того времени, в том числе таких авторитетных лингвистов, как профессор В.М. Жирмунский, по-прежнему чисто эклектически сочетали в себе отдельные идеи «яфетидологии» и традиционной лингвистики.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Однако вскоре после окончания войны, особенно с началом хорошо известной кампании против «безродных космополитов», натиск на противников марризма вновь резко усилился. Уже в конце октября 1948 г. на совместном заседании учёных советов двух академических структур — Института языка и мышления АН СССР и Института русского языка АН СССР — в ходе обсуждения доклада главы советских лингвистов академика И.И. Мещанинова «О положении в лингвистической науке» все антимарристы были поставлены к «позорному столбу» советской лингвистики. Причём, как утверждают ряд исследователей (М.В. Горбаневский, С.И. Романовский[235]), первую скрипку в очередном разгроме антимарристов играл не академик И.И. Мещанинов, а «два напористых марриста» — профессора Г.П. Сердюченко и Ф.П. Филин, выступившие с погромными докладами «Академик Н.Я. Марр основатель советского материалистического языкознания» и «О двух направлениях в языкознании». По итогам состоявшейся дискуссии всех противников марризма (в том числе уже давно покойных) — Алексея Александровича Шахматова, Александра Александровича Реформатского, Дмитрия Владимировича Бубриха, Виктора Владимировича Виноградова, Леонида Арсеньевича Булаховского, Арнольда Степановича Чикобаву, Афанасия Матвеевича Селищева и других — вновь обвинили в «буржуазном идеализме» и «наградили» ярлыком «реакционных лингвистов».

Более того, как установили В.М. Алпатов и П.А. Дружинин,[236] в начале ноября 1948 г. заместитель директора Института русского языка АН СССР профессор Ф.П. Филин, который к тому же возглавлял институтскую партийную организацию, подготовил обширную записку в ЦК ВКП(б) о «Состоянии и задачах советского языковедения», в которой настаивал на полном разгроме антимарристов, в том числе Московской фонологической школы, полном отказе от компаративистики, которую он назвал «идеалистической дребеденью», и другим «карательным мерам» в отношении научных оппонентов. Более того, опираясь на только что опубликованную сталинскую статью «Национальный вопрос и ленинизм», написанную вождём ещё в 1929 г., ряд ретивых публицистов стали срочно ваять новые теории в языкознании. Например, известный литературный флюгер Д.И. Заславский в одной из своих статей договорился до того, что, подобно тому, как «латынь была языком античного мира и раннего средневековья, французский язык — языком господствующих классов феодальной эпохи, а английский язык — мировым языком эпохи капитализма, так и русский язык станет мировым языком эпохи социализма».

По мнению многих современных авторов либерального толка (С.И. Романовский, Б.С. Илизаров, В.М. Алпатов[237]), «апогеем издевательств над противниками „нового учения о языке“ стал 1949 год», когда «все сторонники диалектического языкознания пошли в неконтролируемый разнос», а их многочисленные оппоненты (С.Б. Бернштейн, Б.А. Серебренников, П.С. Кузнецов и другие) стали подвергаться проработкам и гонениям, вплоть до увольнения с работы. Именно тогда с санкции высших партийных органов и при личном участии заведующего Отделом науки ЦК ВКП(б) Ю. А. Жданова, первого заместителя заведующего Агитпропом ЦК ВКП(б) В.С. Кружкова и главного учёного секретаря АН СССР академика А.В. Топчиева в печати началась шумная кампания борьбы с «безродным космополитизмом» в советской лингвистике, с рецидивами «буржуазной компаративистики», а главное — за окончательное утверждение монопольного статуса учения академика Н.Я. Марра как единственно верного «марксистского учения о языке». Так, уже в начале 1949 г. в агитпроповской газете «Культура и жизнь» были опубликованы две явно установочные статьи «За советское марксистско-ленинское языкознание» и «Об одной вредной теории в языкознании», которые принадлежали трём особо ретивым профессорам — Г.П. Бердникову, И.С. Брагинскому и Г.П. Сердюченко. Причём, как считают ряд историков (П.А. Дружинин, Б.С. Илизаров[238]), эта откровенно промарровская кампания «без сомнения велась с санкции» нового заведующего Агитпропом ЦК, главного редактора газеты «Правда» и секретаря ЦК Михаила Андреевича Суслова. Более того, тот же Б.С. Илизаров, признавая факт отсутствия «непосредственных доказательств», однозначно утверждает, что сама эта кампания началась по прямому указанию И.В. Сталина.