Реквием каравану PQ-17 - Валентин Пикуль

На вопрос официантки Брэнгвин ответил кратко:

– Уодки!

Женщина расправила комки денег, выбрала из них советские.

Потрясла бумажками перед носом Брэнгвина.

– That be enough,[22] – сказала она.

Ладонью он шлепнул ее под обширную кормушку, чтобы она развила узлы, спеша за водкой.

– Давай, давай, – поощрил он ее…

Брэнгвин пил русскую водку и смотрел через оконные тюлевые занавески на тот город, которого не существовало и к которому они все с каравана так тщетно стремились… Он видел руины, прах золы, разброс обугленных бревен. В завалах битого кирпича скрутились оплавленные в огне детские кроватки.

А за всем этим вставало и другое. Плыли еще перед ним маслянистые волны Атлантики, свистели в ушах струи воды. И не пол русской столовки был под матросом, а уходящая ко всем чертям корабельная палуба. Опять пикируют сверху… опять целят торпедой под мидель. Прорваться, проскочить, дойти!

Оп пропил все деньги, а ночью того же дня крейсер «Тускалуза» подхватил его в свои светлые отсеки, насыщенные гамом матросских голосов и прогретые паром воздуходувок.

* * *

Свою машину он оставил у ворот порта – пошел в контору.

Он сказал там, что хочет идти вторично в Россию.

– Со следующим караваном! Русским сейчас еще тяжелее, чем тогда, когда я пошел в первый рейс… Денег я им дать не могу. Пушку мне для них не построить. Так я помогу им делом!

И клерк, выписывая ему аванс за будущий рейс, сказал, как и тогда, при первой встрече:

– Только ненормальные могут идти сейчас в Россию…

– А наша Америка держится на ненормальных, – ответил Брэнгвин серьезно. – Вы все, слишком нормальные, даже президента Рузвельта считаете ненормальным… Ты потише, приятель, а то я сдую тебя в форточку!

За рулем машины он проскочил по улицам города. Сразу вырвался на центральную полосу автострады, которая была создана только для таких горячих голов, как его голова. Америка, его любимая Америка, теперь неслась перед ним, вытянутая от скорости в узкую, стремительную ленту, будто сшитую из ярких цветных лоскутьев. Относились назад, пропадая, фермы, коттеджи, щиты реклам, мосты и акведуки… Нужна была разрядка тому напряжению, в каком ему пришлось жить недавно!

Он до изнеможения вел машину на пределе, потом устал.

Сбавив скорость, переехал на крайнюю полосу…

Тут выяснилось, что нежность сердца приобретается только в замедленном движении, близком к волшебному покою. И ему вдруг захотелось повидать мать. Ведь он так редко вспоминал о ней, но душой всегда чувствовал, что она-то помнит о нем постоянно… Эта мысль ему понравилась, и Брэнгвин – через весь континент! – повел машину к дому своего детства.

«Где он, мой дом? – размышлял печально. – А что сказать матери? Ладно, она сама найдет первые слова…» Он ей сознается, что, когда ему стало однажды в океане очень кисло, тогда он поклялся себе, что вернется… «Как у тебя дела?» – «Ничего, мама, дела идут хорошо… Не надо ли тебе денег, мама? Я тут привез тебе немного… возьми!»

И тогда мать заплачет. И… может, он тоже заплачет.

Красивая девица подняла руку на перекрестке:

– Хэлло, парень! Ты меня подвезешь?

В дороге она полезла к нему с поцелуями, и к матери он так и не попал. В пьяном угаре разбил свою машину, прогулял с красоткой все деньги (теперь они казались ему легкими деньгами), и осенью его опять закачало и понесло вдаль по зыбким, ненадежным водам…

С грустью смотрел Брэнгвин, как пропадает за сеткой дождя берег его богатой и шумной родины.

«Ты прости меня, мама… Черт его разберет, как это получилось, но опять нам не пришлось повидаться».

* * *

Осенний океан – в предзимье – ненастен. Он – страшен!

Брэнгвин погиб в числе прочих на караване РQ-18…

Это был добропорядочный американец, не умевший сидеть сложа руки, когда другие дрались с фашизмом. Я не раз встречал подобных моему Брэнгвину, и я помню их белозубые улыбки, их сильные, трудовые ладони, расстегнутые на шеях цветные ковбойки, их желание понять нашу трудную русскую речь.

…Если же верить английским источникам, то караван РQ‑18 был отправлен в Россию «только напоказ – чтобы уменьшить гнев маршала Сталина»!

И прошли с боем

Хроника ТАСС (сентябрь 1942 года)

7 – За проявленную доблесть и мужество при доставке вооружения из Англии и США Указом Президиума Верховного Совета СССР награждены орденами СССР 12 офицеров и матросов королевского военного и торгового флотов Великобритании…

9 – Личный представитель президента США Рузвельта Гарриман выступил в Нью-Йорке с речью, в которой рассказал о своей поездке в СССР. «Русские не требуют, – сказал Гарриман, – чтобы с них сняли все бремя войны, а просят снять лишь достаточную часть бремени, чтобы конфликт был равномерно переделен между союзниками…»

* * *

Весь август контр-адмирал Фишер – сознательно или просто так – информировал Головко о проходе каравана на Мальту. Конечно, этот остров очень далек от Баренцева моря, но Арсений Григорьевич терпеливо слушал. Потери англичан в этом конвое, составленном из авианосцев, линкоров и крейсеров, были столь велики, что можно было ужасаться… Прослушав информацию о бедственном положении на Мальте, вице-адмирал Головко не забывал напомнить Фишеру:

– А как обстоит дело с выходом каравана РQ-18?..

Со стороны Арктики на океан, в преддверии зимы, стал наступать, ломаясь в грохоте, мощный ледяной барьер. По ночам корабли, проходящие там, видели, как небо жемчужно разгорается над паковыми льдами; работа радиостанций перебивалась треском от разрядов полярных сияний.

В первые дни сентября британская миссия в городе Полярном проинформировала командование Северного флота: караван РQ‑18 под вымпелом адмирала Бурнетта вышел из Лох-Ю, и сейчас вокруг него собирается эскорт. Линейных сил в прикрытии нет, в конвое следует авианосец «Авенджер», предпочтение отдано миноносцам и корветам охраны. Англичане считали, что немцам уже все известно и надо ждать выхода в океан «Тирпитца».

Но «Тирпитц» уже был на консервации. Он не вышел! Вдоль побережья Норвегии сейчас на больших скоростях двигались германские крейсера «Хиппер» и «Кельн», из Нарвика спешил «карманный линкор» «Адмирал Шеер». Британская подлодка «Тайгрес», вышедшая недавно из Полярного, нарвалась на эту эскадру так неожиданно, что проходящие корабли чуть не своротили ей перископы. «Тайгрес» выбросила торпеды безрезультатно…

Восьмого сентября британская миссия доложила, что караван РQ-18 производит дозаправку топлива в заливах Шпицбергена. А потом все началось… Контрадмирал Фишер сказал Головко:

– Нам пустили первую кровь. Не авиация – подлодки. Теперь следует ожидать, что придут самолеты.

– Постараемся предупредить эти удары с воздуха, – сказал Головко. – Наш флот нанесет превентивные бомбоудары по скоплению авиации противника. Хотя… вы знаете, контр-адмирал: эти бомбежки немецких аэродромов в Норвегии дорого обходятся нам по соображениям политическим. После каждого такого налета германские бомбардировщики взлетают в небо и начинают кидать бомбы на ярко освещенные города Швеции, приписывая все жертвы нейтральной страны действиям нашей авиации…

Тринадцатого сентября пришло известие о первых потерях. По сведениям британской миссии, немцы потопили 10 кораблей. 15 сентября над караваном продолжался воздушный бой. Немцы потеряли 7 торпедоносцев, англичане – 3 самолета, но корабли эскорта сумели спасти своих пилотов. Британская миссия внесла поправку: кажется, не 10, а лишь 2 транспорта потоплены противником.

– Один из них – ваш… это транспорт «Сталинград»!

В радиорубках Северного флота – настороженная тишина: берлинский диктор орет на весь мир о потоплении 19 судов в Баренцевом море… Удивительная путаница! Никак не разберешься, сколько же в действительности погибло кораблей.

– Этот конвой РQ-18, – говорит Головко, – мы не отдадим; флот будет драться за него… за каждый транспорт!

Британская миссия снова внесла поправку: потоплены немцами не 2 и не 10 кораблей, как было указано выше, а все 13! Если эта цифра окончательная, то потери каравана внушительны еще до его подхода к советской зоне. Будем надеяться, что, может, опять какая-то неувязка в британской информации…

Между тем мысли североморцев сейчас прикованы к той великой битве, которая начиналась возле стен Сталинграда. Было решено на флоте списывать на берег не больше семи человек с каждого корабля. В экипажах матросов быстро переодевали в гимнастерки, и отряды морской пехоты Северного флота уходили под Сталинград… Во главе одного из таких отрядов навсегда ушел и мой отец Савва Михайлович Пикуль – комиссар с Беломорской флотилии. Я не видел, как он ушел. Меня уже тогда закачало на палубах…

С тяжелым сердцем прослушав последние сводки Информбюро, в океан сейчас уходили корабли – навстречу РQ-18. Первыми ушли эсминцы «Сокрушительный» и «Гремящий»… Тогда пели: