Реквием каравану PQ-17 - Валентин Пикуль

– Весь воздух – на продутие! – заорал Зеггерс, натягивая на голову каску. – Прислуге орудия – к бою… Будем сражаться до конца как верные сыны матери Германии. Хайль Гитлер!

В рубке стало тесно от матросов, которые стояли наготове со снарядами в руках. Подлодка с шумом вырвалась на поверхность. Люк был открыт, и по трапу бросились все – к орудиям. Зеггерс выскочил первым. На мостике, расколотая от удара, лежала русская бомба. А весь мостик, все поручни, все решетки были забрызганы противной серо-желтой слякотью взрывчатого вещества, расквашенного давлением. Но тут Зеггерс перевел взгляд на сторожевик русских – и в ужасе онемел…

Прямо перед лодкой, бивнем нависая над ней, вырастал форштевень советского корабля. Выстрелить не успели. Сторожевик врубился им в борт, ломая стальные листы, и вдруг с хрустом застрял в корпусе лодки.

* * *

При таране на сторожевике все попадали с ног.

– Полный назад! – скомандовал командир в машину.

Винт рубил в ярости воду, корма елозила слева направо, но машина была не в силах вырвать корабль из клещей развороченной стали. Форштевень распорол на лодке отсек аккумуляторных «ям», куда хлынуло море, отчего в бурной химической реакции вода сразу закипела зловонными пузырями хлора. Сторожевик потянул противника за собой! Момент опасный, и было непонятно даже, что делать дальше…

– Полный назад! – кричали с мостика в машину.

Под навесом борта было не разглядеть, что делали враги, но зато была слышна их возня у пушки.

Противник решился на крайность – выстрелил, и снаряд, едва вырвавшись из пушки, тут же прошил борт и палубу корабля, свечкой вылетев куда-то в небо (он не успел взорваться). Машина работала на полных, но лодка не отрывалась. В отчаянии немцы стали бить снарядами в днище сторожевика. Это было страшно и для них – близкие взрывы сбивали в море людей, уже мертвых от контузии. Но на смену убитым из рубки выскакивали другие. Ожесточение опытного врага было невероятно. Битва шла на пределе человеческих возможностей.

– Вода в отсеках… заливает все! – доложили на мостик.

– Лишь бы оторваться… полный назад!

Сторожевик трясло от напряжения так, что с бортов слоями отлетала краска и пробка. Наконец последнее усилие машины чуть ли не с «мясом» вырвало нос корабля из подлодки, оставив в ее корпусе – открытой! – скважину пробоины. Все видели, как вода океана хлестала теперь туда, как в яму. Зловоние хлора стало нестерпимым. Но каждый моряк знает, что море заполнит только один отсек, после чего упрется в сталь переборки, и это еще не гибель врага!

А потому, едва оправясь, командир снова отдал приказ:

– Полный вперед… Будем таранить снова! Сработал в машине реверс, и винт закрутил воду в обратном направлении, гася инерцию заднего хода, снова устремляя корабль вперед – прямо на врага.

Но теперь – по удалении от подлодки – сторожевик сделался более уязвим. Враг бил по нему прицельно… В ослепительно белой вспышке разрыва ходовая рубка разлетелась в куски, жестоко раня палубные команды осколками металла и острой щепой дерева. На том месте, откуда только что раздавались команды, не осталось теперь ничего. А упавшая мачта в гармошку раздавила трубу. Дым пополз вдоль палубы, удушая людей…

Володя Петров лежал на развалинах мостика, а над ним качалась бездонная масса света и воздуха. С трудом он перевел глаза ниже. Вместо ног у него тянулись по решеткам красные лоскутья штанов. И это было последнее, что он увидел в этом сверкающем мире.

Вздрагивая под снарядами, сторожевик шел дальше.

Он шел прямо. Никуда не сворачивая.

Так, как ему велели люди, которых уже не существовало.

* * *

Ральф Зеггерс кричал через люк – в глубину поста:

– Лево! Лево… еще левее… клади руль до упора!

Ставя лодку кормою к противнику, он хотел избежать тарана. Узкая, как лезвие ножа, субмарина могла спастись – корабль мог промахнуться. Но сторожевик (без мостика, без командира) настиг подлодку. Его изуродованный форштевень снова полез на врага, круша его в беспощадной ярости разрушения.

Последним проблеском сознания, почти автоматически, Зеггерс отметил, что в кормовых аппаратах только одна торпеда, а другие уже расстреляны. Но и одной хватило на всех, когда она сработала от удара корабля.

Гигантский гейзер пламени, воды и обломков вырос над океаном. Грохочущей шапкой он накрыл два корабля, сцепившихся в жесточайшем поединке. Когда же взрывы осели, вместо лодки осталось только жирное пятно мазута и качало вокруг ошметки тел вражеских подводников. А из этого пламени, из туч дыма, отряхивая с себя тонны воды, вдруг вышел сторожевик…

Теперь он двигался, прессуя волны красной своей переборкой. Под его днищем волочились остатки раздробленного полубака – с каютами, маляркой, провизионкой, с цепным ящиком и якорями, которые вытянулись на цепях до самого дна. Но корабль шел вперед, как и было приказано ему с разбитого, несуществующего мостика. Исполняя этот приказ, машина корабля стучала, стучала, стучала… даже без перебоев!

Борта дребезжали листами рваного железа. На качке двери корабля сами собой открывались и закрывались. Внутри отсеков из-под сорванных взрывами люков били упругие струи воды, которая быстро разбегалась по коридорам. Корабль колотило в страшной вибрации. Все звенело, трещало и быстро разрушалось в агонии стали, дерева, резины, огня и пара.

С грохотом, отметившим его конец, сторожевик вдруг начал прилегать на борт словно в изнеможении. Задымив вокруг себя волны, он в рывке последнего крена вдруг побросал с палубы в воду все пушки, все кранцы, все шлюпки, всех мертвых, всех живых… так, будто они мешали ему сейчас.

В красную переборку билось море!

Плавающие вокруг люди вдруг увидели пузатое черное днище корабля, над которым в бессильной ярости еще крутился винт, безнадежно стегая воздух. Внутри перевернутого корабля стучала, стучала, стучала машина… И казалось, не будет конца этой неутомимой жажде корабля: жить – только бы жить!

Со стучащей машиной, непобежденный, он ушел в океан.

Сталин – Черчиллю

Усталые корабли, которым удалось сберечь себя, уже втягивались в протоку Маймаксы – в главный судоходный рукав северодвинской дельты. Я помню эти пасторальные берега, в крупных и чистых ромашках, помимо буро-шоколадных коров, которые, стоя по брюхо в воде, мычали на проплывавшие корабли, и потому я отлично прочувствовал фразу английского обозревателя: «Жители некоторых расположенных на берегах деревушек шумно приветствовали проходившие корабли». Да, наверное, так оно и было – от околиц своих деревень колхозницы махали нашим эсминцам, почему бы не помахать и союзникам? Правда, караваны РQ во время войны были строго засекречены, и наши крестьяне, завидев суда иностранцев, вряд ли могли тогда знать, что мимо их деревень плывут остатки разгромленного РQ-17… У самых причалов Архангельска, когда перед моряками открылась обширная панорама города, его зеленые бульвары, рассудок одного американского матроса помутился от счастья – он бросился за борт! Корабли уже подавали швартовы. Началась разгрузка. «На кузовах десятков машин „Скорой помощи“, как только их вытаскивали из трюмов одного из судов, русские рабочие тщательно выводили краской надписи: «Подарок от жителей Плимута». Американский атташе из Архангельска сообщал Рузвельту: «Сейчас здесь 1200 пострадавших моряков всех национальностей, 500 из них – американцы». Я помню это время, и в памяти сохранилась набережная Северной Двины, а на всем ее протяжении, пристроясь на камушках возле воды, сидели на корточках англичане, американцы, арабы, негры, малайцы и филиппинцы… они стирали свое белье! Дело житейское. А над той дорогой океана, которую они проделали, добираясь в Россию, уже клубились тучи политических бурь …

* * *

23 июля И. В. Сталин дал ответ У. Черчиллю на его послание от 18 июля… Вот что он писал премьер-министру Англии:

«Наши военно-морские специалисты считают доводы английских морских специалистов о необходимости прекращения подвоза военных материалов в северные порты СССР несостоятельными. Они убеждены, что при доброй воле и готовности выполнить взятые на себя обязательства подвоз мог бы осуществляться регулярно с большими потерями для немцев.

Приказ Английского Адмиралтейства 17-му конвою покинуть транспорта и вернуться в Англию, а транспортным судам рассыпаться и добираться в одиночку до советских портов без эскорта наши специалисты считают непонятным и необъяснимым.

Я, конечно, не считаю, что регулярный подвоз в северные советские порты возможен без риска и потерь. Но в обстановке войны ни одно большое дело не может быть осуществлено без риска и потерь.

Вам, конечно, известно, что Советский Союз несет несравненно более серьезные потери. Во всяком случае, я никак не мог предположить, что Правительство Великобритании откажет нам в подвозе военных материалов именно теперь, когда Советский Союз особенно нуждается в подвозе военных материалов в момент серьезного напряжения на советско-германском фронте…»