Своё никому не отдам - Сергей Калашников

Зато окороков накоптили сверх меры, они уже пованивают. И чем их от запаха оттирают приказчики ваши? Беды эти и убытки оттого, что нет между вами ладу. И ни в жисть не будет потому, как от жадности своей даже выборного своего старшину слушать никто не желает. Посему Тимофея главным над вами ставлю. Он все подношения в казну отдаёт, так что сразу деньгами подкуп ему несите — ну неудобно нам продавать дары драгоценные, да и недосуг.

Так вот Тимофей и станет говорить, чего привезти потребно, и откуда какой товар забрать. Сами ему отписывайте, что замыслили или от чего избавиться хотите, а он покупателя найдёт из других, кто товару ищет. Капитан порта про то ведает и про суда, что пришли, тоже доносить станет, и купцам иноземным дорогу в купеческое присутствие покажет. А там — хотите сами договаривайтесь, хотите — суда от него требуйте. Или совета. Или приказа. Права ему на это моею волей дадены.

Всё, господа. Более не задерживаю, а коли что неясно — вот вам доверенный мой и городского головы Тимофей Безродный. Его спрошайте, — на том Гриц закончил и быстренько ушёл.

Тимоха — тот самый в недавнем прошлом холоп боярина Чухнина, с которым он схлестнулся, когда первый раз в дом тогдашнего воеводы наведался. Подрались они даже. Парня этого он выделил за стремление во всё совать свой нос, из-за которого, собственно, и не поладили они. Вот теперь его он и «подставил» разбираться в начинающихся купеческих войнах. А про то, что всё знает — соврал, конечно. Поди, разберись в этом паучином клубке.

Просто немного страху нагнал, и назначил место для разборок. Так всё же немного лучше, чем когда одна группа негоциантов собирается против другой, а третья исподтишка им подгаживает. А если Тимоха и не сумеет сбалансировать интересы этой публики, то, во всяком случае, хотя бы сведений соберёт больше. Ведь приструнить эту братию придётся обязательно. Ещё придумать бы как! Ох, не кончаются хлопоты, не иссякают заботы.

Ну, ничего. Батюшка-царь сюда едет. Вот тогда будет ему на орехи.

Подставив лицо солнцу, готовящемуся нырнуть за правый холм, юноша задорно прищурился. Будь, что будет. Он делает то, что полагает должным, и ответит сполна, без скидки на годы.

Глава 20. Знакомство

Клубы порохового дыма от приветственных салютов рассеивались неохотно. Из образовавшейся трудами флотских канониров дымки Его Величество, словно соткавшись из тумана, появился на устеленном ковром трапе и огляделся. Жена-царица на пирсе склонилась в пристойном поклоне. Старший сын в парадном мундире морского офицера смотрит соколом. Дочка-красавица в платье на иноземный манер с обручами под юбкой и пышными рукавами. И младшенький тут — долговязый прыщеватый подросток, разодетый в парчу и бархат. Считай, в сборе вся семья. Только второй сын всё ещё на чужбине превозмогает искусство кораблестроения. Ну да он тоже в порядке.

— А это что за лешие? — взгляд самодержца упал на солдат, что сдерживают толпу.

— То гвардия твоя, государь. Ендрикская, — как и пристало, младший сын отвечает. Он этой земли хозяин, с него и спрос.

— Гвардия моя Ендрикская всегда со мной. После боёв на Бутурлине только одна рота от них осталась, но бойцы прекрасные. Кто их обучал?

Гриша указал рукой на командира гарнизона, а тот, повинуясь жесту, отрекомендовался:

— Поручик Тыртов.

— Что же, полковник, если и эти подготовлены не хуже, могу только порадоваться. Покажете их на учениях?

Ошеломлённый офицер невольно замешкался, и ответить пришлось Грише:

— Послезавтра, государь.

— А завтра у нас что?

— Пушечная пальба.

Царь снова осмотрелся.

— А немного народу здесь живёт.

— Тут только некоторые, остальные ждут вдоль дороги, Чтобы поклониться тебе пристойно, не наступая друг другу на ноги. Экипаж готов, если прикажешь.

Открытая коляска на брусодорожном пути, давно уже подведённом к причалам, ждёт седоков.

— Что же, пусть запрягают, да и поедем уж.

— Не будет лошади, батюшка. Лучшие люди города собственноручно повезут.

— Слыхал я, сынок, про чудачества здешние, но, право, на лошадке мне было бы привычнее.

— Голова городской лошадей в город не пускает, так что все телеги от самой заставы, люди возят. А как про твой приезд услышали, так за право в оглобли встать большой спор был. Ведь, как ни крути, больше чем дюжине человек там никак не поместиться, да и то ноги друг другу отдавят. Ты уж не отказывай им, окажи честь.

Иван Данилович пожал плечами и прошёл к экипажу. Подсадил супругу и дочку, сам забрался.

— Поехали, коли так.

Горожане вытянулись вдоль дороги, но не вплотную. Солдаты, растопырив пустые руки, увещевали их не лезть уж совсем близко. Так что личная гвардия беспрепятственно двигалась по обе стороны, никого не тесня. Поклоны, реверансы, книксены — всяк на свой лад приветствовал царя. Кричали здравицы и просто добрые пожелания. На редкость чинно и без всякой давки. Не собралось толпы, каждого видать и слыхать, даже словечком перекинуться можно. Есть знакомые лица, но и новых много. Не первый раз Его Величество здесь.

— ЧуднО тут у нас, — только и сказал государь, когда на заставе впрягли на положеное место лошадь, рассадили гвардейцев на оснащённые многими лавками тележки, расставленные спереди и сзади, да и поехали.

Гриша не видел папеньку около трёх лет. В последний раз, когда баюшка приезжал сюда, ему было двенадцать. А нынче уж пятнадцать скоро исполнится. Он сильно вытянулся и даже сравнялся с родителем ростом. Но перемена в отце не связана с этим. Раньше этот человек был для него воплощением уверенности и мудрости. Средоточием силы, можно сказать. Теперь же он видит перед собой воплощение любопытства. Терпеливого исследователя, изучающего… что? Или кого?

— Слышал я, женился ты, сынок.

— Да батюшка.

— Когда же избранницу свою мне покажешь?

— Завтра.

— До пальбы из пушек, али опосля?

— Вместе они будут. Пушки и лада моя. Они всё время вместе.

* * *

Князя и княжну Берестовских представлять не пришлось — знаком с ними царь. На княгиню Любаву глянул приветливо, а вот зятя своего Селима Ахмедыча взором гневным окатил с головы до ног. Слов же не молвил никаких. Удалился в свои покои после обеда и больше не выходил. Царица только изредка заглядывала на кухню за напитками и ужин на подносе самолично мужу отнесла. А потом настало утро.

* * *

На берегу пустынно. Где-то тут Гришины гвардейцы таятся, но их не вдруг разглядишь. Маскируются. Батюшкины же охоронители в своих шитых серебром голубых мундирах, держатся на виду, но поодаль. Стражи уже столковались между собой кто где и что делает. Земляки, как-никак.

Галера бежит километрах в пяти. Отсюда с возвышенности через установленную на треноге большую зрительную трубу её прекрасно видно. И также видно, как за ней тянется на буксире деревянный щит с нарисованными концентрическими окружностями.

— Это что, жёнка твоя в самую серёдку снаряд собралась влепить?

— Нет, папа. Только вокруг всплески будут, ну, может, попадёт один случайно, — они тут вдвоём и официоз излишен.

Голоса, сообщающие данные для стрельбы, слышны отчетливо, а вот орудия не видно. Вернее, царевич отлично знает, где оно, поэтому способен угадать. Отец же ничего не спрашивает. Он — само терпение.

Выстрел.

Пауза.

Чуть погодя всплеск, и сразу же вслед за ним снова выстрел.

В трубу видно, что второй лёг заметно ближе к цели, и последующая серия продолжала вставать водяными столбами вокруг щита, не задев его, впрочем. Потом корабль-буксировщик принялся разворачиваться на второй заход, чтобы пройти уже на километр ближе.

Снова заговорило орудие, давно выдавшее себя густыми клубами дыма, однако по прежнему невидимое само по себе. На этот раз болванки несколько раз попали в мишень, и следы от пробоин различались отчётливо.

С трёх километров был только один промах, а с двух попадания уверенно ложились в центральную часть щита, что лишь подчеркивалось концентрическими окружностями.

— Довольно, — вдруг остановил демонстрацию батюшка. — Какая тут дистанция? В милях назови.

— Одна. И кабельтов. Ровно два километра.

— Веди меня на батарею.

Прошли на чуть обниженную ровную площадку в сотне шагов правее по берегу. Четырёхметровый ствол, устроившийся в футляре из железных уголков со множеством укосин. Сзади салазки около метра длиной. Солдатики в пятнистой форме только покосились в сторону подошедших. Заняты они нынче. Ящики, бочонок, лёгкий дымок фитиля. Наташка смотрит, ожидая распоряжений. Но государь молчит. Он вообще нынче неразговорчив.

— Работайте по плану, — Гриша не выдержал затянувшейся паузы и махнул рукой.

— На буссолях, данные!

Справа и слева прокричали две цифры. Никем не примеченный плашетист сообщил третью, после чего наводчик что-то подкрутил и, прильнув к прицелу, пошевелил в нём ещё одно место.