Факел Новороссии - Павел Губарев

Я предсказал сопротивление старой власти и ее попытки совершить так называемую «аппаратную контрреволюцию» путем занятия должностей и «вылизывания определенных частей тела некоторым деятелям ДНР». Я обещал стоять до конца за народ и идти до полного установления народовластия.

Ночь с 1 на 2 июня считаю еще одной своей датой рождения.

Тогда кто-то выстрелил из подствольного гранатомета в окно моего кабинета на девятом этаже теперь уже бывшей областной администрации. Одна из двух выпущенных гранат попала в двадцати сантиметрах от окна. Взрывом повышибало стекла в окнах на всем этаже.

Там, в резиденции правительства ДНР, располагалось наше Мобуправление. Целились же явно в мое окно. Кто это был? К тому времени в Донецке почти свободно шастали диверсионно-разведывательные группы ВСУ и правосеков. Вполне возможно, что палила одна из таких групп — по светящемуся в ночи окну. Но после этого покушения мы предпочли уйти из здания правительства и перенести Мобуправление целиком на базу ополчения, в бывшее управление СБУ на Щорса.

Тогда я еще не знал, что впереди меня ждет еще один «день рождения» — второе и намного более серьезное покушение. Но об этом позже.

Лето на грани отчаяния

Июнь принес новые ожесточенные бои под Славянском. У наших противников мало-помалу набирались силы и опыт, выстраивалась структура новой армии, появлялась пусть и не самая лучшая, но структура тылового обеспечения. «Самостийные» организации везли свои гуманитарные грузы силам АТО.

3 июня 2014-го каратели ворвались в Красный Лиман, резко осложнив положение Славянска. Наши несли большие потери от огня врага с воздуха. Против обороняющихся действовали то штурмовики-«грачи» (Су-25), то боевые вертолеты. Своей авиации у наших нет, зенитных средств — кот наплакал. С верхних этажей домов на окраинах Славянска можно было с помощью бинокля видеть, как на открытых позициях стоят пушки и бронетехника карателей. И как укровоины гоняют там в футбол. Они не боялись ни ударов с воздуха, ни артиллерийских ударов со стороны стрелковцев. В отчаянном положении оказываются семьи местных ополченцев: они воюют, для этого уйдя с работы. Но их семьи остаются без средств к существованию. Стрелков пытается предпринять отчаянные меры: издает приказ, по которому предприятия Славянска должны сохранять зарплаты работникам, пошедшим в окопы. Но в осажденном городе сами предприятия ложатся на бок. Славянск остался без воды.

Мы тогда делали все, что могли, для помощи гарнизону Славянска. Через систему Мобуправления отправляли в Славянск до тридцати человек в день. Помогла наша фильтрация волонтеров от уголовников. А если мы кого-то и пропускали, то на месте их быстро выявляли — и на пять дней отправляли на рытье окопов и строительство укреплений. А потом — отвозили обратно. Благодаря этому ополчение в Славянске было самым отборным. В первой волне ополченцев были люди за сорок, воспитанные в СССР и помнившие единую страну. Второй волной были русские патриоты, националисты, красные, евразийцы. Очень много православных бородачей. На удивление немало шло женщин. Они кормили ополчение, вели его хозяйство. А вот третьей волной пошла молодежь. Особенно 28–29-летние местные ребята, особенно когда Стрелков отошел в Донецк. Но это будет позже…

А в тылу ДНР уже начался экономический развал. Конечно, то были еще цветочки, еще Киев не ввел той блокады, что началась в декабре. Еще как-то люди получали пенсии и зарплаты от украинского государства. Еще работала банковская система и можно было как-то снять деньги с банкомата. Но уже ощущалась нехватка денег у населения. Магазины пока не опустели, но покупать товары и продовольствие в них люди могли все меньше и меньше. Приведу отрывок из воспоминаний врача Алексея Муратова, уж больно хорошо он описывает жизнь в ДНР в то лето.

«…Учительница литературы стучала по доске мелом:

— Запомните на всю жизнь! Проверочное слово для „винегрет“, как ни странно, слово „веник“. Веник совершенно не похож на винегрет. В венике куча, как правило, одинаковых прутьев, плотно связанных одной или несколькими целями, то есть цепьями, то есть веревками. Веник очень трудно сломать. В винегрете всего понемногу, все перемешано и нужен он только для того, чтобы его съесть. И поэтому там все наоборот. И пишется соответственно наоборот. Вторая буква И, четвертая Е — запомните на всю жизнь! ВЕнИк— не вИнЕгрет!

Учительница литературы превратилась вдруг в тарелку с этим самым винегретом. Картошечка, капусточка, лучок, мелко порубленная свеколка придавала всему этому великолепию приятный розовый оттенок, явственно ощущался тонкий аромат любимого нерафинированного подсолнечного масла. Видение было настолько реальным и аппетитным, что Михаил уже начал шарить рукой в поисках вилки. Рассердился на безуспешные поиски и… проснулся. На невыключаемом по привычке сотовом телефоне посмотрел время. Вставать через 23 минуты. Михаил встал и, светя телефоном, прошел на кухню. Открыл холодильник. В холодильнике на второй полке стояла начатая пачка местной артемовской соли. Внизу в пакете с килограмм картошки, одна луковица и две морковки. Рядом с полбутылки подсолнечного нерафинированного. Морозилку Михаил и открывать не стал. Что там смотреть? Полторы тушки курицы, тактический и бережно расходуемый ресурс. Стратегических запасов в квартире уже не было.

Налил воды из пятилитровой пластиковой бутылки в чайник, поставил на зажженную от зажигалки конфорку. Открыл форточку и закурил. На улице было непривычно тихо. Город спал привычным тревожным сном.

…Еще пару месяцев назад к происходящему вокруг относились достаточно несерьезно. Как нибудь обойдется, само рассосется, что они, дураки что ли — жилые районы обстреливать? Все это принималось на чистую веру. Некоторые уезжали на дачи в пригороды, к родственникам в более безопасные районы, так, скорее, на всякий случай. Основная масса оставалась. Боялись оставить квартиры без присмотра или просто и ехать-то особо было некуда. Сейчас же многие уезжали уже просто в никуда. В неизвестность. Подальше от войны.

Для Михаила привычный мир перевернулся тогда разом. Пять или шесть снарядов Града, разорвавшиеся во дворе, осколками и взрывной волной вынесли несколько десятков стекол городской больницы и начисто перечеркнули любые надежды на приемлемый исход. Артиллерийский обстрел застал Михаила именно в том самом дворе. Упавший на асфальт в метре от стены Миша, вперемешку с матом (прости, Господи), прочитал тогда под разрывами единственную знакомую ему молитву «Отче наш», затем вскочил и вернулся в больницу. Сменивший его утром врач с дежурной медсестрой прямо в палате извлекали осколки стекла из пострадавших больных и передавали раненых дальше, санитарам на перевязку. Михаил отправил одну из санитарок на кухню с наказом выпросить пачку сухого киселя, взял с вахты ножницы и посадил пару больных стричь из имеющихся газет полосы шириной 3–4 сантиметра. На немой вопрос коллеги — Зачем? — ответил вполголоса: «Потом объясню». Управились довольно быстро.

— Кисель разведите кипятком. Клейте крест накрест на все стекла изнутри. Как в войну — это санитарке, прибежавшей с брикетом.

Ходячие больные с санитарками заклеивали уцелевшие стекла смазанными киселем полосками бумаги. Часть выбитых окон заменяли фанерой. Михаил и его коллега в этом участия не принимали. Всех врачей собрали в приемном покое и травматологии. За первые три часа приняли свыше сотни человек. Детей пропускали вне очереди.

— Перевязочные материалы на исходе, — шепнула почему-то именно ему медсестра так, чтобы не слышали больные.

— Собирайте все использованные бинты, кипятите в биксах. Найдите ведра, кипятите в ведрах. Если надо, даже на кухне.

Медсестра кивнула утвердительно.

Потом были три сложнейшие операции. Две самостоятельно и одна в составе бригады хирургов. На третью переодеться было уже не во что. Медсестры вылили на него три ведра воды, смывая с хирургического костюма кровь.

Чайник пискнул, сообщая о готовности. Любимая кружка, пакетик с заваркой, две чайные ложки сахара. Повторение планов на сегодняшний день.

Рюкзак, в нем — две сумки. Пять утра, пора выходить. Сначала на проспект Победы, занять там очередь, постоять минут 15, потом к другому банкомату там же. Там тоже занять очередь и вернуться. Снять по две тысячи и там и там, пройти на улицу Ленина. Там уже стоять в очереди не отходя и снова снять две тысячи. Пройти в аптеку. Она недалеко от больницы, закупить все по списку из имеющегося в наличии — что возможно упаковать в сумки. Машину лучше не ловить, лишние расходы. Проще сходить несколько раз.

…Проходя мимо остановки у супермаркета «Амстор», Михаил остановился у символических памятников — сколько их тут? Шесть? Восемь? Сосчитал, постоял еще с полминуты. У блокпоста ополченцев рядом со взорванным мостом поймал машину. Водитель оказался знакомый, с Солнечного, уже как-то раз подвозил. Вместо обычных 30–35 гривен взял половину, извинился и за это, надо на заправку. В очереди на Победы собралось уже человек 50, во второй оказалось человек 80.