Корни гор, кн. 2: Битва чудовищ - Елизавета Дворецкая

– Ничего, самое веселое еще впереди! – говорил Бьёрн. – Нам ведь еще идти мимо Острого мыса, вы помните? А там и ее жених Асвальд ярл, и ее дядя Гримкель, и тьма народа, которая знает вас обоих, как облупленных! Что мы там будем делать?

– Мы пойдем мимо Острого мыса ночью! – отвечал ему Гельд. – Жаль мне тебя, моя маленькая Асбьёрг, ты не увидишь этот противный Острый мыс, о котором столько слышала. Я понимаю, тебе любопытно на него поглядеть, но не сейчас. Как-нибудь потом.

Борглинда молча улыбалась. Она очень легко привыкла изображать немую, и даже когда они оставались одни, не открывала рта – так ей казалось безопаснее. Гельд присматривался к ней с тайным беспокойством: за зиму она сильно изменилась. Она подросла еще на два пальца, и лицо ее выглядело менее детским, чем в их первую встречу на Остром мысу. Гельд все ждал, не оттает ли она: ему хотелось снова увидеть девочку, которая так звонко смеялась, слушая его лживую сагу про «сам ты не покойник». Но на встречу с той прежней девочкой надежды было немного. Борглинда побывала заложницей, невестой и почти жертвой – от этого повзрослеешь!

В свою очередь, Борглинда тайком приглядывалась к Гельду, стараясь угадать, насколько он огорчен окончательным прощанием с Эренгердой. Конечно, она видела, что он сильно изменился, стал менее разговорчив и веселость его порой кажется насильственной, но это все могло быть следствием тягостей похода с Торбрандом конунгом. Борглинда жалела Гельда, но весть об обручении Эренгерды с Хьёрлейвом ее сильно подбодрила. А после того как Гельд увез ее, Борглинду, от фьяллей, ему и вовсе закрыт путь назад… Теперь Гельд сам постарается забыть о дочери Кольбейна Косматого, а там… Теперь, когда Гельд был с Борглиндой постоянно, она чувствовала себя почти счастливой и верила, что со временем он полюбит ее. Тех трудностей, которые смущали Эренгерду, для нее почти не существовало: отважнее и вернее его нет никого на свете, а то, что его род неизвестен, волновало ее гораздо меньше. Борглинде нравилась мысль, услышанная от Гельда: человек должен сам стать корнем славного рода, а не заимствовать славу у предков. Ведь и сама она, чуть ли не единственная, кто остался от Лейрингов, теперь должна будет положить начало новому роду.

И если бы не естественный страх при приближении Острого мыса, Борглинда была бы сейчас почти счастлива. Она снова обрела свободу, Гельд и Свейн находились рядом. Об участи родичей, оставшихся на Остром мысу, об участи державы квиттов, к которой еще не скоро вернется мир и покой, она сейчас не думала: все это просто не умещалось в ее юной измученной душе. Милосердная богиня Фригг как бы лишила ее части памяти, чтобы дать возможность отдохнуть. Все ее стремления и привязанности теперь сосредоточились на одном Гельде. В его желании спасти ее она видела если не любовь, то хотя бы расположение, а девушке в шестнадцать лет одного присутствия возлюбленного достаточно для полного счастья. Ведь в юности, когда впереди лежит вся огромная жизнь, самым важным кажется именно сегодняшний день.

Глухой ночью «Кабан» прошел мимо Острого мыса. Светила луна, и корабль благополучно миновал область мелких островков и подводных камней. Над мысом висела тьма и тишина.

Ночью с корабля нельзя было разглядеть, что вместо дворов, усадеб и корабельных сараев там чернеют груды остывшего угля. На Остром мысу никто больше им не угрожал, но Гельд этого не знал.

Дальше через три перехода начиналось побережье Квиттингского Востока. Здесь даже опасливый Бьёрн вздохнул с облегчением. Владения Хельги хёвдинга охранял от напастей конунг слэттов Хильмир, и здесь скромный торговый корабль мог чувствовать себя почти в безопасности.

От фьяллей – да, но от гнева стихий защитят только боги. Едва «Кабан» миновал Ягнячий ручей, служивший рубежом Юга и Востока, как погода начала портиться. Ветер усилился и погнал по морю высокие валы. Борглинда сильно мерзла, хотя и Гельд и закутал их со Свейном сразу в два плаща: шерстяной и кожаный для защиты от брызг. «И не поверишь, что давно весна!» – бормотала она.

На сероватой поверхности холодного моря кипела беловатая пена, и казалось, что крошечный кораблик ползет не по воде, а по чешуйчатой коже какого-то исполинского чудовища, которое шевелится, потягивается и вот-вот поднимется, сбросит букашку, раздавит, даже не заметив. А пристать к берегу было негде: «Кабан» шел вдоль каменистого обрыва, и волны бились прямо об острые бурые скалы.

– Как в прошлый раз! – крикнул ему Гельду Бьёрн. – В этих местах поселился злой дух! Он еще тогда хотел нас утопить!

– Не утопил же! Мало ли кто чего хочет! – яростно заорал Гельд, стараясь перекричать шум волн и одновременно изобразить бодрость в голосе. – А тебе пора бросать поперек твое точило! Как бы Тор не позабыл про нас![21]

Борглинда нахмурилась и вытянула шею, стараясь расслышать, о чем они кричат. Она разобрала только имя Тора, а оно сейчас ничуть не подбодрило, наоборот. Конечно, к Тору обращаются для защиты от ярости моря, но едва ли он захочет помочь врагам опекаемого им племени фьяллей! В лицо ей плеснуло целой тучей острых холодных брызг, и она торопливо втянула голову в плечи. Тонкие пряди волос, совсем черные от воды, противно липли к щекам.

Злой дух! Гельд подумал о Каре Колдуне. За прошедшие месяцы он так часто о нем рассказывал всем желающим слушать, что стал воспринимать незадачливого управителя кюны Даллы как плод собственного неукротимого воображения. Но здесь, у берегов Квиттингского Востока, воспоминания об усадьбе Нагорье ожили и наполнились угрозой. В скачке на спинах диких и яростных, как волки, бушующих волн самоуверенность быстро слетит со всякого, и сейчас Гельд не сомневался, что неспроста его два раза подряд на одном и том же месте подстерегает буря.

«Плохо дело», – было написано на лицах гребцов, а в лице нахмуренного Бьёрна каждая черта прямо-таки кричала об этом. Искусно действуя рулем, он старался держать «Кабана» в согласии с волнами, и пока это удавалось. Подгоняемый бурей, корабль стрелой мчался на север. Гельду вспоминалась усадьба Речной Туман: пристать к берегу можно будет только там, ближе негде. А как его там встретят? Хорошо бы попасть туда к ночи, тогда можно не показываться людям на глаза… Брызги холодной воды окатывали гребцов с ног до головы, и даже Борглинда возле мачты, похоже, совсем промокла.

«Хорошо, что молчит», – мимоходом подумал Гельд, бросив на нее беглый взгляд. Другая бы вопила и проклинала его, который затащил ее в эту мокрую погибель.

Близились сумерки; гребцы измучились, но «Кабана» по-прежнему несло мимо высоких бурых скал. Кожа горела от брызг морской воды, руки стыли от холода, глаза слезились, спина ныла от усталости, а уши закладывало от свиста и рева холодного ветра.

– До Речного Тумана близко! – кричал Гельд, стараясь подбодрить своих людей. – Пристанем там, если иначе никак! Не съедят же нас!

Гряда бурых скал начала понижаться: теперь мачта корабля уже достала бы до верха, что внушало надежду вскоре найти пологое место. Несколько раз мелькнули травяные крыши рыбацких избушек и стены, сложенные из тех же бурых округлых валунов. Раз или два маленькая человеческая фигурка показалась над обрывом; человек следил за кораблем, потом стал махать руками кому то позади. Гельд сжал зубы: любое кораблекрушение чрезвычайно выгодно местным жителям. Так сказать, урожайный год. Не дождетесь!

Небо совсем потемнело, серая вода сливалась с густым серым воздухом, и даже у Гельда в душе зашевелился холодноватый страх. Все это плохо кончится. То и дело среди кипящих волн мелькали острые головы подводных камней, а ведь «Кабан» не «Рогатая Свинья», которая сама умеет их обходить!

Борглинду тошнило от этого болтания по волнам; каждый раз, когда корабль перелетал с гребня на гребень, у нее словно падало сердце, и теперь уже казалось, что оно держится на тоненькой ниточке, готовое вот-вот оборваться. Она промокла насквозь, зубы стучали от холода. Свейн у нее на руках вопил дурным голосом и уже начал хрипеть, но она почти не обращала внимания: что тут можно сделать? Зажмурясь, она не смотрела на море и берег, такой близкий и совершенно недостижимый. Мерещилось, что они бесконечную вечность болтаются так, а мысль о том, что когда-нибудь у нее под ногами снова будет твердая земля, казалась несбыточной. Изо всех последних сил прижимая к себе племянника, Борглинда мечтала только об одном: чтобы все это скорее кончилось.

Бояться она уже устала. На нее разом навалилась усталость от всего страха, пережитого за последние полгода… нет, за два года войны, за всю ее жизнь! Она хотела убежать от страха, билась и барахталась, как птица в сети, но убежала недалеко: страх догнал и опять накрыл ее серым липким облаком. Борглинда изнемогала от чувства обреченности и почти сдалась.