Жена по заказу - Алла Драбкина

Аля испугалась твоей щедрости и... вообще. А у меня, как ты понял, везде есть друзья.

В слишком горячих и слишком холодных точках.

– А я думал, что я так ей понравился – Понравился? – вдруг заорал я. – Ты что, не видишь, где и среди кого мы вдруг очутились?

Некоторые орут, что это нечто новенькое, а на самом деле из подполья выползло очень даже старенькое. И лучше проверять…

– Да Ты прав, – сказал Сакен, помолчал, подумал, потом горячо добавил:

– Но прошу тебя, Богом прошу, не узнавай ничего об Асе.

Я расхохотался.

– Да она сама давно все выложила. Аля уже знает ее, как облупленную. Так что ты не бойся…

У Сакена отлегло от сердца.

Он не думал о том, что деньги все-таки пропали, не думал о долгах, которые все равно надо отдавать. Все это были мелочи по сравнению с тем, что он приобрел за этот прошедший месяц.

В темноте ночи вдруг вспыхивали золотом деревья, маячили, как привидения, впереди, а затем уходили, убегали. Будто гудящая свинцовая пуля, поезд рвал ночь.

Записки Алексея Старосельского

Прямо с вокзала мы с Сакеном отправились к Але, потому что позвонили ей и узнали, что две посылки из Медвежьегорска на Иркино имя пришли. Квитанции были умело изъяты Болтанкиным, который не спускал глаз с дома Ирины.

Теперь нужно было только положить извещения в почтовый ящик и ждать, когда Ирина пойдет за посылками. Кто должен будет встретить ее и помочь донести эти посылки до дома, я уже знал.

По праву старого знакомства это должны были сделать мы с Никитой.

Да-да, у меня есть воображение, и оно работает.

И я помню, как четыре мушкетера казнили Миледи.

Вернее, три. Четвертый в это время катался в истерике. Никита в истерику не впадет, потому что есть один такой самый подлый вид преступления – обман доверия. Люди, обманывающие доверие, не делают этого случайно. Убить можно случайно, вывернуть человека наизнанку – нельзя. Нельзя годами притворяться чем-то противоположным тому, что ты есть на самом деле.

Как я и думал, Никита согласился пойти со мной. Без энтузиазма, конечно, но и без нытья и попреков.

Вышли мы в семь часов утра. В парадную Ирины вошли прямо-таки следом за почтальоном, переждали, пока он разложит письма на первом этаже, а потом добавили свои извещения.

Почта открывалась в девять, и хоть мы не были уверены, что Ирина поднимется рано и тут же помчится на почту, однако рисковать не имели права и к половине девятого как штык должны были вновь объявиться у ее парадной.

К счастью, совсем рядом с ее домом открылась ночнушка с милым названием «Выпей и закуси».

Я решительно пошагал туда.

– Ты не боишься? – дернул меня за рукав Никита.

Я не боялся, потому что до сих пор в душе оставался ментом и интересовался у старых товарищей, где, что и почем. Ночнушка с таким оригинальным названием не прошла бы мимо моего слуха, если бы была криминальным притоном.

Мы спустились на десяток ступеней и оказались в полупустом, но вполне чистом заведении. За стойкой бара стоял не ражий молодец или блудливая красу ля из тех, которые молоды и красивы только до тех пор, пока не откроют свою пасть. За стойкой стояла женщина лет сорока пяти, выглядевшая неестественно усталой и измученной, потому что освещение было неоновым. Никаких качков поблизости я не заметил, хотя это не значило, что их вообще не было.

– Малолюдно у вас, голубушка! – сказал Никита. – Вы не боитесь тут так вот... одна…

– Я не одна, – спокойно ответила она, – муж стаканы моет… Да и время сейчас не преступное.

Агрессоры давно дрыхнут и не скоро проспятся.

Кто опохмелиться забежит – сам всего боится…

– А если у него денег нет на опохмелку? – спросил он.

– Налью в долг!

– И что, отдают долги?

– Да. Потому что больше им тут идти некуда.

Морду в другом месте начистят только так.

Я не вмешивался в их диалог, ждал, когда она сама обратит на меня внимание. Наконец она, так ни разу и не взглянув в мою сторону, с улыбкой сказала:

– Леха, а ты мало изменился.

Дело в том, что это была Анечка. Моя сотрудница и верная соратница Анечка, с которой мы когда-то дружно пытались защитить изнасилованных девчонок из детского дома, после чего нас так возненавидело все отделение. Урод был сыном.

Полтора часа пролетели незаметно. Боюсь только, никому не интересны наши с ней разговоры о том, как мы дошли до такой жизни.

– Да, я знаю, что я работаю в опасном месте, – сказала она, – но это место гораздо безопаснее теперешней ментовки. Хотя мы с тобой знаем, что и раньше родимая милиция не соответствовала нашим с тобой романтическим представлениям…

– А подвальчик на какие шиши купила?

– Замуж вышла. Это квартира моего мужа.

Влезли в долги, продали все, что можно – и при деле.

В полдевятого мы поднялись и распрощались с Анечкой. Никита как воды в рот набрал: погружен он уже был весь в наше предстоящее дело. Впрочем, выпитое у Анечки сделало нас трезвыми и очень внимательными.

Погода была мерзкая, все говорило за то, что осень будет очень ранняя и потому самые тяжкие питерские денечки со своими тьмой и мразью растянутся надолго. До весны, если она соизволит прийти.

Мы настроились на долгое ожидание и оказались не правы. Ровно в девять, как из пушки, из парадной выскочила Ирина.

– Да она же ночей не спала, ждала этой посылки, – прошептал Никита.

– А ты бы не ждал миллионы?

Почта была недалеко, и нам не пришлось, прячась, следить за Ириной. Кинули взгляд и увидели, как за ней закрылась дверь.

Вот теперь начиналось самое трудное и неприятное для нас.

– Мы пьяны со вчерашнего дня, – приказал Никита, как в детстве, когда мы сговаривались, в каком ключе делать этюд «А вот и мы».

– А вот и мы! – пьяно заорали мы на всю улицу, когда Ирина вышла из посылочного отдела с хозяйственной сумкой в руках (видимо, посылки находились там).

Кто бы видел ее лицо! Я-то за свою жизнь таких лиц навидался и запаха страха нанюхался, но Никита, растерявшись, чуть было не провалил всю игру, потому что на его лице отразилось выражение Иркиного.

– Ну мы вчера и гульнули! – начал я отвлекающий момент, хотя делал это напрасно. Ирине было не до Никиты, ей надо было справиться с собой. И она справилась. Как и Никита.

– Ирка, мы хотим выпить! – пьяно-капризно сказал Никита.

– Но у меня нет денег, – обычным уже тоном ответила она.

– Да при чем тут твои деньги? У нас денег во – целые карманы! – Я вывернул карманы и из них действительно посыпались деньги, заранее скомканные и кое-как напиханные.

Никита начал их поднимать и чуть не клюнул носом. Молодец, не забыл старой науки.

– Но где мы сейчас купим?

– А мы тут как-то видели «Выпей и закуси».

Зайдем, выпьем и закусим!

– Я не пойду в этот грязный кабак!

– Ну по рюмочке, Ирка!

Мы уже влекли ее к Аниной лавочке, и она, видимо, предпочла сейчас с нами не спорить.

– Мне противно идти туда!

– Ну я просто куплю бутылку! – Я ринулся в подвальчик, а Никита за мной, будто спьяну таща туда же и Ирину. Они остановились в дверях, а я прошел к стойке.

– Ты меня не знаешь, – шепнул я Ане сквозь зубы и завопил:

– Хозяюшка! Нам бы с собой! Только не самиздат, а что-нибудь приличное. Мы с дамой!

Аня глянула на Ирину, и та почему-то попятилась назад, на улицу, Никита повлекся за ней.

– Откуда ты знаешь эту мразь?

– Так уж получилось. А откуда ты знаешь, что она мразь?

– Знаешь, Леша, я жалею бомжей, ханыг, падших женщин... сам знаешь, как случается в этой проклятой жизни. Но она! Она! Пьяная лезет целоваться, трезвая не здоровается. Не отдает долгов, корчит из себя королеву, будто я ей должна, а не она мне, а главное, по-моему, она в своей жизни не сказала ни одного слова правды. Потом пару раз мне намекали... без доказательств, что она уходила с пьяными в дым мужиками и они очухивались без копейки… Тебе достаточно?

– Если бы это было все, то я сказал бы, что она святая. Ладно, давай яду, бери деньги и пока.

До лучших времен.

– Осторожнее с ней, – сказала на прощание Аня очень серьезно.

Сумка была уже в руках у Никиты. Он пьяно бубнил, что не позволит даме таскать тяжести. Ирина сообразила, что ей лучше уступить и подыгрывать напившимся дружкам. Она вообще как-то успокоилась. Уж не потому ли, что всерьез привыкла к тому, что ей все сходит с рук? Опасная привычка.

Мы долго и шумно поднимались по лестнице, кажется, даже пели. Наконец вошли в квартиру.

Странно, что я никогда не удивлялся виду ее квартиры. Нет, если не считать пьянок, то грязнулей она не была. Уж если по пьянке размазывала торт по стене, то с похмелья переклеивала обои. Пол тоже был чистым. Вещей мало, но теперь они снова выглядели богато (остались от бабушки-купчихи). Вещи были старинные и мрачные, но она как будто не замечала этого и ничего не сделала для того, чтоб хоть чуть-чуть оживить этот мрак. Ни одного яркого, радующего глаз пятна: ни тюля, ни ярких штор, ни абажура. Все какое-то потрюханное, вышедшее из моды. В общем, в гостиной у нее царила, я бы сказал, наплевательская чистота.