Внутренняя линия - Владимир Свержин

— Как пожелаете, — кивнул мсье Рошаль. — Надеюсь, это не будет мешать вам вести авто.

— Ни в малейшей степени.

— Скажите, вы знакомы с господином Рафаиловым.

— Знаком.

— Каков характер ваших отношений.

— Я вел с ним переговоры от имени Торгово — промышленного комитета. Это эмигрантская организация.

— Да — да, я знаю. Если не секрет, в чем суть упомянутых переговоров?

— Рафаилов украл деньги из казны адмирала Колчака. Торгово — промышленный комитет, понимая бессмысленность попыток вернуть украденные миллионы, желал привлечь Рафаилова к работе на благо России, к активному участию в финансировании благотворительных и медицинских программ белогвардейского движения.

— И что Рафаилов?

— Он не захотел передавать деньги ни РОВС, ни какой бы то ни было другой политической или военной организации.

— Вы поссорились?

— Мы никогда не были друзьями. Я считаю Рафаилова казнокрадом и мерзавцем. Будь моя воля, поставил бы к стенке.

— Но генерал, вы понимаете, что эти слова… — Рошаль потер переносицу, зная, что не должен говорить этого, — свидетельствуют против вас?

— Ерунда. Этот человек — казнокрад. Он похитил военные ассигнования, причем сделал это в критический для Отечества и для армии Колчака момент. На его совести тысячи жизней. Если уместно послать на гильотину негодяя, убившего и ограбившего в темном переулке одного — двух человек, то не вижу, почему следует жалеть Рафаилова.

Рошаль с грустью покачал головой.

— Итак, вы действительно встречались с мсье Рафаиловым и вели переговоры. В какой обстановке они протекали?

— Я старался быть спокоен, но под конец мне это не удалось.

— Вы хотите сказать, что у вас произошел скандал?

— Скандал? Крайне бессмысленное времяпрепровождение. Я пообещал Рафаилову, что приложу все усилия, чтобы разорить его и отдать под суд.

— Под суд? Вы имеете в виду французский суд?

Згурский пожал плечами:

— Меня больше устроил бы российский. Но, увы, об этом пока говорить не приходится.

— Как вам показалось, Рафаилов поверил угрозам?

— Вероятно, да. Насколько мне известно, я никогда не давал повода усомниться в истинности своих слов.

— Но, по сути, вы шантажировали Рафаилова?

— Господин комиссар, — чуть усмехнулся Згурский, — у вас странные воззрения на шантаж и справедливость.

— О нет, генерал. Ничего странного. Одно лишь соблюдение законности. Слуга — китаец, приносивший чай, утверждает, что его хозяин был сильно напуган и после вашего ухода не находил себе места. Что вы такое говорили мсье Рафаилову?

— Ничего страшней того, о чем уже упомянул. Впрочем, этот казнокрад не из храбрецов. Мог себе вообразить невесть что.

— Например?

— Это было бы уместней спросить у Рафаилова.

— Вы правы. Но позвольте, я предположу.

— Сделайте милость.

— Рафаилов знал, что вы — один из руководителей, так сказать, активного крыла РОВС. Он также знал, что в вашем личном распоряжении состоит несколько сотен умелых и опытных бойцов, готовых выполнить любой приказ. В том числе и приказ о физической ликвидации.

— Это ваши фантазии, мсье Рошаль.

— Это правда, мой генерал! Если вы станете столь очевидный факт отрицать, я буду вынужден начать его доказывать. И мои подозрения относительно вас в этом случае чрезвычайно усилятся.

— Печально. Но мне не было смысла убивать Рафаилова: украденные им миллионы могут пойти на улучшение жизни тысяч нуждающихся земляков, на школы, больницы, пенсии. В случае же гибели банкира деньги уйдут наследникам. Если таковые имеются.

— Это верно, — кивнул Рошаль. — Боюсь, до вскрытия завещания мы не узнаем, есть у Рафаилова наследники или нет. А так как его тело не найдено, это произойдет не ранее, чем через полгода… Хорошо, генерал, будьте добры, ответьте еще на один вопрос. Что вы делали в тот вечер после встречи с банкиром.

— Повидался со знакомым.

— Имя знакомого.

— Вряд ли оно вам что — нибудь скажет. Некий капитан Тимошенков. Затем отправился к великому князю Николаю Николаевичу, заночевал у его императорского высочества по его приглашению и следующим утром отбыл в Сент — Этьен.

— Угу. Понятно. На этом самом автомобиле?

— Нуда. Я всегда на нем езжу.

— И всегда сами за рулем?

— Чаще всего.

— Скажите, вы встречались с этим русским мсье здесь же?

— В авто? Нет. Он работает в мастерской. Неподалеку есть кафе, мы сидели там. В это время у моего автомобиля проверяли тормоза.

— Ясно. А у великого князя вы, конечно, поставили машину в гараж.

— Нет. Там совсем небольшое имение — два автомобиля в гараже не поместятся. Я оставил «изотту» возле дома, благо, ночь была лунная, дождя не намечалось.

— Понятно. — Комиссар наморщил лоб. — То есть дважды в тот вечер вы подолгу не видели своего автомобиля.

— Да. Это важно?

— Может быть, генерал. Может быть… А вот, кстати, «Литера». И последний вопрос. Генерал, у вас есть враги?

ГЛАВА 17

«Если добро всегда побеждает злo, то победитель, по определению, добр».

Отто фон БисмаркСередина мая 1924

Сталин внимательно слушал. Магнетический взгляд черных глаз оратора, еще усиленный стеклами очков, мощные лобные бугры, словно норовившие прорасти дьявольскими рогами, вызывали у Иосифа Виссарионовича глухую неприязнь еще с той незабвенной встречи в Царицыне, когда затянутый в пахнущую одеколоном кожанку речистый выскочка учил его — Сталина — делать революцию.

«Конечно, победителей не судят, — думал Иосиф Виссарионович, — но всегда нелишне знать, какова цена победы. Что осталось от революционной Красной Армии благодаря усилиям наркомвоенмора? Разве это прежний вооруженный народ, отстаивающий свои осознанные классовые интересы? Ни в малейшей степени!

Мы вновь пришли к тому, от чего уходили: профессиональная армия, опирающаяся на мощный офицерский костяк, комплектуемая, как и при царе, по обязательному призыву. Теперь, когда руководство комиссаров в армии отменено, она и вовсе отдана на откуп перекрасившейся белогвардейской сволочи!

Оставшиеся в войсках честные коммунисты числятся помощниками командиров, но они не имеют в руках всей полноты власти. Не завтра, так послезавтра этот болтун, жировавший за границей, никогда не знавший тягот революционной борьбы, пожелает избавиться от настоящих ленинцев. Кто тогда сможет помешать ему в один момент арестовать, а затем и расстрелять практически бесправных партийцев?» — Он еще раз мельком поглядел на человека во главе стола.

Тот говорил, ожесточенно жестикулируя, словно на трибуне. Вся страна знала его именно таким: энергичным, резким, бескомпромиссным, всегда стоящим подле вождя. Теперь портрет Ильича висел за спиной Троцкого, словно икона, не имея возможности напомнить о той острой, непримиримой борьбе, которая не утихала между первым и вторым лицами в Советской России.

Сталину хорошо была известна подноготная этой борьбы. И если, черня имя Ленина, враги первого в мире государства рабочих и крестьян поминали немцев и пломбированный вагон, то нынче, говоря о Троцком, шептались об английском пароходе и о золоте союзников. В истории прибытия Льва Давидовича в Россию после Февральской революции была одна деталь, о которой сам наркомвоенмор старался не распространяться.

Вскоре после выхода из Нью — Йоркского порта пароход с революционерами был задержан канадским сторожевым кораблем. Но спустя несколько часов судно было отпущено по настоянию английской короны. Более того, по имевшимся агентурным сведениям, запрос об освобождении русских социалистов был отправлен в Лондон лично послом Англии в России Бьюкененом.

Безбедно живший в Америке на деньги своего дяди, банкира Животовского, Лев Давидович прибыл в давно брошенное отечество с единственной и ясной целью — захватить власть. Все его действия на посту председателя Петроградского Совета были направлены именно к этому, и до последнего момента он не был согласен с Ильичом ни по срокам, ни по тактике революционного переворота. Если б не гельсингфорсские матросы и егеря сто шестой дивизии верного лично Владимиру Ильичу полковника Свечникова, то кто знает, как бы еще повернулось дело.

Товарищ Троцкий был решительным и безжалостным врагом. Врагом всего того, к чему он — мальчик из захолустного селения Гори — шел всю свою жизнь. А враг должен быть уничтожен!

— …Итак, товарищи, я подвожу итог. Революция победила. Советское государство, поставленное в нечеловеческие условия, обескровленное империалистической и гражданской войнами, выжило, выстояло и теперь демонстрирует всему миру яркий образец нового общества. Многомиллионный отряд мирового пролетариата смотрит на нас, как на избавителей от капиталистического гнета. Можем ли мы обмануть их ожидания, их чаяния, их надежду? Нет, товарищи! Уже сегодня мы должны готовить решительный и неотвратимый удар, который откроет нам прямую дорогу к высшей цели нашей революции — откроет путь к революции мировой! Мы с вами были прямыми участниками недавних событий. Трагических для нас событий: крушения революционных походов в Польшу и Финляндию. Сегодня мы тщательно проанализировали свои ошибки и сделали надлежащие выводы.