Забытые дела Шерлока Холмса - Дональд Томас

По мнению Роберта Черчилля, пуля, убившая Беллу Райт, могла быть выпущена только из револьвера «Уэбли и Скотт». Мало того что у Рональда Лайта нашли кобуру и патроны от такого же оружия, эксперт еще и утверждал, будто выстрел был произведен в упор, поэтому пуля не успела набрать большую скорость. Следовательно, охотник, стрелявший из винтовки по воронам, никак не мог убить бедную девушку. Если бы мистер Черчилль дал такие показания в суде, Рональд Лайт уже болтался бы в петле. Его оправдали, ссылаясь на последствия контузии и посттравматический невроз, помешавшие ему сразу же обратиться в полицию.

— Мой дорогой Ватсон, — сказал мне Холмс тем вечером, когда был вынесен вердикт. — Я был уверен, что вы сразу догадались о причинах.

— Каких?

— О причинах моего выхода из дела. Я хотел, чтобы сэр Эдвард воспользовался услугами мистера Роберта Черчилля. Это чисто процедурный вопрос. Вероятно, мистер Черчилль — лучший в Англии эксперт по огнестрельному оружию с момента его изобретения. Если бы оружейника не привлекла защита, это обязательно сделал бы прокурор. Сэр Эдвард достаточно умен, чтобы понять, что моя экспертная оценка ни в чем не уступит выводам мистера Черчилля, и поэтому он не стал возражать. В этом случае ни один из нас уже не мог быть привлечен стороной обвинения. Прочитав отчет мистера Черчилля, сэр Эдвард не рискнул вызвать его в качестве свидетеля. Но не дал такой возможности и прокурору.

— Боже мой, Холмс! Неужели вы спасли от виселицы убийцу?

Он откинулся в кресле, вытянув ноги, и рассмеялся:

— Не было никакого убийцы, Ватсон! Почему никто не хочет понять такую простую вещь? Где-то на дне Лестерского канала или в каком-нибудь тайнике лежит револьвер «Уэбли и Скотт», принадлежавший лейтенанту Рональду Лайту. Это и в самом деле орудие убийства, но не оружие убийцы. Полагаю, молодой человек просто решил покрасоваться перед девушкой, произвести на нее впечатление и ненароком выстрелил. К его ужасу, пуля отскочила от покрытой гравием дороги, угодив в голову мисс Райт. Это единственное разумное объяснение такому углу попадания. Лайт понимал, что его характеристика с места службы далека от идеальной. И в отношениях с женщинами он тоже не мог служить примером. Кто бы поверил, что это просто несчастный случай?

— А как же ворона? — не без ехидства поинтересовался я. — Лайт пальнул в нее до того, как убил Беллу Райт, или потом?

Холмс усмехнулся:

— По всей вероятности, в мутной воде рядом с револьвером лежит и ружье. Уверен, это не штуцер, да и патроны не четыреста пятьдесят пятого калибра. Скорее всего, обычная винтовка Генри — Мартини, какими многие фермеры пользуются для охоты на птиц и мелкую живность. А может быть, и мелкокалиберная. Она принадлежала другому молодому человеку, в страхе убежавшему с места трагедии. Представьте себе, как он спрятался за поилкой, дожидаясь, когда ворона усядется на ворота. Потом выстрелил, пошел искать птицу и увидел жуткую картину: мертвую девушку, лежащую на дороге рядом с велосипедом.

— А где же находился Рональд Лайт?

— Никого уже рядом не было, Ватсон. Девушку убили приблизительно в девять часов вечера, а наш стрелок появился десять минут спустя. Он подумал то же самое, в чем сэр Эдвард убедил присяжных: что пуля из винтовки пронзила ворону насквозь, полетела дальше и попала в голову бедной Беллы. Четыреста пятьдесят пятый калибр! Да птицу разнесло бы на кусочки.

— Но сэр Эдвард поверил в эту версию, как и присяжные, — горячо сказал я.

— Значит, он заблуждался искренне, Ватсон. Этот мальчик — а охотой на ворон, конечно же, мог забавляться только подросток — увидел, что натворил. Точнее говоря, решил, что это его вина. И в панике бросился бежать, уже представляя себя в руках палача, поскольку не смог бы доказать, что это не убийство, а лишь трагическая случайность.

— Два выстрела подряд. Не слишком ли большое совпадение?

— Два выстрела с интервалом в десять или пятнадцать минут, Ватсон. Не такая уж и редкость для погожего летнего вечера в местности, где живет много охотников.

Только после объяснения Холмса мне стали понятны все детали этой истории, впоследствии известной как «дело убийцы на зеленом велосипеде». Минут пять или десять мы молча сидели у камина, курили и размышляли каждый о своем.

— А что вы теперь думаете о Рональде Лайте, Холмс? Какого вы мнения о нашем бывшем подзащитном?

— Полагаю, Ватсон, что он редкий счастливчик, чудом избежавший виселицы в Лестерской тюрьме.

Холмс подлил немного бренди в свой стакан. Через полчаса он зевнул и потянулся.

— Дорогой Ватсон, боюсь, вы излишне серьезно отнеслись к нашему небольшому приключению в Лестершире. Вы чуть было не решили, будто я избавил от наказания убийцу. Уверяю вас, я спасал всего лишь несчастного глупца. Если вы когда-либо захотите рассказать об этом случае в своих записках, начните с поисков хорошего названия. Если желаете, могу подсказать. Не стоит упоминать в нем велосипед, револьвер и ворону. Назовите его просто «Пропавший стрелок». Это лучше объяснит суть дела.

Он умолк и задымил своей трубкой. Публика еще долго гадала, как могла одна пуля убить сразу и Беллу Райт, и ворону. И только Холмс знал, что пуль на самом деле было две. Два выстрела, прогремевшие в тот летний вечер с интервалом в пятнадцать минут, представлялись мне куда более вероятным событием, чем пуля, пролетевшая по столь замысловатой траектории. Холмс лишь пожимал плечами, когда с ним начинали спорить об этом. Он словно расписывался в своем бессилии объяснить что-либо простакам, которые верили, будто бы девушку убил охотник, стрелявший в ворону из штуцера. Что касается сэра Эдварда Маршалла Холла, то этот судебный процесс, как мне показалось, оставил в его душе ощущение неловкости. Так или иначе, он никогда больше не общался ни со мной, ни с Холмсом.

Йокогамский клуб

I

Перебирая в памяти вехи славной карьеры Шерлока Холмса, я прихожу к выводу, что в период между 1894 и 1901 годом его услуги были наиболее востребованы. Важные, имеющие громкий резонанс дела и частные расследования сменяли друг друга с калейдоскопической быстротой. Ушли в прошлое старые добрые восьмидесятые, когда Холмс мог позволить себе после завтрака расслабленно откинуться в кресле, не спеша прочитать утреннюю газету и отложить ее в сторону, сетуя на то, что частному детективу снова нечем заняться.

К нам на Бейкер-стрит заходили и знаменитости, и обычные люди. Сегодня это мог быть посланец из Виндзора, с Даунинг-стрит [39]или из посольства какой-либо европейской страны. На следующий день нас посещала скромная вдова или старый солдат, которому больше не к кому обратиться за помощью. Холмс не раз повторял, что он работает из любви к искусству. И все же он больше симпатизировал слабым и беззащитным, чем богатым и влиятельным. Он никогда не отказывал тем, кто не в состоянии был заплатить.

Многие годы Холмс вел не вполне здоровый образ жизни. Шприц с кокаином, которым он отравлял себя, всегда лежал в ящике стола, готовый к использованию. Редкие часы отдыха мой друг проводил, запершись в своей комнате, вдали от солнечного света и свежего воздуха, — ставил химические опыты или играл на скрипке своих любимых Гайдна и Мендельсона. Вот и все развлечения, помимо неизменной трубки, которые он знал в жизни. Он так изнурял себя работой, что даже конкуренты нередко беспокоились о его самочувствии.

— Мистер Холмс загонит себя в гроб, если не сбавит обороты, — заметил после одного совместного расследования наш друг из Скотленд-Ярда инспектор Лестрейд.

Я не мог с ним не согласиться. Но по собственному опыту знал, что нет ничего более бесполезного, чем давать Холмсу медицинские рекомендации.

Людям, знакомым с моим другом понаслышке, может показаться странным, что Холмс, с его репутацией и неукротимой энергией, в 1897 году, на пике славы, бросил практику в столице и отправился на край света. У него ушло много недель на скромное частное расследование. Вероятно, он просто не мог отказать попавшей в беду девушке, почти школьнице, которой угрожали смертью жестокие и беспощадные законы чужой страны. А может, ему хотелось предотвратить несправедливость, способную обернуться крупным скандалом и несмываемым позором для британской короны. Каковы бы ни были причины, но это дело, как и большинство других, началось в знакомой обстановке на Бейкер-стрит. Для удобства в этом рассказе, озаглавленном «Йокогамский клуб», я объединил несколько не связанных между собой событий.

Те, кто помнит лондонскую осень 1896 года, подтвердят, что дождь лил безостановочно. Если он и не разогнал туман, то значительно рассеял его. Дни становились все короче, солнце все ниже совершало свой путь над горизонтом, и казалось, что в мире наступили вечные сумерки. Было темно даже в три часа пополудни.