Зверя зависимость - Ляна Вечер

фиг страшно. Очень страшно! И не ясно, что думать.

Это оборотень? Рамиль — оборотень?

Быть этого не может!

Головокружение усиливается, в глазах темнеет, и мне вдруг становится легко и хорошо.

Глава 27

За окном утро. Я лежу на диване. Одна. Я — боль.

Несколько минут пялюсь в белый потолок, а потом поворачиваю голову — она болит, и шея тоже.

Я не профи в литроболе, и пара стаканов крепкого не самого качественного портвейна способны меня погубить. Вспоминаю, что вчера было…

Белочка ко мне приходила, похоже.

Поворачиваю голову в другую сторону, и у меня перед лицом возникает мохнатая морда. Из зубастой пасти высовывается розовый язык.

— Чёрт! — рывок, и я падаю с дивана на пол, а чудище остаётся по ту сторону мягкой мебели.

У меня нос в слюнях. Вытираю ладошкой. Пипец! Оно меня лизнуло!

Осторожно высовываюсь, чтобы посмотреть на белую горячку. Смотрю. Становится только хуже. Меня мутит. Нет, зверь отвращения не вызывает, он выглядит милым и даже растерянным. Это похмелье всё… Или белочка?

— Рамиль? — я прижимаю ладонь к гудящему от боли лбу.

Зверюга вздыхает и вполне по-человечески кивает. Он даже что-то вроде «угу» умудряется выдать.

Мать моя женщина, отец мой мужчина! Кто-нибудь вызовите скорую помощь. Психиатрическую бригаду. Оборотней не бывает. Это сказки, фэнтези, легенды… Фольклор, если хотите.

Нет?

Я прячусь под диван. Лучше здесь полежу, потому что сил сбежать нет. Я даже уползти не в состоянии.

— Кнопка, вылезай оттуда, — голос дяди заставляет меня содрогнуться.

— Нет! — воплю, и собственный крик причиняет нереальную боль. — Нет… — повторяю тихо. — Не вылезу.

— Ладно, — басит, и я слышу его шаги.

Сильные руки поднимают меня, словно игрушку. Рамиль несёт меня в кухню, а я отбиваюсь, как могу. Могу слабо. Неэффективно. Причиняя себе — похмельной — движениями и криками боль.

Он усаживает меня на табуретку, и я прижимаю коленки к груди, смотрю на него исподлобья. Голый… Дядя суетится — ищет что-то в холодильнике. Кефир. Наливает его в кружку, ставит на стол, а сам садится напротив меня.

Следы вчерашней попойки убраны. Посуда чистая, кухня проветрена.

— Как-то так, кнопка… — смотрит на меня внимательным тяжёлым взглядом, а я хочу провалиться сквозь землю.

Беру кружку с холодным кефиром, глотаю, и меня снова мутит. Держусь из последних сил, потому что добраться до санузла я чисто физически не смогу.

— Водички бы, — шепчу.

— Сейчас, — Рамиль подрывается, наливает в стакан воду из чайника. — Держи.

— Спасибо, — пью мелкими глотками с перерывами.

Молчу. Дядя смотрит на меня, не моргая. Ждёт.

— Скажи что-нибудь, — просит с виноватым видом.

— Уверен? — выгибаю бровь.

— Да.

— Это пи*дец какой-то!

Бородатый дядька меняется в лице. Он очень хочет высказать мне за мат, но держится. Правильно. Как иначе я — русская девушка — должна выразить эмоцию от пережитого? До сих пор поверить не могу, что реальность не подвела. Я видела своими глазами, как Рамиль превратился в волка!

— Так… — пью воду, соображаю. — Значит, Игоря Соловьёва ты потрепал?

— А что мне было делать? — возмущается дядя. — Ты кричала.

— Опустим это, — я не готова спорить. — Ты оборотень, — у меня из горла вырывается нервный смешок. — Пожалуй, это слишком.

— Тебе не понравился мой волк?

Что? И-и-и… Не понравился? Да я кирпичей чуть не наделала! На трансформаторную будку хватило бы.

— Это надо переварить, — выдаю сдержанно.

— Согласен, — Рамиль вздыхает. — Мне на работу пора.

— Иди-иди, — пищу.

— Ты не сбежишь, пока меня нет? — спрашивает и виновато сводит брови.

— Честно? Желание есть, — делаю мелкий глоток воды. — Сил нет. Ты постарался.

— Поклянись, что не сбежишь, — он встаёт с табуретки и опускается передо мной на колени.

Ох, мамочки! Дядя смотрит на меня с такой надеждой в чёрных глазах, что дурно делается. Он правда боится, что я соберу вещички и рвану на край земли, подальше от него — оборотня. И будь на его месте кто-то другой, я бы обязательно так поступила. Но это — Рамиль. Как я без него?

Никак.

Я планирую прожить с дядей долгую и счастливую жизнь. Если не загремлю в дурдом, конечно. Ну а с нюансами в виде шерсти и зубастой пасти придётся как-то мириться. Не загрызёт же он меня… Наверное.

— Поклянись, — настаивает Рамиль.

— Не дури, — хмурюсь, а лоб сводит от боли. — Пережила новость о наркотиках и это переживу. Как-нибудь, — добавляю неуверенно. — Дуй на работу.

Дядю явно не устраивает мой ответ, но он идёт одеваться. По ходу пьесы объясняет мне что-то о парности, но я почти не воспринимаю информацию. Угу, ага, вздыхаю — и только.

В конце концов до него доходит, что разговоры лучше отложить. Мне жизненно важно прийти в себя после фольклорного шока.

— Кнопка, дождись меня, — почти умоляет Рамиль, завязывая шнурки на кроссовках. — Я к обеду закончу и приеду домой, — встаёт, собирается поцеловать меня на прощанье.

— Стоп! — упираюсь ладошкой ему в грудь. — Волк меня уже облизал, — мне смешно и страшно одновременно.

— Понятно… — бурчит недовольно дядя. — С интимом у нас теперь напряг.

— Посмотрим на твоё поведение, — улыбаюсь впервые за утро без нервов.

Рамиль сейчас выглядит расстроенным и от этого трогательным. Его звериная натура этому никак не мешает, и я допускаю мысль — не всё так страшно, как мне показалось с первого взгляда.

Тянусь к щеке дяди и смачно её облизываю, нарочно оставляя на бороде побольше слюней.

— Кнопка, бл*! — Рамиль вытирает лапой лицо.

— Квиты, — щурюсь и хромаю в комнату.

Полежать мне надо…

…Лежу. На лбу — кусок замороженного мяса, обёрнутый полотенцем. Рядом с диваном на полу стакан с водой и тазик — на всякий пожарный.

Плохо-то как! Словами не передать.

В подъезде кто-то стучит в дверь. Наверное, в двушку нашу ломятся. Возможно, это снова те бандиты. Я слышу мужские голоса, но бояться сил нет. Тянусь за телефоном, обдумываю вариант позвонить Рамилю. Пусть приедет и перекусит им шеи… Я хочу тишины.

Теперь стучат в нашу дверь. Я нахожу в списке звонков номер дяди и уже готова нажать кнопку вызова, но из подъезда доносится — «Откройте, полиция!».

Убираю со лба полотенце с заморозкой, пью водичку и почти ползу в прихожую. Смотрю в глазок — реально полиция. Наш участковый Лёня и ещё какой-то мент.

Мне становиться дурно в квадрате. А что если они насчёт наркоты, которую Жека в унитаз смыл, пришли?

Дрожащей рукой открываю дверь.

У Лёни лицо вытягивается, у незнакомого мне мента не вытягивается ничего. Лёня совсем недавно в Падалках — молодой, по распределению попал, а этот…