КРАСИВЫЕ, ДЕРЗКИЕ, ЗЛЫЕ - Анна ЛИТВИНОВЫ

   По пути старушка с явным умыслом рассказала девушке, что квартира ее завещана внуку и менять свою последнюю волю она ни в коем случае не собирается.

   – Я с вами встречаюсь совершенно бескорыстно, – Алиса поняла намек и улыбнулась. – У меня муж очень хорошо зарабатывает.

   – Судя по машине, да, – кивнула Инна Петровна.

   К счастью, тетушке не пришло в голову спросить, с какой стати Алиса, жена богатого мужа и владелица «Лексуса», ютится в стандартной квартирке в Марьине.

   В антрактах Алиса угостила старушку шампанским.

   – Дорогущее, наверно, – вздыхала та. – Рублей триста бутылка стоит?

   Алиса не стала открывать пенсионерке глаза: даже самое плохонькое шампанское в Большом зашкаливает нынче за семьсот.

   К концу вечера Инна Петровна, похоже, совершенно опьянела – но не столько от шипучего вина, сколько от блеска и толкотни театра, ярких костюмов и музыки, лощеных иностранцев и собственного участия в празднике.

   Когда они вернулись на Братиславскую, пенсионерка с воодушевлением сказала:

   – Поднимемся, Алисонька, ко мне. Раз твой богатый муж в командировке – тебя все равно, наверное, никто сегодня не ждет. Или я не права?

   – Права, Инночка Петровна, ох как права.

   – Тогда – вперед, выпьем кофе или чая.

   – У меня есть кое-что получше, – улыбнулась Алиса и достала из бардачка бутылку шампанского «Моэт и Шандон». – Праздник продолжается! Шоу маст го он!

   В ночной квартире пенсионерки Алиса спросила, оглядывая фотоиконостас, – впервые она продемонстрировала свой интерес:

   – А кто эта печальная девушка на фотографии?

   – Это Валя, моя племянница.

   «В точку! Я не ошиблась!»

   – А почему она вас никогда не навещает? – О сложных взаимоотношениях с сыном (и, главное, с невесткой) Инна Петровна уже успела поведать Алисе.

   – Она погибла.

   – Ой, извините. А что случилось?

   – Автомобильная авария.

   Алиса внимательно следила за лицом пенсионерки и могла поклясться: Инна Петровна знает о судьбе племянницы нечто большее. Но чтобы не насторожить старушку, Алиса сменила тему.

   – Давайте по пятьдесят граммов шампанского. А то я в театре и не пила ничего. Гаишников страсть как боюсь.

   ...В конце концов игристое вино сделало свое дело. Возбуждение, смех и веселые рассказы сменились апатией. Инна Петровна пару раз зевнула. Алиса не без умысла вышла «поправить прическу» и задержалась в туалете минут на десять. Когда она вернулась, Инна Петровна уже спала в кресле, уронив голову на грудь, на изумрудное колье. Девушка громко пощелкала пальцами. Никакого эффекта. Тетушка продолжала посапывать.

   Алиса подошла к секретеру – отечественному чуду мебельной моды времен восьмидесятых. Наверно, здесь старушка хранит свои заветные документы. В подобном секретере держала личную переписку, счета и гарантийные талоны на технику бараблинская тетя Вера. И мама с папой хранили документы в таком же. Пока были живы.

   Пока их не погубила племянница этой милой тетушки.

   У стариков сон чуток. Поэтому Алиса подмешала в шампанское Инны Петровны полтаблетки снотворного. Конечно, она испытывала угрызения совести: вдруг у пенсионерки не выдержит сердце?

   Но она решила: на войне как на войне. Племянница доброй старушки убила Алисиного отца. Задумывалась ли Валентина Поленова хоть раз о последствиях? О том, что станет с семьями убитых? Наверняка нет. Тогда какого черта Алиса должна жалеть ее милых родственников?

   Девушка открыла секретер. И правда, в нем оказались документы. Советская власть научила целое поколение если не думать, то вести себя одинаково.

   В отдельном целлофановом пакете лежали книжки оплаты за квартиру, свет, телефон. Это – в сторону.

   Рядом – счета за междугородние переговоры. Их тоже отложим. Пока. Они, быть может, еще пригодятся.

   А вот и самое главное. Письма. Внушительная стопка. Алиса взяла корреспонденцию под мышку.

   Старушка в кресле спала совершенно беззвучно. Девушка тихонько подошла к ней, пощупала пульс. Он был ровным, хорошего наполнения. Алиса отпустила руку. Пенсионерка всхрапнула.

   Девушка удалилась на кухню. На ее счастье, письма оказались отсортированы. Первая, самая внушительная пачка, написанная одним почерком, начиналась одинаково: «Милая моя Инночка!» Шпионка проглядела их.

   Мужской почерк повествовал в юмористическом ключе о провинциальных гостиницах, пустых прилавках и сверхурочной работе. Заканчивались письма стандартно: «Целую, люблю, жду встречи!» Самое последнее датировалось восемьдесят шестым годом. Кажется, письма от мужа. Потом он умер, Инна Петровна осталась одна.

   Другая пачка посланий, перетянутая резинкой, начиналась детским почерком: «Милая моя мамочка! Живу я здесь хорошо, погода хорошая...» На последнем письме от сына, написанном взрослой скорописью, стояла дата: 21 сентября 1990 года. Видимо, после женитьбы он счел, что больше не нужно писать матери, откуда бы то ни было. Инне Петровне еще повезло, что он звонит и порой наносит ей визиты.

   Еще две пачки были написаны женской рукой. Алиса проглядела их. Ничего интересного. Первая стопочка – от одной подруги из Ленинграда – Петербурга, вторая – от другой, из Бишкека. Вторая стопка заканчивалась сентенцией: «Дорогая моя Инна, больше писать мне, пожалуй, не удастся. Цены на письма в Россию непомерно высоки, и вряд ли я смогу, с моей нищенской пенсией, позволить себе это удовольствие...»

   И – ничего подозрительного. «А что я хотела! – вздохнула Алиса, откидываясь на угловом диванчике. – Вряд ли эта Валентина Поленова – убийца, провернувшая дерзкое ограбление, – столь неосторожна, чтобы оставлять о себе такие улики: письма тетушке. Да и вообще, жива ли она?»

   Тут Инна Петровна в комнате жалобно застонала, захныкала, что-то проговорила. «Еще не хватало, чтоб старушку кондратий хватил!» Алиса метнулась к ней, задела стол. Письма из двух последних пачек разлетелись по кухонному полу.

   Когда Алиса влетела в комнату, пенсионерка по-прежнему спала, повесив голову, однако при этом бормотала: «Яшенька!.. Сынок!.. Ну не надо!.. Не хочу я!.. Зачем ты это делаешь?!»

   «Господи, – мелькнуло у Алисы, – почему же люди столь жестокосердны? И я – не исключение».

   Она вернулась в кухню, стала разбирать рассыпанные письма. Кот Инны Петровны явился на шум и брезгливо нюхал белые листы.

   Алиса отогнала Дымку и вдруг обратила внимание, что среди писем валяется яркая открытка.

   Алиса подняла ее. На карточке был изображен совсем не российский пейзаж: католический собор, крепостная стена и пальмы. Девушка перевернула открытку. Почерк, которым она была написана, совсем не походил на почерк подруг Инны Петровны, или ее сына, или мужа.

   Московский адрес пенсионерки написан латинскими буквами. Обратного адреса – нет. Текста всего несколько строк. Набросаны торопливой, скорей всего, женской рукой. Алиса нетерпеливо пробежала их.

    Дорогая моя,

    С Новым тебя годом! Желаю здоровья и счастья в Новом году и Новом веке!

    У меня все по-прежнему, живу я хорошо, устроилась, не хвораю.

    Я люблю тебя и надеюсь, что ты тоже здорова.

    Целую крепко!

   Вместо подписи изображена закорючка.

   Птичка. Галочка.

   А может быть, латинская буква V?

   Сердце Алисы забилось.

   V – вполне могло означать «Валентина».

   Девушка всмотрелась в штемпель. Почтовая карточка отправлена 2 января 2000 года. Откуда – непонятно. Штемпель смазан.

   Алиса достала из сумки телефончик. Сфотографировала открытку – сначала лицевую часть, с собором и пальмами. Потом – оборот, со штемпелем и текстом. Повторила снимок на всякий случай несколько раз, добиваясь, чтобы штемпель оказался в фокусе.

   Потом собрала письма и отнесла их в комнату.

   Пенсионерка спала глубоким сном, дышала спокойно и мерно. «Будем надеяться, что, кроме легкой головной боли, завтра она не ощутит никаких последствий. Я – не такая садистка, как твоя юная родственница. Я не желаю никому зла. Кроме, разумеется, непосредственно виноватых».

   Ее взгляд упал на фото племянницы, и в голову пришла новая идея. Она осторожненько сняла со стены рамку с карточкой Валентины. Перевернула ее оборотной стороной. Вытащила снимок из рамки.

   Есть! На тыльной стороне фотографии, на белом глянце сделана подпись:

    Моей любимой тете Инне – в день окончания школы – на память!

    25 мая 1986 года.

   И почерк, почерк!

   Да, он переменился, отвердел, повзрослел – но было очень похоже, что надпись на фото и заграничная открытка написаны одной и той же рукой.

* * *

   Преступница-таки допустила ошибку.

   Сентиментальность сыграла с железной девой (а Алиса представляла себе Валентину именно такой) дурную шутку.