Мятеж четырех - Олаф Бьорн Локнит

Конан оторопело замолчал, потом сбросил безрукавку, расстегнул ремень и, задрав рубаху, показал Темвику старый побелевший шрам чуть ниже правой подмышки.

– Точь-в-точь такой, – кивнул молодой следопыт. – Хватит меня разыгрывать, это, наверное, ты и был! Шуточки у вас, аквилонцев!

Мораддин потребовал пива. Тотлант опять пошел к стойке, но, впрочем, быстро вернулся – очень уж хотелось дослушать эту невероятную повесть.

– Шрам я получил на Западном океане, когда служил на флоте короля Фердруго, – медленно проговорил Конан.

– Не на флоте, а в пиратах, – машинально поправил Хальк. – То есть в королевских корсарах. Гай Петрониус целых две повести об этом написал… Что же происходит вокруг, а?

– А куда они поехали? Они что-нибудь говорили о дальнейшем направлении? – вкрадчиво спросил Мораддин, опростав кружку с медовухой. Лицо у господина графа было бледным.

– Конечно, – ответил Темвик. – В Аквилонию, в Тарантию. Король торопился вернуться домой, в столицу.

– А про нас этот король ничего не говорил? – слово «король» Тотлант выговорил с отвращением. – Про Веллана Бритунийца? Про графа Мораддина, про меня или господина Халька?

– Рассказывал, – невозмутимо проговорил Темвик. – Граф Эрде, дескать (это он Паллантиду объяснял) копается вместе с гномами в горах, обнаружив некую удивительную штуковину, Веллан и ты – у короля Эрхарда, в Вольфгарде. А месьор Хальк вовсе погиб под обвалом, когда Небесная гора рванула…

– Так, – поперхнулся Хальк. – Ну спасибо, Ваше величество!

– Подведем итоги, – металлическим голосом сказал Тотлант. – Формируется весьма прелюбопытная картина. Король Конан, сбежавший вместе с женой графа Эрде, возвращается в Тарантию победителем Небесной горы. Я пребываю в столице Пограничья, Велл там же, а уважаемого бибилиотекаря вовсю жрут черви в небольшой уютной могилке. Мораддин, услышав голос своей гномьей крови, бросил придворную должность в Бельверусе, взял в руки кайло и превратился в рудознатца. Судьба Эйвинда остается невыясненной.

Рыжий асир отчего-то помрачнел и смущенно затеребил обшлаг рукава.

– Прошу высказываться, – напомнил Тотлант, нарушив долгую и тяжелую паузу. – Только по очереди. Ругательства можете опустить.

– Конан, зачем ты уехал с моей женой? – с серьезностью в голосе вопросил у киммерийца слегка подвыпивший граф Эрде.

– А что ты нашел в Граскаале? – парировал киммериец. – Еще одну Небесную гору? Великие боги, какое счастье, что Хальк наконец-то свернул себе шею! Как спокойно будет жить!

– Вот уж воистину большое спасибо, – фыркнул библиотекарь. – Господа, есть предложение – давайте напьемся за упокой моей души. Темвик, тебя мы тоже приглашаем!

И Хальк на редкость противным голосом продекламировал слова песенки, однажды сочиненной в пьяном угаре аквилонским поэтом Ринальдо:

Ох, боюсь, на моих поминкахБудет людно – не продохнуть!Только как это всё устроят —Вот на что б я хотел взглянуть

…

Пока трактирные служки бегали от кухни к нашему столу и обратно, перетаскивая блюда с едой и кувшины с вином и пивом, мы сидели молча, напустив на лица угрюмство. Первым решил высказаться Эйвинд, не проронивший за все утро ни слова. Меня поразила здравость размышлений нашего крестьянина. На таких основательных людях и держится мир.

– Интересную историю Темвик рассказал. Колдовством попахивает. Если б человек, ехавший с господами гвардейцами, был просто на государя Конана похож, тогда все понятно. Может, ошибка вышла. Может, еще что. Но не бывает так, что двойник и шрамы одинаковые себе заимел.

– Если Ринга выглядела беспечной и довольной, – проронил Мораддин. – Значит, была уверена в истинности облика своего спутника. Она несколько десятилетий работает на нашу тайную службу и умеет различать любые подвохи.

– Выходит, она уехала с настоящим Конаном, – судорожно рассмеялся киммериец. – А кто тогда я?

– Самозванец, – прыснул в кулак Хальк. – Какое наказание положено за самозванство в Аквилонии?

– Повешение, – авторитетно ответил король. – В особо тяжких случаях – колесование. Мне Публио объяснял.

– Повешение? – ерник-библиотекарь был неутомим. – Отлично! Мы сбегаем и купим тебе веревку, а удавишься самостоятельно. Остальным придется тоже повеситься, как сообщникам. Представляете картину? Болтаемся эдак в рядочек…

– Трепло, – устало махнул рукой Конан. – И вообще молчи. Ты умер.

– Се речет глас истины из Царства Мертвых, – провозгласил Хальк, наполняя кружку, – так давайте же выпьем за вечную жизнь! Слушайте, почему вы все такие пасмурные? Еще далеко не все потеряно! Документы у нас настоящие, король тоже вряд ли является подделкой – гляньте, как пиво хлещет! Так один лишь Конан Канах может. Приедем в столицу и все выясним.

– Есть возражение, – отмолвил Тотлант. – Мы можем попросту не доехать до Тарантии. Мне очень не нравится эта история. Либо этот человек – суть двойник, причем отлично рассчитавший время и место появления, а также свои дальнейшие действия, либо… Эйвинд правильно сказал – попахивает колдовством. Фантом? Демон, принявший обличье короля? Я знаком с подобными фокусами.

– Нет, нет, – замотал головой Темвик. – Я бы почувствовал. Тот Конан был самым обычным человеком. От него даже пахло точно также, как от этого, – оборотень ткнул пальцем в киммерийца. – Он был… Не знаю, как сказать. Естественным, вот! Я не могу поверить, что существуют два человека, настолько похожих друг на друга.

– Напрашивается самая разумная мысль, – хмыкнул стигийский волшебник. – Конан попросту морочит всем нам головы. Затеял любовную интрижку с госпожой графиней, а теперь отмазывается.

Встрял пьянеющий на глазах Мораддин:

– Конан, ты мерзавец! Куда ты дел мою жену? И вообще – вы все сговорились, да?

Далее все покатилось по накатанной колее. Мешая красное вино и пиво, мы строили различные предположения насчет появления двойника Конана, закидывали вопросами изрядно подуставшего от наших занудств Темвика и, разумеется, очень быстро напились. Когда Темвик вдруг упомянул о Небесной горе, Конан вознамерился рассказать оборотню о наших приключениях в граскаальском царстве. Так как государь Аквилонский резко повысил голос (пиво виновато), вокруг стола начали собираться другие посетители. По трактиру пробежал слушок, будто приехал сам Стефан Король Историй и рассказывает очередную страшную повесть. Мы не стали разуверять приказчиков, аквилонских негоциантов и немедийских солдат в их заблуждении, а Хальк обнаглел до того, что взял свою меховую шапку и начал собирать деньги с благодарных слушателей. Серебро так и звенело.

Кстати, я еще не рассказывал о том, что с нами произошло в Граскаале? Сразу после обвала? Помните, мы с Хальком обнаружили жутковатую пещеру с прозрачными гробами, в одном из которых находился вполне живой Эйвинд? Мы-то думали, он погиб в катакомбах Ивелина! Если не возражаете, я коротко обрисую вам ситуацию, в которой мы оказались незадолго до разрушения Небесной горы.

* * *

Я уже говорил, что Конана, Мораддина, Фрама и Тотланта отрезало обвалом породы от Бесконечной лестницы и других выходов наверх, на поверхность. К счастью, мы с Хальком и страшноватым по виду зубастым зверем, называемым гномами «элайном», успели проскочить в боковой коридор до того, как сработали огненные шарики, сотворенные стигийцем. Когда волшебное пламя разрушило своды зала, над которым нависал бок Небесной горы, произошло небольшое землетрясение, потолки катакомб не выдержали и кое-где рухнули.

Я и аквилонец очутились в очень древнем, запыленном коридоре. Потом увидели свет. Мертвенный, голубовато-синий, будто от гнилушек. Войдя в круглую комнату, мы нашли девять длинных стеклянных гробов, вызволили Эйвинда, непонятно какой силой перенесенного из Аквилонии аж в сам Граскааль, и побежали дальше.

Скорее всего, Небесная гора к этому времени уже начала плавиться, опустившись в озеро раскаленного камня. Мы хотели выбраться на поверхность, как можно быстрее попасть в Хезер (это крупный поселок, расположенный за перевалом, отделяющим главный хребет Граскааля от населенных равнин Пограничного королевства) и привести обитавших там гномов. Хальк был уверен, что подгорные карлики помогут нам раскопать завал и спасти попавших в ловушку друзей.

…Когда мы спустя несколько дней вернулись в Вольфгард, я купил на рынке поросенка, приволок его в храм Иштар и принес в жертву моей любимой богине. Все-таки Иштар помогает не только влюбленным мужчине и женщине, но и всем верным друзьям. Плотская любовь для богини – лишь одно из проявлений ее благодетелей.

Мы наткнулись на гномов. На самых настоящих гномов, уцелевших в огромном пожаре, охватившем подземелья после открытия ворот, ведущих ко глубинам Небесной горы.