Квартирник у Маргулиса. Истории из мира музыки, которые нас изменили - Евгений Шулимович Маргулис

Фуагра, ха-ха. Старца в тот раз играл Василий Борисович Ливанов, и он тоже присутствовал на этом дне рождения. Я пошел купаться в Атлантику с Аликой Смеховой, только купнул свою тощую задницу…

– Это мы сотрем.

С. Г.: А там нет ничего страшного, там прохладно, вот в чем дело-то было.

– Ну с ней-то было тепло? Сотрем.

С. Г.: Купнули наши тела в эту Атлантику, и меня тут же что-то укусило.

– Смехова. Я вот говорил, давай…

С. Г.: Думаешь? Нет, рука, была обычная рука. Короче, я вышел, что-то там почесывал. Василий Борисович увидел все это и говорит: «Друг мой, что там?» Он был со своей замечательной супругой. «Доставай нашу мазь», – сказал Мастер. У них всегда с собой какая-то мазь на случай каких-то таинственных укусов и ожогов. Он мне натер эту руку, на следующее утро я был как стеклышко и дальше занимался геройскими этими похождениями. Было так здорово.

– Мне кажется, что мазь можно было бы и не втирать. Сергей Галанин – богатый жизненный опыт!

С. Г.: Спасибо! По этому поводу следующая песня – «Я бурый медведь».

(Песня «Я бурый медведь».)

– Это последняя песня… У каждого «роллинга» есть Satisfaction, у «битлов» – Yesterday, у «Машины времени» – «Поворот». А у вас что – «Свет в оконце»?

С. Г.: Спасибо вам еще раз большое всем…

– Давай Yesterday, черт нерусский!

(Песня «А что нам надо».)

Найк Борзов

«Найк Борзов – отменный артист. Мне случайно в середине 90-х попала его кассета, и меня так зацепили его песенки, что я тут же приволок его записи на «Радио 101», которое в то время было самое рок-н-ролльное. Юра Костин, гендиректор этого радио, тоже был в восторге. Ну и понеслось! Поскакала лошадка по волнам и скачет уверенно до сих пор», – Евгений Маргулис.

– Найк Борзов! Непредсказуемый, великий и ужасный, как Гудвин. Я очень рад, что он согласился сегодня поиграть у нас для вас.

(Песня «Ты горишь».)

– Вообще, если кто-то его не знает, то у него список покруче, чем у породистой собаки. Если кто-то помнит такую группу «ХЗ» – я не буду в эфире произносить этого слова, – то он появился оттуда, и появился…

Найк Борзов: Икс три.

– Икс три, да. И появился оттуда в удивительное время. Где-то, наверное, конец 80-х…

Н. Б.: 89-й год.

– 89-й год, да. В это время тихо умирала попса – «Ласковый май» и прочая всякая ботва. А тут появилось «ХЗ» с альтернативными песнями. И в общем меня это как-то так вштырило, если говорить молодежным языком, потому что была попса, а тут совершенно другое. Почему? Откуда это все появилось?

Н. Б.: На самом деле, это наше такое увлечение с детства. Мы с Бегемотом, Барабасом и еще рядом друзей – Алексей Заев, потом к нам Илья присоединился в какой-то момент, Корней теперь в «ХЗ» с недавних пор. То есть все через это теперь проходят. Аня еще не вписывалась, но тем не менее все впереди. Почему все это появилось? Мы и увлекались в общем-то такого рода поэзией. В детстве еще слушали разное, выходили пластинки, например «Лука Мудищев», и прочие разные такие.

– Ну приличные такие.

Н. Б.: Маргинальные разные персонажи. В детстве это всегда впирало. Это появилось у Бегемота – еще до армии была группа с совершенно такими безумными текстами, он писал еще в какие-то школьные времена. И это было забавно. Группа называлась «Возмездие». Даже сохранилось несколько магнитных альбомов. Он не хочет их издавать, потому что считает, что это просто конец света в принципе. Бегемот мне еще в то время понравился. Еще до «ХЗ» у меня была группа «Инфекция» – мы уже тогда с друзьями просто дома записывали всякую фигню, играли какой-то панк на гитарах, на таких самопаянных. Там была, условно, акустическая какая-нибудь «Музима», и в нее всунут какой-нибудь микрофон МД-12, который через электронику на полном перегрузе играет. Барабаны в соседней квартире, через улицу пройти, у человека в пятитиэтажке стояли. Но тем не менее в таких вот адских и приятных условиях одновременно мы просто собирались и играли какую-то панк-музыку, какую-то безумную. Меня тогда прикалывал панк в принципе и своей простотой, и оторванностью, потому что я в принципе начинал не с этого – мне всегда нравились более серьезные исполнители, и я начал писать лирическую музыку, такую астрально-психоделическую, еще с детства, а вот это увлечение такой стремной лирикой, так называемой, это просто как некий, ну не знаю, такой временный фетиш. Я сейчас этим не занимаюсь, в «ХЗ» не участвую в основном – приезжаю на день рождения раз в год, спою несколько песен, хитов и, собственно говоря, на этом мое участие в этой группе заканчивается. Но тем не менее мы дружим.

– Класс. Но во всяком случае, такая маленькая ремарка, в то время, пока некоторые артисты выпускали альбомы под названием «Медленная и хорошая музыка», он выпустил альбом под названием «Онанизм». Почувствуйте разницу.

Н. Б.: Ну, в принципе, все очень близко.

– Ну в принципе да.

(Песня «Ева».)

– Знаешь, меня давно интересовал этот вопрос: когда ты почувствовал себя, скажем, уже героем сцены? В сольном проекте или все-таки в предыдущих командах? Что стрельнуло? Все-таки сольный, да?

Н. Б.: Героем прям почувствовал?

– Ну конечно, когда тебе стали кричать: «О, Вова!» там и три слова.

Н. Б.: Я себя почувствовал героем намного раньше, еще до того, как это все случилось. У меня мания величия закончилась где-то лет в 15–16. До этого она была где-то на протяжении пяти-семи лет. У меня была дикая мания величия вообще. У меня все друзья были: Бегемот, Карабас, ходили и офигевали: «Чувак, откуда все это? Ты кто такой вообще? Ты ни фига не такой!». Вот и все. Они до сих пор помнят, как у меня была расписана тетрадка с дискографией по две тысячи там какой-то семнадцатый год вообще. То есть прям план такой был – с названием пластинок, трек-листом, и все эти песни были написаны, в чем прикол-то вообще весь. То есть у меня до хрена тетрадок, в которых очень много этих песен, там около ста пятидесяти альбомов, и там реально можно насобирать с этих безумных детских, некрофильских, некроромантических, бредовых песен каких-то текстов, где я просто тренировался, или что это там происходило, не знаю. Я до сих пор не могу найти зерна в этих песнях, поэтому их не записываю. Такого какого-то осознанного.

– Класс. По поводу нового альбома. Почему, зачем?

Н. Б.: У меня давно не было пластинок. Где-то с 2002 по 2010 год вообще ничего не выпускал.

– Да ладно, я у тебя видел такое количество альбомов, может, это все под разными какими-то проектами.

Н. Б.: Нет, ну проектов у меня было очень много, и до сих пор сайд-проекты возникают какие-то все время, как «Искусственные фрукты» – это тоже вдруг возникло и заняло наше время на полтора года. Мы с Корнеем как-то сидели в гримерке, и Корней начал бренчать какие-то знакомые песенки, мелодии. Мы начали вспоминать то, что нам нравилось в детстве из этой советской эстрады, которая постоянно крутилась, которую слушали родители, которую потом мы переняли сами. Каким-то образом какие-то песни все-таки отложились там, все-таки было реально и прекрасные произведения, и это сложно отрицать.

Был день детей, и мы решили просто сыграть концертик, чисто посвященный детям. И, собственно говоря, достали свое собственное детство, назвали этот проект «Искусственные фрукты».