Перебиты, поломаны крылья - Владимир Колычев

Пришлось доказывать, что с головой у нее все в порядке:

– А при том, что у Бориса хобби такое – аквариумы женскими головами разбивать. Мною он один разбил, тобою другой разобьет…

– А у него что, два аквариума?

– Мне и одного хватило!

– Так был аквариум у него?

– Был! – сгоряча выпалила Катя и спохватилась. – Нет, не было…

Она не понимала, зачем Борису понадобилось скрывать от приходивших к ним в дом милиционеров существование аквариума. Так же непонятен ей был их интерес к этому предмету быта. Теперь вот Виктория интересуется, а она из прокуратуры. Что за собака была утоплена в этом аквариуме?..

– Ну, не было так не было, – очаровательно улыбнулась Толоконникова.

И вдруг утратила к собеседнице всяческий интерес. Села в машину и уехала. Ей уже было все равно, хочет Катя вернуть Андрея или нет. А Кате сейчас было не до него. Она поняла, что снова предала Бориса. По собственной глупости предала.

Глава двадцать первая

Больничный бокс в санчасти больше напоминал тюремную камеру, нежели палату медицинского учреждения. Все те же мрачные стены, все то же зарешеченное окошко, шконки в два яруса, невольники на них. Одно утешало Илью – в той палате, куда его определили, не было уголовных монстров, встреча с одним из которых и привела его на больничную койку. Отбита голова, сломаны ребра, два нижних передних зуба снесены начисто, почки болят до сих пор. Зато в душе спокойствие. Не сломался он перед Сандро, не залез на дючок изображать горного орла. Казалось бы, что здесь такого, он же не закоренелый уголовник, чтобы ревностно следить за своей репутацией. Он не стремится пополнить ряды блатных, ему и в мужиках неплохо. И все равно приятно осознавать, что не сломала тебя злая тюремная сила. Приятно осознавать, что тебя держат за человека.

Но еще приятней звучали слова адвоката. Илья уже мог подниматься с постели, но долго сидеть не мог: тянуло прилечь. Поэтому Роман Васильевич сам пришел к нему в палату с утешительной новостью:

– Я бы не хотел говорить об этом как о несомненно решенном вопросе, но, судя по всему, мы обречены на успех в нашем совсем не безнадежном деле, – ободряюще улыбнулся этот молодой и успешный мужчина в добротном и явно дорогом летнем костюме. – Сначала суд примет решение о вашем освобождении под залог. А потом мы и вовсе развалим дело, обещаю вам.

От него приятно пахло терпким одеколоном и сладкой свежестью свободы.

– И когда будет суд?

– Предположительно через два дня. Но если к этому времени вы не сможете прибыть в суд по состоянию здоровья, его перенесут…

– Я смогу. Я обязательно смогу…

Он понимал, что на суд его повезут в ненавистном автозаке, под конвоем, которому нет никакого дела до того, как чувствует себя заключенный. Из фургона придется не выходить, а выпрыгивать, его могут огреть дубинкой по спине, а возможно, и по голове… Но он пересилит себя, он пройдет через все, зато из суда он отправится домой вместе с Нилой, на ее машине. Дома он как та свинья по самые уши зароется – нет, не в грязь, а в комфорт нормальных человеческих условий. Часами будет отмокать в джакузи, прохлаждаться на шелковых простынях под мягкими воздушными волнами сплит-системы, когда срастутся ребра – отправится в плавание по озеру – сначала вплавь, чтобы прочувствовать бодрящую силу живой воды, затем на глиссере. А потом…

– Эй, парень, мечтать потом будешь, когда я уйду, – понимающе улыбнулся адвокат. – А совсем скоро все твои мечты сбудутся.

– Как там Нила поживает? – спросил Илья.

Нила тоже входила в его планы. Сейчас адвокат уйдет, и он представит, как завалится с ней в постель…

– Не жалуется. И тебе раскисать не велит. Скоро увидитесь. А пока она привет тебе передает…

Роман Васильевич пододвинул к нему стоявшую у него в ногах сумку с продуктами и передал вскрытую пачку сигарет, в которой Илья обнаружил несколько свернутых тысячных купюр. Нила в своем репертуаре, за что Илья и передал ей огромное спасибо – пока что только на словах, но как только он вернется домой, так сразу же на деле покажет, как благодарен ей. «Эх, скорей бы домой!»

Адвокат ушел, Илья тут же попытался встать. Процесс сложный и без посторонней помощи достаточно трудоемкий. Но к нему тут же подскочил юркий паренек с безобидно-хитрыми глазками. Звали его Лесок, хотя ему больше бы подошла кличка Лисок.

– Брат, ну чего ты молчишь? – помогая ему подняться, бойко спросил он. – Ты только скажи, я завсегда!

Голос его отзванивал искренним участием, но взгляд был устремлен на баул с продуктами.

– А с этим расправиться поможешь? – усмехнулся Илья.

– Ну, ты только скажи. Для тебя, брат, все что угодно…

В сумке хватало деликатесов – колбаска, буженинка, сырок, прочая вкусная всячина. Еще бы бутылочку водочки ко всему этому да Кирилла в свою компанию…

В палату в сопровождении врача вошел новый пациент. Илья вздрогнул, когда узнал в нем Кирилла. Болезненно-бледный, осунувшийся, ноги еле держат исхудавшее тело. И тоскливо-безучастный взгляд. Илья помахал ему рукой, но тот никак на это не отреагировал.

Врач определил Кириллу койку, не дожидаясь, когда он заправит ее чистым бельем, вышел. А ждать бы пришлось долго. Кирилл едва держался на ногах, его тянуло присесть.

– Поможешь человеку? – спросил Илья у Леска и показал ему на свободное место подле себя.

– О чем вопрос? – спросил парень и вопросительно посмотрел на баул.

– Обедать будем, на всех распакую, – пообещал Илья.

– Понял!

Лесок взял едва живого Кирилла под руку, подвел к Илье, усадил его на шконку. А сам взялся заправить его постель. Это он зря – в палате хоть и нет корифеев преступного мира, но и здесь шнырей не уважают. Но за стол все равно пригласить придется.

– Здравствуй, брат!

Илья легонько толкнул Кирилла плечом.

– Здравствуй, братишка, – не глядя на него, вымученно улыбнулся тот.

– Узнал?

– Память еще не отшибло.

– А я только что о тебе думал. Мне дачку передали, там столько вкуснятины. Вечерком водочки можно взять…

– Ты как всегда в ажуре.

– Не про себя же думаю. Говорю же, про тебя вспомнил. Как только дачка пришла, так про тебя и подумал… Как там в карцере?

– Хреново. Поджелудочную так скрутило, что чуть не склеился. Сейчас вроде бы отпустило, но такой страшной ночи, как вчера, у меня еще не было…

– В больницу тебе надо.

– А я, по-твоему, где? – усмехнулся Кирилл.

– Это не больница, это издевательство над больными. Голова болит – аспирин, понос – аспирин, руку сломал – аспирин. Как в армии, только там антигриппин на все про все был…

– В Америке так же лечили. В конце девятнадцатого века у них в армии на все про все одно лекарство было – опий. От головы – опий, от поноса тоже опий. Оттуда и пошло название – солдатская болезнь, то есть наркомания. Пока поняли, что к опию привыкают, тысячи солдат на иглу сели… Я бы сейчас тоже не отказался от такого лечения.

– Нет, лучше водочка.

– Кстати, спасибо тебе, брат. Здорово ты меня выручил. Водку мне принесли, закуску… Ты настоящий друг… Да, ты-то чего на больничке делаешь? И что это за панцирь у тебя на груди?

– Гипсовые доспехи, не видишь, что ли?.. Пока тебя не было, к нам вор в законе заехал. Даже не апельсин, так себе, фрукт недозрелый, киви грузинский. Вадик на унитаз его загнал, орла из него делал. А потом его крестный пришел, тоже вор в законе, но этот настоящий… Вадика уже в камеру отправили, с гипсом на сломанной руке. А меня здесь держат… Был бы ты с нами, мы бы его самого на больничку отправили…

– А я что, по-твоему, Геракл? – усмехнулся Кирилл.

– Ну, не знаю. Сельдеца ты как отделал…

– Разозлился, потому и отделал.

– Ты проституток не любишь, – сам не зная зачем, сказал Илья.

Кирилл встрепенулся, как-то странно глянул на него.

– Не люблю… А за что их любить? Одна такая тварь мне жизнь сломала. Жил, работал, а эта… По второму кругу в зону пойду… А у меня мать больная, у нее, кроме меня, никого нет. Пенсия – кот наплакал, она ж без меня пропадет… Вот и скажи после этого, как я должен относиться к проституткам?

– Как?

– Да я бы их всех, этих сук… Своими бы руками…

Взгляд Кирилла занавесился мутной хмарью, но он тут же сам разогнал эти шалые тучи.

– Что-то ты не о том разговор завел, Илюха, – с осуждением сказал он.

– Да к слову пришлось.

– К слову дачка твоя придется, – улыбнулся через силу Кирилл. – Я в кандее оголодал. Что там у тебя?

Больничный рацион мало чем отличался от обычного тюремного пайка – та же помойная баланда и пустой чай. Разве что масло еще давали, но совсем чуть-чуть, только понюхать. Поэтому в этот день обитатели больничной палаты пренебрегли обедом и с позволения Ильи набросились на его посылку. Особенно жадно ел Кирилл: в карцере вообще жуть по этой части – только хлеб прокисший да вода с болотным душком. Он очень хотел есть, и его вовсе не смущал недавний приступ поджелудочной железы.