Сальвадор Дали. Божественный и многоликий - Александр Петряков

Подобный же комплекс, как мы уже говорили, он испытывал и по отношению к Пикассо, и в связи с этим уместно вспомнить портрет Пикассо, написанный Дали позже, в 1947 году, где его коллега изображен с женскими грудями, а между ними торчит все тот же нарцисс в качестве, вероятно, эзотерического намека.

После достопамятной встречи Дали уехал вместе с Галой во Флоренцию, где еще раз подтвердил свои новые умонастроения:

«Довольно отрицать — пришла пора утверждать. Хватит выправлять — надо поднимать, возвышать, сублимировать. Хватит растаскивать — надо собирать и строить. Хватит забавляться автоматическим письмом — надо вырабатывать стиль. Пора кончать с разрушением и разбродом — надо учиться ремеслу. Довольно скепсиса — нужна вера. Довольно блуда — нужна чистота. Довольно уповать на коллектив и униформу — нужна индивидуальность, личность. Нужна иерархия. И хватит экспериментов — нужна Традиция. Ни революций, ни контрреволюций — ВОЗРОЖДЕНИЕ!»

Эта программа, которую он себе выстроил, будет им неукоснительно выполняться. Поездка в Италию укрепила давние, выношенные с юности мысли о приоритете традиции в живописи — именно она имеет власть над художником, именно она, в какой бы ипостаси ни выступала, дарует ощущение красоты и является основой этого понятия.

И, надо сказать, со второй половины 30-х годов живопись Дали обретает новую структуру восприятия, независимо от сюжетов картин и их наполненности теми или иными персонажами. Даже тот ужас и страх, что мы видим в «Предчувствии гражданской войны», эстетизирован; небо, написанное в канонах классики, уже не является просто фоном, на котором происходят те или иные события с гротескными мизансценами, как это было в работах 20-х годов, здесь оно работает на персонажа, дополняет трагическую напряженность и так организует пространство благодаря низкому горизонту, что созерцанию акта самоистребления ничто не мешает. Небо и уплощенный пейзаж органически связаны с персонажем, подчеркивая совершенство композиции.

В сентябре 1938 года супруги Дали приезжают на виллу знаменитой Коко Шанель в Рокенбрюне. Сентябрь 1938 года памятен в европейской истории подписанием позорного Мюнхенского соглашения. Трусливые и недальновидные политики в очередной раз умиротворили Гитлера, отдав ему на растерзание Чехословакию, но любой трезвомыслящий человек видел, не говоря о политических аналитиках, что аппетит у фюрера зверский, ему одной Чехословакии будет мало. Неустойчивая политическая погода в Европе менялась к худшему и предвещала неизбежную грозу. Боши, как называли французы немцев, вновь стали пугалом континента.

В доме Шанель супруги живут осень и зиму. Со знаменитой кутюрье Дали знаком уже давно, с ней у него, да и у Галы тоже, сложились теплые добрые отношения. «Все лучшее, что есть во французской породе, воплотилось в Коко», — писал о ней Дали. У Шанель он не только в гостях, они делают совместную работу к балету «Вакханалия». Этот проект зрел у художника уже с 1934 года; во время последней встречи с Лоркой в 1935 году в Барселоне он и ему предлагал поучаствовать в нем, проявить свой драматургический талант. Но реально это осуществлялось только сейчас, когда за дело взялся руководитель «Русского балета» Мясин, а деньги на постановку дал Эдвард Джеймс. Коко Шанель, как читатель уже догадался, делала костюмы к предстоящему спектаклю, главными героями которого были безумный король Баварии Людвиг II и основоположник мазохизма Захер-Мазох. Дали был в восторге от работы Шанель, особенно ему понравился костюм баварского короля. «В какие одежды облекла жгучую горечь его неутоленных страстей!» — восторгался художник.

Здесь Дали написал две свои «загадки» — «Загадку Гитлера» и «Бесконечную загадку», названную поначалу «Великий Одноглазый Кретин», где вновь появляется голова Лорки. Темный сумеречный колорит обеих картин свидетельствует о мрачном предчувствии войны, и это настроение передается зрителю.

Весной 1939 года супруги Дали вновь отправляются в Америку. Вместе с растущей известностью мастера за океаном возросли и цены на его холсты. Почти все, что он привез, было продано на общую сумму 25 тысяч долларов. Не ушли почему-то только «загадки» — с Гитлером и Лоркой. Получил он и предложение сделать дизайн павильона развлечений для Всемирной Нью-Йоркской выставки. Гонорар был высокий, но и сроки очень сжатые. Исходную идею Дали назвал «Сон Венеры». Перед входом должна была стоять статуя Венеры, скопированная с известной картины Боттичелли, но с рыбьей головой, а в павильоне художник хотел возвести коралловый риф с бассейном в форме буквы «Г», где плескались бы русалки, но не просто так, а со смыслом, символизируя подсознательные процессы во время сна. В качестве бутафории был предложен большой набор сюрреалистических объектов: диван в форме губ — на этот раз Греты Гарбо, а не Майе Уэст, — женщина в образе рояля, резиновые телефоны и прочее. Самым ярким объектом было, конечно, «дождливое» такси — входишь в машину, а там ползают улитки и хлещет ливень.

Но инвесторы из чикагской резиновой фирмы стали вносить свои изменения, в результате оформление павильона оказалось пародией на замысел дизайнера. История повторилась, как и в случае с магазинной витриной, но на этот раз Дали не стал скандалить и уехал в Европу, а в знак протеста написал «Декларацию независимости воображения и прав человека на собственное сумасшествие», отпечатал ее в виде листовок и разбросал с самолета над Нью-Йорком. В листовке он призывал всех художников объединиться в борьбе за свои творческие права и негодовал, что почему-то женщина с рыбьим хвостом приемлема, а с рыбьей головой — нет.

Он уехал заниматься уже упомянутым балетом «Вакханалия» на музыку Вагнера, премьера которого была назначена на середину сентября в лондонском «Ковент-Гарден». Но 1 сентября немцы напали на Польшу — всего через год после мюнхенского сговора, — и Англия и Франция объявили войну Германии. Все были напуганы угрозой бомбардировок, и «Русский балет» собирался ехать на гастроли в Америку. Постановку «Вакханалии» решено было осуществить на сцене «Метрополитен-опера» в Нью-Йорке. Возникло много сложностей, и в первую очередь с костюмами. Гала не хотела отпускать мужа в Нью-Йорк, полагая, что пересекать океан в военное время небезопасно, ходили слухи, что немецкие подлодки будут топить и пассажирские корабли. А Коко Шанель отказывалась отправлять свои костюмы в Америку без Дали, который проследил бы сам за подгонкой и всем прочим.

Джеймс, на чьи деньги ставился балет, находился уже в Америке и написал Дали, что известная американская модельерша Каринская готова сделать новые костюмы по фотографиям. Мясин планировал премьеру на ноябрь, и другого выхода как будто не было. Но Дали в раздражении ответил Джеймсу, чтобы он «не лез куда надо и не надо», и посоветовал ему лучше уговорить Мясина перенести премьеру. Меценат был просто шокирован таким посланием. Он полагал, что они с Дали друзья, не уразумев пока, что у супругов Дали, как у Англии, нет ни друзей, ни врагов, а есть только собственные интересы. В ответном письме Джеймс язвительно посетовал на неджентльменское к себе отношение и сообщил, что Мясин премьеру переносить не хочет. Он очень обиделся на своего друга и отстранился от хлопот по постановке «Вакханалии», премьера которой все же состоялась в середине ноября с костюмами от Каринской. Балет не произвел сильного впечатления на заокеанскую публику, да и критики особых восторгов не проявили, отметив, кроме всего прочего, интерес особ женского пола к чулкам телесного цвета.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});