Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Две недели — равниной. Четырнадцать дней, убийственно пустых дней. Ничего нет в мире. Есть шагающие мокасины. Есть только глубокий след от того, кто идет впереди. И нескончаемые снега. «У-у — у-у», — гудит северный ветер; «а-а-а — а-а-а», — плачет вьюга. Все плывет перед глазами. Мокасины сами по себе шагают и шагают.
Скалистые бугры сменяют равнину. Ветер обдувает их. Бесснежные голые бугры, точно желваки. Кто-то из канадцев нагибается, скрюченными пальцами наскребает серенький мох. Мох похож на засохшую плесень. Канадец жует, давится трухою. Другой, третий, еще один скребут мох, жуют и опять скребут. Весь отряд скребет и жует мох.
Снова скрип снега. Шагают мокасины. Носильщики бросают последнее каноэ. Кто будет думать о предстоящей речной переправе, когда не знаешь, не сдохнешь ли до вечера? Франклин пытается вразумить проводников. На него в упор глядят потухшие глаза. Проводники не отзываются. Люди уже за чертой здравого смысла.
Двадцать шестого сентября — после месячного похода с мыса Поворотного — отряд дотащился до реки Коппермайн. Вот она несется к Ледовитому океану. Лед еще не смирил ее. Ширина реки — чуть больше ста метров. Надо переправиться на противоположный берег. Он так близко и так бесконечно далеко. Люди стоят у реки и смотрят на воду, где позвякивают первые тонкие льдинки. Надо переправиться… Надо, надо… Они глухо бормочут это слово. Они знают, что надо. Но как?
Слабенький ивнячок покрывает берега. Гибкие прутики, из которых разве деревенскую корзинку сплести можно. Они же плетут… плот. Какой там плот… Ивовый коврик не выдерживает малейшей тяжести… Восемь дней бесцельно и безнадежно бродят люди у холодных зимних волн Коппермайна.
— Настоящий мужчина, — вспоминает Ричардсон чье-то изречение, — идет до тех пор, пока он не может больше идти, а после этого он проходит в два раза больше. В два раза больше, — повторяет доктор и говорит Франклину: — Я обвяжусь веревкой и постараюсь переплыть проклятую реку.
Франклин удивленно смотрит на доктора.
— «Настоящий мужчина идет…» — машинально произносит Франклин и видит, что доктор, охнув, приседает, схватившись за ногу и скривив лицо.
Моряки и канадцы окружают Ричардсона. Оказывается, доктор наступил на чей-то кинжал, воткнутый в землю рукояткой, разрезал сапог и до кости распорол ногу.
Доктора перевязывают рубахой. Он сцепил зубы, на скулах у него выступил пот. Но он поднимается, обвязывает себя концом длинной веревки. Никто его не удерживает. Прихрамывая, подходит он к реке кидается в студеные воды.
Отряд стоит у берега. В потухших глазах загораются искры восторга. То, что сможет один, смогут другие! Доплыв до середины реки, доктор переворачивается на спину. Он плывет на спине, бултыхая ногами. Руки у него онемели, их свело, он их не чувствует, как он почти уже не ощущает жгучих игл, впивающихся в его тело. Он плывет на спине. Он должен доплыть до берега. Берег все ближе. Еще немного. Еще… Сейчас он нащупает дно. Еще усилие…
Путники стоят на берегу. Матрос Хепберн крепко держит веревку, на другом конце которой привязан человек, борющийся с течением Коппермайна. Вдруг Хепберн начинает бешено выбирать пеньковый трос. Его сильные руки так и мелькают, а кольца веревки быстро наслаиваются у ног. Франклин и штурман, вздрогнув, разом помогают матросу. Отряд замер, оцепенел. Нет восторга, снова потухшие глаза. Доктор не доплыл. Близ берега силы окончательно изменили ему, и он пошел ко дну, захлебываясь ледяной водой.
Едва разгораясь, потрескивали ивовые прутья, пуская влагу на тоненькой глянцевитой коре. Чуть дыша, лежал у огня доктор Ричардсон. Нога, обмотанная рубахой, превратилась в окровавленную обмерзшую култышку. Снег так глубок, что Франклин и Хепберн сумели отыскать лишь горстку мха. Они отдали ее доктору, но тот не в силах разжать синие губы.
— «Настоящий мужчина, — шепчет ему Франклин, — идет до тех пор…»
Доктор смотрит на Франклина.
— Ничего, старина, — шепчет Франклин. — Мы дойдем, дойдем…
Франклину холодно. Он никак не может согреться. Он ведь всегда был таким мерзляком, точно родился у экватора. Он ведь и дома, в Спилсби, жался зимой к печке. Но он начальник экспедиции, он не может, он не вправе падать духом. Что-то подсказывает ему, что он выдержит. Он не может, не вправе не выдержать. И Франклин улыбается. Оскал его страшен, и улыбка походит скорее на гримасу. Но все же он улыбается. Не надо терять надежду. Это последнее, что теряет человек.
Спасительная мысль: соорудить шлюпку из ивовых прутьев и клеенчатых мешков! Трясущимися руками они делают шлюпку. Один из проводников успешно переправляется на противоположный берег. За ним все остальные. Теперь вытерпеть несколько переходов, и они — в форту Предприятие. А там, там-то уж ждут их оленьи окорока, белорыбица, крупы, заготовленные Венцелем, «вояжером», которого Франклин отослал назад еще в дни выхода из устья Коппермайна в залив Коронейшен. Эх, только бы дойти до Предприятия!
Скрипит снег. Шагают мокасины. Карликовые березки да можжевельник чуть-чуть поднимаются над снегами. «Земля тоненьких палочек» — зовут канадцы эти края.
— Джордж, — говорит Франклин штурману Беку, — вы чувствуете себя получше других. Возьмите несколько проводников и идите к форту. Постарайтесь найти индейцев. Пусть они возьмут провизию и отправятся к нам навстречу. Джордж, — повторяет Франклин, беря штурмана за руку, — я надеюсь на вас.
— Слушаюсь, капитан, — отвечает Бек. — Я сделаю все, что могу. — Помолчал, выпятил губу и добавил: — Я сделаю больше, чем могу.
Франклин не обнимает, не целует Джорджа Бека; он ничего больше не говорит ему.
Привалы так часты, что, право, путники больше сидят, чем идут. У Франклина опухли ноги, он не может пройти больше километра. Джордж Бек и три проводника прощаются с отрядом и идут к форту. Вслед им глядят потухшие глаза, изможденные лица, обтянутые красной, потрескавшейся кожей. Вслед им глядят не люди, а призраки, выходцы с того света.
Цепочка все больше растягивалась. По двое, по трое они брели по заснеженной «земле тоненьких палочек». Позади всех ковылял, опираясь на Ричардсона, мичман Худ. Франклин чувствовал, что мичман не дотянет. Худ сам дал это
- Волки - Юрий Гончаров - Советская классическая проза
- По нехоженной земле - Георгий Ушаков - Путешествия и география
- Холод южных морей - Юрий Шестера - Морские приключения
- Рязань - столица бедных, но гордых (путевые заметки) - Ольга Мельник - Путешествия и география
- Аббревиатура - Валерий Александрович Алексеев - Биографии и Мемуары / Классическая проза / Советская классическая проза
- Белая женщина в племени чёрных масаи. Приключенческая повесть - Тамара Концевая - Путешествия и география
- Остров Рапа-Нуи - Пьер Лоти - Путешествия и география
- В пургу и после (сборник) - Владимир Зима - Советская классическая проза
- Девушка моего друга - Исай Давыдов - Советская классическая проза
- Жизненные истории от первого лица - Александр Владимирович Харипанчук - Морские приключения / Русская классическая проза