Ловцы человеков - Олег Геннадьевич Суслопаров

понял, что надо выдержать необходимую паузу, чтобы новость была сообщена как бы совершенно случайно и ненавязчиво по его же просьбе, и через пару минут напомнил. В ответ увидел усмешку:

– Говорит, что встретил Мессию. Не больше, не меньше. Мессия оседлый, не странствующий, добраться до его домика, говорят, удобнее всего по воде. Садитесь в катер и…

И вот Веселый Кролик только что проговорил около часа, гуляя между сосен, с этим странным молодым, как и полагается Мессии, человеком. И вот уже, наверное, пора расставаться и задать последний вопрос:

– И что же вы тогда сказали такое Андрею?

– То же, что говорю и вам…

***

После того, как первый посетивший их домик над рекой спустился вниз к своему катеру, Игорь долго сидел на том месте, глядя ему вслед на поблескивающие среди сосен искры вечернего света, отскочившие от дрожания льющейся воды. Наконец, к нему вышел Антон. Ничего не говоря о персоне быстро узнанного им гостя, он спросил:

– И что, теперь он посыплет голову пеплом и удалится в глушь лесную искать гармонии бытия?

– Нет.

– Он подвергнет конкретному анализу все составляющие своей жалкой биографии?

– Нет.

– Он подойдет к зеркалу и увидит в нем нового человека?

– Да. Но не сразу. Сначала он представит себя зрителем в цирке, который пришел посмеяться над известным клоуном, а ни чего смешного в нем он не видит. И в нем проснется отчаяние.

– Ну, что глаголет на ухо отчаяние, понятно: все пропало, жизнь была напрасна…

– Ты путаешь с унынием. Уныние считается грехом, потому что ничего не созидает и только лишает тебя сил. А отчаяние – это борьба за ускользающую надежду. Оно дает силы на самые смелые поступки.

Переварив за кружкой чая в домике полученный материал, Антон не спеша с торжествующим видом набрал на ноутбуке несколько фраз для пополнения в Интернете повествования о пришествии нового мессии. О как я могу – красиво и все по жизни и на высокой поэтической ноте! – прошептал он.

И пришел к Светлому человек, всю жизнь выставлявший себя перед людьми и, уставший видеть тех, кто повседневно ищет в нем пищу для смеха и забытья. Пришел, ибо начал чувствовать старость и отягощающие ее вопросы. Чем теперь питать свою душу – она устала от одной и той же пищи, которая дает уже не силы, а усталость? Куда теперь направить свой взгляд, устав видеть во всех лицах одно и то же?

– Что есть старость? – ответил ему Светлый,– Одним она дает мудрость простака: человек начинает видеть в минутном – вечное, в сложном – простое, в простом – сложное, в явном – тайное. Дает им дар умиляться тому, что они еще вчера и не замечали. Другим старость дает только усталость. Ведь если ты не чувствуешь голода, рано или поздно тебе приестся любая еда. А голод заставляет по-новому почувствовать вкус даже знакомой еды.

И ты устал, потому что всю жизнь был сыт одним и тем же. Ты глядел на мир сквозь прорези одной и той же маски, поэтому видел одно и то же. И не было в тебе голодного желания распахнуть глаза шире, стащив с лица маску.

Снимите маску – любая маска старит человека. Она лишает его возможности находить для своей души новую пищу. И аппетит к жизни во время еды уже не приходит. И если то, что находится под маской – ужасно, то ужаснитесь. И попробуйте исправить это, а не одеть еще одну маску.

***

… На второй неделе «вода» уже лилась тихим ручейком. И Владимир с Антоном тихо плыли по этому течению, стараясь делать что-то, чтобы быть нужными для поддержания текучести этого потока.

Антону было проще всего благодаря тому, что он настроил себя на жизнь служителя культа и даже рад был любым трудностям, неожиданностям и вообще любой работе на благо этого культа. Видимо, поэтому он с детским восхищением замечал в мелких деталях происходящего какое-то величие, и слог его при пополнении сайта о Пришествии был легок и величественен.

За пополнение сайта Антон брался по вечерам. А с утра он просыпался раньше всех, шел за водой к роднику под горой. Спустившись по тропке, отпирал маленькую избушку над самим ключом, набирал воду в ведра из вбитой в землю трубы, потом долго плескал себе на лицо холодную воду. Потом нес воду в их домик, начинал готовить на завтрак какую-нибудь не очень хитрую еду из продуктов, которыми время от времени набивался холодильник. Конечно, можно было нанять какую-то обслугу – повара, домработницу – но Владимир с Антоном решили от этого отказаться: Мессиям положено иметь только сподвижников, но не слуг. С другой стороны, чем проще пища – тем меньше отвлекаешься на нее.

Тем временем поднявшийся Игорь шел к роднику, затыкал деревянной пробкой сбитую из широких досок колоду под струей воды, дождавшись, когда она наполнится водой, сбрасывал одежду и окунался в густой подземный холод собранной влаги. Выскочив из колоды обратно к теплу подсолнечной жизни, он растирал тело полотенцем, потом сидел рядом с льющейся водой, глядя на нее. Потом шел к их домику, потом открывал стоявший на вершине храм, проходил в его безгласный покой. Долго смотрел на остатки фресок, на которых застыли навеки погруженные в свои чувства фигуры, на стрелы солнечных лучей из окон, в которых искрились вьющиеся под куполом пылинки. Вставал и выходил на покрытый соснами склон, на котором Владимир с Антоном предусмотрительно поставили несколько самым примитивным образом сколоченных скамеек.

В эти моменты одиночества каких-то ясных умозаключений к нему не приходило. Наоборот, разум становился словно промытым всей пустынной чистотой этого места и просветленным мягкими утренними лучами уже предосеннего солнца. Словно как раз такая просветленность и нужна была для того, чтобы при появлении первых прихожан, как называл их Антон, сами собой звучали как раз нужные им слова.

Первые из них порой появлялись совсем еще рано, встречая Игоря у источника. Кто-то находил Игоря в храме, говоря какие-то дежурные слова приветствия или сразу выкладывающий свое сомнение, просьбу или вопрос.

Реже подходили с молчаливой готовностью дождаться момента, когда можно будет начать беседу.

Кто-то, разговаривая, гулял по склону между сосен, кто-то сидел вместе с найденным собеседником на скамье в храме или меж деревьев. Если начинал моросить дождь, обычно садились под просторный навес у домика рядом с очагом. Очаг этот обычно по утрам разжигал Антон, чтобы позже поставить в тлеющие угли чугунок с будущим обедом – как правило, тушеным мясом с овощами или кашей.

– А это ничего, что мы мясоедствуем без постного бдения? – спрашивал то ли себя, то ли Игоря как-то Антон. И сам себе отвечал: –