Реки Лондона - Бен Ааронович

— Нам нужно встретиться с Судьей, — сказал ему Найтингейл.

Терри кивнул и повел нас по узким коридорам с белеными стенами и противопожарными дверьми. Все это неприятно напоминало Вестминстерский морг. Конечным пунктом нашего пути оказалось складское помещение с низким потолком. Найтингейл сказал, что прямо над нами находится цветочный базар, а это его подвальный этаж.

— На этом самом месте была когда-то Четвертая приемная, — проговорил он. И добавил, обращаясь к нашему провожатому: — Не волнуйтесь, Терри, обратно мы сами найдем дорогу.

Весело помахав нам, Терри развернулся и двинулся обратно к выходу. Стены помещения, в котором мы оказались, были совершенно безвкусно облицованы стальными пластинами. Вдоль стен стояли фанерные шкафчики, в которых лежали картонные коробки, упаковки салфеток и трубочек для коктейлей, завернутые в оберточную бумагу, и около дюжины подносов, составленных друг на друга. Центральная часть комнаты была свободна, и только несколько потертостей на полу отмечали места, где раньше, вероятно, тоже стоял ряд шкафчиков. Я попытался определить здесь какой-нибудь вестигий, но сначала пахло только пылью и ломаным пластиком. А потом оно возникло, на самой грани сознания, — ощущение чьего-то присутствия, запах пергамента и высохшего пота, кожаной мебели и разлитого портвейна.

— Призрак судьи, — проговорил я. — Он здесь, чтобы выдать нам ордер на арест другого призрака?

— Символы обладают властью над духами, — пояснил Найтингейл. — И иногда влияют на них сильнее любого предмета из реального мира.

— Почему так происходит?

— Питер, я вам откровенно скажу: я помню аудиторию, где мы изучали эту тему, и помню, что читал соответствующие страницы из Бартоломью. И, может быть, даже писал сочинение — но будь я проклят, если запомнил хоть часть материала.

— А как же вы будете меня учить тому, чего сами не знаете?

Найтингейл легонько стукнул себя в грудь навершием трости.

— Перед тем как учить вас этому, я собирался как следует освежить свои собственные знания, — сказал он. — По крайней мере, два моих мастера поступали именно так, и, кроме того, в те времена нам преподавали квалифицированные специалисты.

Я внезапно понял, что наставник нуждается в поддержке. Это меня чрезвычайно обеспокоило.

— Тогда давайте вы на всякий случай выйдете на первый план, — сказал я. — А как мы найдем Судью?

Найтингейл улыбнулся.

— Достаточно привлечь его внимание, — ответил он.

Повернувшись лицом к центру комнаты, он громко проговорил:

— Капитан Найтингейл, к Полковнику.

Запахи пота и разлитого алкоголя усилились. Перед нами появился силуэт. Он был еще прозрачнее, чем мой старый знакомый Уоллпенни, какой-то совсем призрачный. Но вот он повернулся к нам, и я увидел, что он смотрит на нас и глаза его сверкают. Сэр Джон Филдинг был слеп и носил на глазах черную повязку. А этого Найтингейл назвал полковником, из чего я заключил, что перед нами полковник сэр Томас де Вейль[42] — человек, чей развратный образ жизни шокировал даже лондонское общество восемнадцатого века. А этот период, по мнению историков, является самым безнравственным за всю историю Британских островов.

— Что вам угодно, капитан? — спросил де Вейль. Голос у него был высокий и звучал как будто издалека, а вокруг его силуэта скорее ощущались, нежели угадывались предметы обстановки: стол, стул, книжный шкаф. Поговаривали, что у него был особый отдельный кабинет для «дознания», где он допрашивал свидетелей и обвиняемых женского пола.

— Мне нужен ордер на арест, — ответил Найтингейл.

— По обычной схеме? — уточнил полковник.

— Да, конечно, — сказал Найтингейл. Достав из кармана пиджака свиток из тяжелой плотной бумаги, он протянул его де Вейлю. Призрак своими прозрачными пальцами взял документ из руки Найтингейла. Движение выглядело абсолютно естественным, но я догадывался, что перемещение материального объекта стоило де Вейлю значительных усилий. Законы термодинамики на этот счет ужасно строги — никому и ничего не достается просто так.

— Кто же тот злоумышленник, которого надлежит арестовать? — поинтересовался де Вейль, отложив свиток на призрачный стол.

— Генри Пайк, ваша честь, — ответил Найтингейл, — который действует под именем Панча, известного также как Пульчинелла.

Глаза призрака сверкнули, губы изогнулись в улыбке.

— С каких пор мы лишаем свободы кукол, капитан?

— Это, скорее, кукольник, ваша честь, — ответил Найтингейл.

— В чем его вина?

— Он убил свою жену и ребенка.

Де Вейль покачал головой.

— Пилила его, наверное? — спросил он.

— Простите, ваша честь?

— Бросьте, капитан, — поморщился де Вейль. — Ни один мужчина не ударит жену, если его хорошенько не довести, — пилила она его?

Найтингейл в замешательстве промолчал.

— Просто ужасно пилила, — вмешался я, — прошу прощения, ваша честь. Но дитя-то не виновато.

— Злоязычная женщина порой может довести мужчину до таких вещей, что и сказать страшно, — сказал де Вейль. — По себе знаю. — При этих словах он подмигнул. Да, подумал я, это зрелище я надолго запомню. — Но за убийство невинного младенца его действительно следует арестовать и привлечь к ответу.

В призрачной руке де Вейля возникло перо. Широким росчерком он подписал ордер.

— Надеюсь, вы помните условия, — сказал он.

— Все формальности возьмет на себя наш констебль, — пояснил Найтингейл.

Вот это было для меня новостью. Я взглянул на наставника — тот правой рукой сделал знак «Люкс». Я кивнул — мол, понял.

Де Вейль демонстративно подул на чернила, а когда они просохли, свернул документ трубочкой и передал Найтингейлу.

— Благодарю вас, ваша честь, — сказал он и добавил, обращаясь ко мне: — Ваша очередь, констебль.

Я создал световой шар и послал его по направлению к де Вейлю. Тот мягко поймал его сложенной чашечкой ладонью. Я еще удерживал чары, но шар начал стремительно тускнеть — де Вейль впитывал его магическую энергию. Это продолжалось около минуты, потом Найтингейл сделал пальцами знак, словно разрезал что-то ножницами. Я прервал чары. Шар погас, и де Вейль, вздохнув, благодарно кивнул мне.

— Жаль, маловато, — разочарованно проговорил он и исчез.

Найтингейл протянул мне свиток и объявил:

— Вот теперь вы официально уполномочены произвести арест.

Я развернул листок. Как я и думал, он оказался абсолютно чист.

— Так пойдемте же и арестуем Генри Пайка, — добавил мой наставник.

Когда мы отошли от склада на достаточное расстояние, я вставил в гарнитуру батарейку и позвонил Лесли.

— Не волнуйся, у нас все нормально, — сказал я. — Мы ждем тебя с нетерпением, так что давай подключайся.

В трубке помимо голоса Лесли слышались голоса, звон стаканов и последний хит Дасти Смола. Сочувствовать ей я не стал: Лесли торчала в пабе. И сказал, что, по-моему, пора бы ей вместе с группой быстрого реагирования быть наготове.

Работа полицейских — это всегда схемы, официальные протоколы и четкое планирование. Даже если речь идет о поимке преступников, имеющих сверхъестественную природу. Когда мы — то есть я, Найтингейл, Сивелл, Стефанопулос и Лесли — прорабатывали детали операции, это заняло не больше четверти часа. Потому что в принципе планировалась стандартная операция: идентификация, обнаружение, преследование и задержание. Моей задачей было идентифицировать последнюю жертву Генри Пайка. Найтингейл с помощью своего магического мастерства собирался проследить путь духа до его могилы. Подчиненные Сивелла должны были обеспечивать силовую поддержку в случае, если что-то пойдет не так. Доктор Валид с бригадой скорой помощи в реанимобиле готовился оказать помощь, если вдруг у какого-нибудь бедолаги, случайно оказавшегося рядом, развалится лицо. В то время как сержант Стефанопулос с бригадой строителей (и, как позже выяснилось, мини-экскаватором) должна была приехать на место захоронения, если оно будет обнаружено, и руководить раскопками. Еще одна команда также подчинялась ей — группа полицейских в форме, чьей задачей было сдерживать и контролировать зевак, если вдруг окажется, что могила Генри Пайка некстати находится там, где очень людно, — под пабом, например, или под кинотеатром. Официально всей операцией руководил Сивелл — именно это, очевидно, было причиной его благодушия.

Мы с Найтингейлом вышли из служебного входа Королевской Оперы на Боу-стрит. К этому моменту все приготовления должны были завершиться. Поскольку Генри Пайк погиб от руки Чарльза Маклина метрах в десяти от этой двери, мы решили, что именно отсюда и следует начать нашу охоту. Я расстегнул рюкзак и извлек из него форменную куртку и чертов шлем. Кстати сказать, все полицейские ненавидят эти проклятые шлемы. В схватке он только мешает, к тому же придает человеку сходство с синей авторучкой в колпачке. Единственная причина, по которой мы все еще носим их, — это то, что все возможные модификации выглядят еще ужаснее. Но уж если я собирался играть роль констебля, то и выглядеть должен был соответственно.