О русском национальном сознании - Вадим Кожинов

В XX веке к осмыслению проблем Евразии в этом значении слова обратился целый ряд людей, так и называвших себя "евразийцами",- от Н. С. Трубецкого (1890-1938) до Л. Н. Гумилева (1912-1992). Это направление мысли развивалось главным образом в эмиграции; на родине оно долго было "полулегальным". И когда в конце 1980-х - начале 1990-х годов к наследию евразийцев обратились многие только что "открывшие" его для себя люди, идеи этой "школы" были восприняты сплошь и рядом односторонне, поверхностно и просто искаженно. Чаще всего суть дела сводили к тому, что Евразия - это, так сказать, "русские плюс тюрки" (и другие народы).

Но хотя тема многовекового взаимодействия русских и тюрок занимает свое существенное место в наследии евразийцев, это все же только определенная часть, сторона дела, обретающая свой истинный смысл лишь в целостности евразийской концепции. Исходным и главным для евразийцев было осознание изначальной самостоятельности и принципиального своеобразия всего бытия Евразийского субконтинента, а не "симбиоз" русских и тюрок, который представлял собой, как говорится, "следствие", а не "причину".

Но обратимся к истоку евразийской школы. Первым явным ее выражением была брошюра замечательного мыслителя и филолога Николая Трубецкого "Европа и Человечество", изданная в Софии (Болгария) в 1920 году. Вот ее начало:

"Не без внутреннего волнения выпускаю я в свет предлагаемую работу. Мысли, высказанные в ней, сложились в моем сознании уже более 10 лет назад (то есть еще до 1910 года.- В. К.). С тех пор я много разговаривал на эти темы с разными людьми, желая либо проверить себя, либо убедить других" (1).

Это сообщение мыслителя важно потому, что многие противники евразийства пытаются толковать его прежде всего или только как своего рода болезненную реакцию на пережитый Россией начиная с февраля 1917 года катаклизм. Между тем нет никаких оснований усомниться в правдивости Николая Трубецкого, когда он говорит, что его евразийские идеи начали складываться еще до крушения прежнего порядка. Конечно же, революция позднее мощно стимулировала размышления и Трубецкого, и других евразийцев. Но вместе с тем их концепция,- что, кстати, убедительно показано в ряде наиболее серьезных новейших работ об их наследии - явилась итогом всего развития русской историографии в XIX - начале XX века, развития, которое создало возможность масштабного и многостороннего взгляда на тысячелетний путь России. Причем эта концепция была подготовлена духовной работой крупнейших творцов русской историсофии (то есть философии истории) - от Чаадаева и Тютчева (об их идеях будет подробно сказано ниже) до Константина Леонтьева и Николая Федорова.

Следует вдуматься в основополагающие тезисы евразийства, изложенные в уже цитированной работе Николая Трубецкого так:

"Позиции, которые может занять каждый европеец по отношению к национальному вопросу,- констатировал мыслитель,- довольно многочисленны, но все они располагаются между двумя крайними пределами: шовинизмом, с одной, космополитизмом, с другой стороны... Не подлежит сомнению, что европейцу шовинизм и космополитизм представляются именно такими противоположностями, принципиально, в корне отличными одна от другой точками зрения.

Между тем с такой постановкой вопроса согласиться невозможно. Стоит пристально всмотреться в шовинизм и в космополитизм, чтобы заметить, что принципиального различия между ними нет, что это есть не более как две ступени, два различных аспекта одного и того же явления.

Шовинист исходит из того априорного положения, что лучшим народом в мире является его народ. Культура, созданная его народом, лучше, совершеннее всех остальных культур. Его народу одному принадлежит право первенствовать...

Космополит отрицает различия между национальностями... Цивилизованное человечество должно быть едино и иметь единую культуру. Нецивилизованные народы должны принять эту культуру, приобщиться к ней и, войдя в семью цивилизованных народов, идти с ними вместе по одному пути мирового прогресса. Цивилизация есть высшее благо, во имя которого надо жертвовать национальными особенностями.

В этой формулировке шовинизм и космополитизм, действительно, как будто резко отличаются друг от друга... Однако посмотрим, какое содержание вкладывают европейские космополиты в термины "цивилизация" и "цивилизованное человечество"? Под "цивилизацией" они разумеют ту культуру, которую в совместной работе выработали романские и германские народы Европы...

Таким образом, мы видим,- заключает Николай Трубецкой,- что та культура, которая, по мнению космополитов, должна господствовать в мире, упразднив все прочие культуры, есть культура такой же определенной этнографически-антропологической единицы, как и та единица, о господстве которой мечтает шовинист. Принципиальной разницы тут никакой нет. Разница лишь в том, что шовинист берет более тесную этническую группу, чем космополит... разница только в степени, а не в принципе..." (2).

И Николай Трубецкой так определял цель своей книги: "Понять, что ни "я", ни кто другой не есть пуп земли, что все народы и культуры равноценны, что высших и низших нет,- вот все, что требует моя книга".

Когда он это писал, безусловно господствовало представление, что основные страны Европы (Западной) представляют собой образцы высшей цивилизованности, по сравнению с которыми страны других континентов, замкнувшиеся-де в своей национальной ограниченности, являются более или менее "варварскими". Однако не прошло и двух десятилетий, как Германия с чудовищной очевидностью показала, что высокая цивилизация в самом деле может нести в себе предельно варварский шовинизм...

* * *

Но пойдем далее. Мысль Николая Трубецкого нельзя понять в рамках сопоставления собственно "национальной" и, с другой стороны, "общечеловеческой" культуры. Для этой мысли явно более существенно понятие европейской (точнее, западноевропейской) культуры, которую "в совместной работе выработали романские и германские народы" и, с другой стороны, культуры, выработанной - также совместно - народами Евразии - России.

Те, кто относится к истории России с заостренно "критической" точки зрения, без сомнения, заговорят о многочисленных межнациональных конфликтах в этой истории, о том, что Россия - "тюрьма народов" и т. п. При этом как-то странно забывают о жесточайшей межнациональной борьбе в истории Западной Европы, борьбе, итоги которой дают полное основание называть основные западноевропейские страны "кладбищами народов" (развернуто об этом говорится в моей изданной в 1997 году книге "История Руси и русского Слова. Современный взгляд"). Вместе с тем ясно, что эта многовековая борьба (включая и наше столетие) все же не "помешала" выработке, обладающей относительным единством романо-германской культуры Запада. Точно так же существует и относительно единая евразийская культура, размышляя о которой, Николай Трубецкой даже ставил вопрос об "общеевразийском национализме" (так и названа одна из его статей, опубликованная в 1927 году).

Утверждая, что под "космополитами",- то есть "гражданами мира", свободными-де от "национальной ограниченности", обрекающей на непреодолимый дефицит "цивилизованности",- имеют в виду именно и только людей, сформированных западноевропейской (романо-германской) культурой, Николай Трубецкой, конечно же, был совершенно прав. Ведь если в качестве "граждан мира" выступают японец, китаец, араб, индеец Америки и т. п., они уже не несут в себе ярко выраженных национальных и "континентальных" черт, их поведение, сознание и даже сам их облик предстают как бы отшлифованными именно на западноевропейский манер. Поэтому Николай Трубецкой имел все основания усматривать в космополитизме своего рода шовинизм основных народов Запада (более или менее бессознательно усваиваемый и людьми других национальностей и континентов).

С особенной остротой эта проблема встает в отношении русских людей, ибо их национальные черты, отграничивающие их от западноевропейских народов, не обладают такой определенностью, какая присуща национальным обликам людей Азии и других континентов, и при интенсивном усвоении романо-германской культуры "русскость" может вроде бы полностью стереться, исчезнуть,- к чему, собственно говоря, и стремились (и стремятся) так называемые "западники", громко заявившие о себе еще в 1840-х годах.

Правда, при ближайшем рассмотрении проблема оказывается более сложной и противоречивой. Сами слова "западники", "западничество" таят в себе как бы подрывной смысл, в них заложена "идеологическая мина". Казалось бы, последовательный "западник" - это человек, преодолевший свою "русскость" (которая, как ни крути, оценивается в западнической идеологии в качестве чего-то "второсортного"...) и "сравнявшийся" с людьми западноевропейских стран. Однако ведь абсолютно ясно, что живущие на Западе люди никак не могут быть "западниками", то есть стремящимися преодолеть "свое" и усвоить иной, "чужой" образ жизни и мысли!