Футбол 1860 года - Кэндзабуро Оэ

— Мицусабуро-сан, в универмаге обнаружена двойная бухгалтерия! Если сообщить об этом в налоговое управление, король моментально слетит — наплачется он у нас!

Слушатели не только не проявили недовольства тем, что мужчина неожиданно прервал свои объяснения, но, наоборот, дружно повернулись вслед за ним в мою сторону, возмущенными жестами выражая свое отношение к попыткам короля супермаркета уклониться от налогов. Среди них много стариков. Припоминаю, что обращал уже внимание на то, что в попадавшихся мне навстречу толпах слишком много стариков. До вчерашнего дня они, видимо, коротали дни, спрятавшись в темноте за грязными стеклами дверей. А вот сегодня сами себя освободили и снова стали полноправными членами сельской общины.

Внезапно мое внимание привлек резкий голос сына Дзин — он пронзительно закричал о своем великом открытии:

— Смотрите! Смотрите, это управляющий универмага!

Я проводил глазами пробежавшего мимо нас неуверенными шажками человека в кожаной куртке — на вид ему не было и сорока, но на жирной короткой шее сидела совершенно лысая голова. Под градом насмешливых криков мальчишек он бежал со всех ног, перебирая руками, как выбравшийся на сушу котик — ластами. Управляющего освободили из-под домашнего ареста. Однако мост находится под неусыпной охраной футбольной команды, поэтому он мог оставаться только на этом берегу и выбраться отсюда все равно не имел возможности. В том, как он, осыпаемый насмешками, мчался по дороге, точно разносчик газет, было что-то комичное и в то же время унизительное. Управляющий, должно быть, на бегу соображал, как выйти из создавшегося положения. И это в глухой деревне, не имея ни одного друга? Кто-то из ребят придумал забаву — бросать в него снежками, и сразу все мальчишки последовали его примеру. Один попадает в щиколотку бегущего, он спотыкается и падает. Но тут же стремительно вскакивает и, не отряхивая снега, облепившего его с ног до головы, угрожающим голосом, похожим на вой загнанного в угол животного, что-то кричит беснующимся детям, справиться с которыми не в силах. Но мальчишек это лишь подстрекает, и они продолжают кидать в него снежки. В пересохшем рту я ощутил вкус страха, отчетливого, осязаемого, который я испытал в тот день, когда какие-то мальчишки на улице выбили мне глаз, и я подумал, что нашел ответ на вопрос, мучивший меня долгие годы, почему камнем бросили именно в меня. Испуганный, жалкий человек, обороняясь руками от летевших в него снежков, упорно продолжает что-то кричать. Я спросил у сына Дзин, пузырившегося возбуждением, как газированная вода, который, присоединившись было к стремительной снежной атаке, теперь снова возвратился ко мне:

— Что он там кричит?

— Говорит, пусть только стает снег, король супермаркета налетит сюда с целым отрядом! А мы с оружием будем защищаться! — гордо добавил он от себя и, заглянув в бумажный пакетик с печеньем, которое он все время грыз, выбросил его, тут же вытащил новый — карманы куртки были набиты ими — и снова начал есть.

— Думаешь, их удастся победить? Ведь там такие парни — специалисты драться.

— Така обучит всех, как надо драться! Така сражался с правыми и знает настоящие приемы борьбы! А вы, Мицусабуро-сан, сражались? — перешел в решительную контратаку сын Дзин, поспешно проглотив то, что было у него во рту.

— А почему на управляющего так нападают?

— Что? — Сначала он отмахнулся от моего вопроса, но потом ответил, уловив самую его суть: — Да он вечно всякие гадости говорит, и деревенские решили проучить его заодно с королем супермаркета! Он ведь тоже кореец, Мицусабуро-сан!

Мне показалась отвратительной такая беспричинная враждебность к корейцам у мальчишки, родившегося после войны. Но если бы я стал защищать управляющего, он созвал бы этих маленьких бандитов, и мне пришлось бы тоже бежать от них не хуже управляющего.

— Ладно, можешь за мной больше не ходить, играй со своими приятелями, — только и сказал я ему.

— Я получил от Така приказ провожать вас, Мицусабуро-сан! — ответил мальчишка, и самая настоящая растерянность отразилась на его лице. Но я все же решительно отказался от его услуг, и мальчишка, набив полный рот печеньем, чтобы утешиться, наконец отстал от меня.

С тех пор как Дзин стала страдать обжорством, у ее сына впервые еды оказалось больше, чем требовал его сократившийся желудок. И ребенок из странного чувства долга к своему желудку, испытывая непонятное ему самому беспокойство, ел и ел без конца, и скоро, я думаю, его вырвет.

Снег перед универмагом вытоптан в слякоть, дорогу развезло. Это значит, что скоро весь снег растает и долина замрет, утопая в непролазной грязи. Перед универмагом толпятся разрозненные кучки людей. Одни смотрят вынесенные из магазина телевизоры, другие наблюдают за тем, как распаковывают электроприборы.

Несколько телевизоров работает на разных каналах. Сидящие перед ними на корточках дети не отрывают от экранов глаз, а некоторые расположились так, чтобы видно было сразу два телевизора, и приловчились смотреть две программы одновременно, но стоящие за ними взрослые не поглощены происходящим на экранах — вид у них недовольный, обеспокоенный, ведь сообщения о жизни далеких городов в тот же миг доходят до деревни, находящейся сейчас как бы на осадном положении. На экране крупным планом появляется нечеткое изображение молодой певицы, в наигранной улыбке обнажившей нижние зубы, и это усугубляет впечатление, что в деревне возникло и сохраняется необычное положение.

Распакованные электроприборы стоят в ряд на мокрой земле, и двое мужчин средних лет — у каждого в руках зубило и молоток — недоуменно смотрят на них. Это деревенский кузнец и жестянщик. Их, видимо, тоже ввели в состав комиссии. Наблюдающая за их работой толпа состоит главным образом из женщин. Выставленные предметы они, естественно, видят сегодня впервые. И хотя эти двое — самые опытные в деревне специалисты, работа у них подвигается слабо. Она состоит в разрушении — они сбивают с приборов фирменные знаки и номера. Когда кузнец, пытавшийся сорвать клеймо с основания электрической печи, сильно ободрал ее бок, выкрашенный в ярко-красный цвет, среди женщин, сидевших на корточках вокруг «специалистов», вихрем пронесся вздох, а сам «специалист» в растерянности весь сжался. Он сейчас занимается никчемным делом, бесконечно далеким от родной ему специальности: выполняет примитивную разрушительную работу, готовясь к тому моменту, когда из города сюда, в долину, по дороге, освободившейся от снега, вернутся порядки короля супермаркета, — уничтожает на электроприборах доказательства того, что они сворованы в универмаге.

Отойдя от толпы и направляясь к входу в универмаг, я заметил, что ребята из футбольной команды неотступно следят за моими действиями. Они стоят и среди тех, кто толпится у телевизоров, и среди тех, кто следит за разрушительной работой, но, в отличие от оживленной толпы, сумрачны, и лишь глаза сверкают на их хмурых, замкнутых лицах. Смело игнорируя их неуютные взгляды, я толкаю дверь. Но она не поддается. Глядя сквозь стекло на неописуемый беспорядок внутри, я нерешительно жму на ручку, тяну ее на себя.

— На сегодня грабеж окончен! Завтрашнюю порцию будут грабить завтра!

Повернувшись на голос сына Дзин, я увидел, что мальчишка, у которого рот по-прежнему набит печеньем, и его товарищи, столпившись за моей спиной, ехидно улыбаются. Когда я обернулся, они немного отступили, опасаясь, как бы я их не ударил.

— Я пришел не грабить, я пришел купить керосин.

— На сегодня грабеж окончен! Завтрашнюю порцию будут грабить завтра, — хором издевались надо мной приятели сына Дзин, сохраняя его интонацию. Дети моментально приспособились к новой атмосфере жизни, вызванной бунтом, словно они были прирожденными бунтовщиками.

Надеясь призвать на помощь ребят из футбольной команды, продолжавших бесстрастно наблюдать за моими действиями, я закричал через головы мальчишек, которых мне так хотелось ударить:

— Мне нужно увидеться с Така! Отведите меня к Така!

Ребята из футбольной команды растерянно повернули ко мне свои тупые головы — их невыразительные лица стали совсем бесстрастными — и ничего не ответили; меня охватило раздражение, близкое к истерии.

— Така приказал проводить Мицусабуро-сан! — сказал, точно успокаивая меня, сын Дзин, который вновь обрел самоуверенность, и, не дожидаясь моего ответа, свернул в переулок, ведущий к складу и служебным помещениям универмага. Я пошел за ним, пробираясь через глубокий снег, заваливший дорогу. Подстерегавшая меня сосулька больно ударила по ослепшему глазу и, расколовшись, упала.

За винным складом, превращенным в универмаг, находится четырехугольный двор, где раньше сушили бочки из-под вина. Там, в бараке, — контора универмага, в которой сейчас разместился штаб бунтовщиков. Вход в него охраняет парень. Проводив меня до дверей, сын Дзин отошел в угол двора и, присев на корточки на блестящем снегу, приготовился терпеливо ждать. Под пристальным взглядом «охранника» я молча толкнул дверь и вошел в комнату, наполненную жаром и запахом молодого тела, похожим на звериный.