Последний корабль в Бессмертные Земли - Павел Комарницкий

— Позволь спросить, почтенный, отчего у тебя все ослы мягче пуха, а мои как проклятые? — обратился пират к сухому старику в крашеных шерстяных одеждах, купцу из Гиамуры. Гиамурец усмехнулся.

— А ты не пробовал давать им морковь, уважаемый?

— Морковь? — Клоп потянулся чесать в затылке. — Не пробовал… У нас есть только сено и немного ячменя…

— Оно и видно, что ты из Сидоммы. Ослы не люди, уважаемый. Их нельзя только бить.

Купец окинул опытным взглядом вьючных животных.

— Они у тебя сильно недогружены, и не должны упрямиться. А вон этот вообще почти пустой…

— В тех коробах были как раз ячмень и финики, почтенный, но мы их уже изрядно подъели.

— Так разложи груз ровнее. — Старик улыбнулся. — Вон тот сундук можно облегчить. А то твои люди несут груз на руках и ещё тащат на себе ослов.

— Тот груз неделим, папаша, — Клоп уже жалел, что встрял в беседу. Чрезмерно молчаливый торговец вообще-то подозрителен, однако беседа — палка о двух концах. Купцы народ ушлый и порой неумеренно догадливый.

— Ну я так и понял. — Старый гиамурец улыбнулся шире. — Похоже, это ваш главный груз. Если не единственный, как я понимаю.

* * *

— Ванна готова, мой господин. Когда подавать завтрак?

— Попозже, Гунго, я пока занят.

Слуга согнулся в поклоне и исчез с глаз. Огурх вздохнул — вот она, жизнь, даже утреннее омовение и то некогда совершить…

«Довожу до сведения твоего, господин мой, что караван с товарами отправлен по твоему повелению ещё вчера. Ткани доброй сто локтей, есть медь, дюжина слитков, и прочие товары, что ты указал. Нужной тебе соли достать я не успел, за что нижайше прошу простить меня. Отправлю со следующим караваном»

Муха, невесть откуда взявшаяся, с жужжанием принялась носиться над головой. Огурх примерился и одним движением сбил её на пол. Мушиное тельце хрупнуло под сандалией, оставив на полу неопрятный след. Писец поморщился, вздохнул. Да, не удалось ему достать рецепт огненного порошка. Ни одного упоминания в документах. А в остальном всё верно. Сто тысяч воинов Сидоммы, хорошо вооружённые, вчера вышли в поход, везя с собой дюжину медных орудий…

Отложив тонкое перо, каллиграф подул на записку, просушивая чернила. Скатал её и осторожно опустил в крохотную камышовую трубочку, покрытую лаком. Запечатав капсулу воском и ткнув перстень-печатку, вздохнул. Вот она, жизнь — такие сведения стоят кучу золотых колец, а платят?..

Вообще-то Огурх, чего греха таить, жил неплохо. Во всяком случае, лучше иных собратьев по профессии, жрецов-каллиграфов. Собственный дом, слуги, утром — ванна для омовения, а не лохань и кувшин… И деньги архонцев тут играли не последнюю роль, кстати. Однако так ли должен жить человек его ума и таланта?

Голуби в деревянной клетке заволновались, загулькали, предчувствуя работу. Выбрав одного из трёх сизарей, Огурх тщательно привязал к лапке послание и задумался — не продублировать ли? С одной стороны, послание важное, а с другой, — клетка со свежими почтовыми голубями застряла где-то на торговых путях из Архона. А теперь, судя по всему, никаких караванов и вовсе долго не будет… А будут ли они вообще?

Каллиграф вздохнул и подбросил голубя. Жаль, жаль, если так… Эх, вот если бы выйти на людей из Гиамуры… Не может быть, что им не нужны такие ценные информаторы, как переписчик Огурх. Только как найти? Искать самому опасно, чересчур опасно. Попасть в подвалы этого ужасного Гевара — нет уж, спасибо…

Голубь, сделав круг, устремился на северо-восток, безошибочно угадав направление к родному дому. Жрец проводил его взглядом. Ладно… Не стоит дублировать письмо.

* * *

— Так, значит, головорез и узурпатор?

Самур Первый сидел на троне, ради такого случая вынесенном из недр дворца на свежий воздух. Человек, стоявший перед ним на коленях, был обнажён и сильно избит, к тому же руки и шея пленника пребывали в колодках, однако жалкого впечатления не производил. От него будто веяло скрытой силой.

— Ты сам знаешь, что ты головорез и узурпатор, Самур, и нечего задавать пустые вопросы, — невнятно проговорил пленник, с трудом шевеля разбитыми губами. — Ты похож на идиота, который поджёг дом, чтобы погреться у огня в зимнюю ночь. Что ж… наслаждайся, покуда горит. И давай уже заканчивать, нечего устраивать уличный балаган.

— Ну, до «заканчивать» мы ещё не дошли, положим. Есть ряд интересных вопросов, на которые тебе придётся ответить. Если ответишь правильно…

— Как бы я ни ответил, твои костоломы от меня не отстанут. Они ж больше ничего не умеют, как ни крути. Однако я и не намерен запираться, — стоящий на коленях чуть улыбнулся и тут же сморщился от боли. — Скажу всю правду, как покойник покойнику.

— Все там будем, — усмехнулся Самур. — Меня интересует огненный порошок.

Пленник поморщился.

— Понятно, отчего ты выставил охрану за дверь… Развяжи меня.

— Только после ответа, полного и обстоятельного. Извини, я не уверен, что ты не кинешься на меня. — Самур вновь усмехнулся. — Я бы на твоём месте сделал именно так. Либо прикончить узурпатора, либо по крайней мере погибнуть самому. Кинжал в брюхо не самая плохая смерть.

— Тогда хотя бы ответь, кто навёл тебя на мысль об огненном порошке?

— Ты не знаешь этого человека. Он из Гиамуры.

Пленник помолчал.

— Что ж… Рано или поздно это должно было случиться.

Самур вздохнул.

— Я никак не могу понять вас, жрецов. Одно это знание способно принести гору золота. Собаки на сене…

— А тебе и не понять, Самур, поскольку ты головорез и узурпатор. Гора золота нужна тому, кто имеет силу, достаточную для её охраны. Эти же знания не предназначены для таких, как ты.

— Угу. А как насчёт Владыки Герхема или, скажем, Повелителя Хамхера?

— А чем они лучше тебя? — Жрец снова сморщился от боли. — Послушай, если ты так уж боишься, привяжи меня за ногу, что ли… Невозможно весь вечер стоять на коленях в колодке. Это очень долгий разговор. Я расскажу тебе всё, успокойся — и про огненный порошок, и про трубы, их использующие. Раз уж так получилось.

* * *

Коршун был голоден и зол. Самка, сидевшая в гнезде, требовала мяса, и его собственный желудок требовал мяса. Добыча была нужна немедленно, здесь и сейчас, но, как назло, все грызуны попрятались в норы от полуденного зноя, и ни одной птахи не было видно в воздухе.

Коршун внезапно напрягся — у самого горизонта на фоне блёклого от жары неба появилась тёмная точка. Точка медленно перемещалась, приближаясь, и вот уже острый птичий глаз смог прикинуть размеры добычи. Да, именно добычи, теперь уже в этом не было никаких сомнений!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});