Путь Грифона - Сергей Максимов

Достаточно быстро, за каких-то полчаса, завал разобрали. Оттащили в сторону железные ворота склада. Образовался небольшой лаз, достаточный, чтобы можно было, согнувшись, пройти человеку. Проводник со сторожевой собакой стоял невдалеке.

– Дайте собаке вещи, – распорядился Суровцев.

Солдат взял из рук майора детскую рубашку и дал её понюхать собаке. Та ткнулась носом, встряхнула головой.

– Искать! – приказал проводник. – Искать, Ромба!

Собака огляделась по сторонам, точно решая, в какую сторону пойти. Затем, прижав уши, заскользила носом у самой земли. Все с интересом наблюдали за происходящим. Через несколько секунд Ромба оказалась у входа в подземелье. Подняла голову на проводника и громко подала голос. Сразу же было рванулась в лаз, но была удержана солдатом.

– Взяла след, товарищ генерал-лейтенант, – доложил проводник.

Суровцев обвёл взглядом присутствующих. Сначала обратился к убитому горем несчастному майору:

– Возьмите у курсантов лом и следуйте за мной. Вы, Иван Петрович, – обращался он уже к Дееву, – также за мной. Ведите собаку, – говорил он уже кинологу. – Прошу вас, профессор, – жестом пригласил он к лазу ещё и доктора.

Суровцеву не пришлось даже вспоминать маршрут, которым он в последний раз проходил более двадцати лет тому назад. Собака под лучами двух фонарей уверенно вела к потайной двери. Наконец она вывела людей к уже известным читателю углублениям в стене. Обнюхала пол и жалобно заскулила. Было ясно, что она или потеряла след, или след неожиданно оборвался. Не дожидаясь доклада проводника, Сергей Георгиевич осветил углубление в полу, в котором покоилось железное кованое кольцо. Поднял его в вертикальное положение.

– Вставляйте лом в кольцо. Как рычаг, – приказал он майору. – Теперь всем внимание! Вы, Иван Петрович, – говорил он Дееву, – вместе с проводником остаётесь здесь. Сейчас мы провернём наше орудие по часовой стрелке. В этом месте стена отойдёт примерно на два метра вглубь. Вы и вы, – приказывал он майору и доктору, – быстро проходите следом за мной. Я с той стороны опять закрою вход. Вам, товарищи, не следует воспринимать это трагически. Хотя если минут через десять мы не вернёмся – отправляйтесь за помощью.

– Товарищ генерал, вам самому зачем туда идти? – встревожился Деев.

– Мне, как вы уже могли бы и догадаться, доводилось здесь бывать, – ответил Суровцев. – Если дети там, то есть надежда, что они живы. А собака сейчас подскажет, есть ли там газ.

Газа не было. Не было и света. Но были дети. И они были живы. При свете фонарей вынесли их сначала из тайного помещения, где доктор произвёл первичный осмотр.

– Светите в сторону, – неожиданным командирским тоном, с волнением в голосе, потребовал профессор, когда они вынесли троих мальчишек из входа в тайную комнату.

Мальчики были без сознания.

– Помогите, кто имеет навыки. Бинтуйте ребятишкам глаза. Состояние у них критическое, но не всё так страшно. Да прекратите вы метаться, – прикрикнул доктор на отца. – Успели вовремя. Сейчас обезопасим зрение от света и будем выносить. Истощения нет. Надо полагать, питались старыми консервами. Но видимых признаков отравления, как ни странно, тоже нет. А железные люди, оказывается, не выдумки, – вдруг хихикнул профессор.

Вечером Суровцев, Соткин, Ахмат, Черепанов и Мария находились на специальном объекте НКВД в корпусе химического факультета бывшего Томского технологического, теперь индустриального, института. День выдался для всех присутствующих хлопотным и волнующим. Сидя за столом в просторной столовой, ждали Суровцева, который вместе с Деевым о чём-то беседовал с недавно пришедшим человеком. Как все поняли – это был сосед по лестничной площадке.

Почти всё крыло институтского здания занимали профессорские квартиры. Специальный объект тоже был квартирой. Но квартирой особого рода. Площадь её составляла около ста квадратных метров, и здесь до недавнего времени проживала в эвакуации семья Л.П. Берии: жена наркома Нина Таймуразовна и сын Серго. Ленинградская военная академия связи, слушателем которой являлся младший Берия, была эвакуирована в Томск ещё в 1941 году. Теперь семья наркома вернулась в столицу. Квартира же использовалась как гостиница для высокопоставленных гостей.

За три года войны население Томска увеличилось на пятьдесят тысяч человек. Теперь примерно одна четверть всех городских жителей являлись эвакуированными. Двадцать лет после революции и Гражданской войны жильё в городе почти не строилось. И если прежде «уплотнение» в городе производилось за счёт строительства перегородок в имеющихся помещениях и комнатах старых домов, то во время нынешней войны и эвакуации огораживались уже углы и без того минимизированного жилья. Эвакуированных обыденно, иногда сочувственно, а когда и с раздражением в Томске называли «угловиками». И тем не менее именно в военные годы в Томске было возведено огромное количество жилья.

Двухэтажные бараки из свежеструганого бруса бросались в глаза на фоне почерневших от времени бревенчатых добротных домов и купеческих особняков дореволюционной постройки. И о ещё одном потоке хотя бы кратко нужно сказать. С 1941 по 1944 год Томская область приняла двадцать четыре тысячи депортированных из мест прежнего проживания немцев Поволжья.

«Угловиков», ещё недавно проживавших в этой квартире, можно было бы со всей определенностью назвать «этажниками», поскольку это жильё занимало почти весь второй этаж здания. Ещё и имело отдельный парадный вход с постом охраны. В бывшем кабинете Серго Берии находились Суровцев, начальник горотдела Деев и сосед по лестничной площадке прежних именитых соседей заведующий кафедрой технологии неорганических веществ Томского индустриального института Николай Павлович Курин. Выпускник Московского химико-технологического института имени Д.И. Менделеева, кандидат химических наук Курин обладал высоким лбом учёного. Умные светлые глаза смотрели на собеседников внимательно и настороженно.

– Таким образом, – заканчивал разговор Суровцев, – вы, уважаемый Николай Павлович, с этого момента являетесь объектом контрразведывательной защиты.

– Я не совсем понимаю, что это значит, – недоумевал Курин.

– Начальник городского отдела НКВД вам разъяснит детали, я скажу главное: иностранные разведки в ближайшие годы будут проявлять просто неописуемый интерес к деятельности возглавляемой вами кафедры.

– Я понял общий смысл обозначенной вами проблемы. Но, должен вам заметить, что, наверное, не обладаю всеми необходимыми качествами, чтобы оправдать такое к себе доверие. Я даже не член партии, – заметил учёный.

– Я тоже никогда не являлся членом коммунистической партии, – спокойно и к полному изумлению Курина и Деева объявил генерал.

Такое его заявление просто не укладывалось в головах собеседников. Особенно страдал Деев. Он к тому же мало что понял из учёного разговора о каком-то делении ядра и об обогащении урана. «Какой уран? Какое ядро?» И это всё вдобавок к ящикам с золотом, которое сегодня весь вечер возили на вокзал.

– Почему именно Томск, – продолжил Суровцев, – вам как раз должно быть понятно, как никому другому. Наличие большой реки. Сейсмологическая устойчивость местности. Полная недоступность для ударов авиации противника. Научные кадры. И готовые, и те, которые вам и вашим коллегам предстоит воспитать и обучить в очень короткие сроки. Всё совпало. Не забудьте передать жене привет от Нины Теймуразовны, – вставая, закончил Сергей Георгиевич. – Приятно было познакомиться.

– И мне, – растерянно ответил Курин, пожимая крепкую генеральскую ладонь.

– Иван Петрович, проводите нашего гостя. Не забудьте пакет. Там немного продуктов и фрукты для детей, – говорил он уже Курину. – Уже до Москвы, знаете ли, слух дошёл, что за практическое получение карбида кальция один томский учёный получил буханку хлеба, шмат сала и овчинный тулуп.

– Товарищ генерал, разрешите, я провожу товарища учёного, потом проеду по всем постам, а доложу по телефону, – то ли спросил, то ли попытался перебить генерала Деев.

– Хорошо. Жду.

Когда Курин в сопровождении Деева, перейдя лестничную клетку, без стука вошёл в свою квартиру, на пороге его встретила вся семья. Жена и двое детей.

– Возьмите, – протянул пакет с продуктами жене учёного начальник горотдела. – До свидания. Спокойной ночи.

С нескрываемым облегчением жена Курина взглянула на мужа и поспешно закрыла дверь за ушедшим чекистом. Затянувшееся молчание нарушил Николай Павлович. Подражая детскому голосу, глава семьи вдруг прокричал:

– Танька, проси яблочко! Танька, проси яблочко!

Маленькая Танька испуганно посмотрела сначала на отца и мать, а затем на брата. Именно эту фразу говорил когда-то старший братишка, ставя её напротив двери квартиры прежних соседей. И при этом больно щипал, чтобы она громче плакала. Брат, уже получивший сполна и по заслугам за свои прежние выходки, пристыженно молчал, втянув голову в плечи. Напряжённо думал: к чему это вдруг отец вздумал его передразнивать?