Солдат Берии. 1418 дней в рядах войск НКВД по охране тыла Красной Армии - Федор Петрович Васильев

поэтому тут активность в надежде, чтобы вернуть утраченное».

Нам показали участок, мы вышли на огневой рубеж. Прошли на нейтральную полосу. Нашли местечко, замаскировались. Мы их положили, и тут как началась стрельба из крупнокалиберных пулеметов и минометов. Но нас поддержали с нашей стороны. Мы отползли, пришли в свое расположение, нас поздравили с удачной охотой. «Но вы, — говорят, — растревожили, только помешали, вы теперь обозлили немцев, они еще больше будут свирепствовать».

Тогда мы там находились 10 дней. Каждый раз выбирали новую позицию, чтобы немцы нас не нашли.

Однажды слышим — а немцы на бруствере они что-то устанавливают. Думаем что такое? Потом поднимается немец: «Рус, хочет слушать «Катюш»«. И сразу полилась музыка, а мы раз этого фрица и сняли. Наши через громкоговоритель говорят: «Мы сейчас свою вам дадим «катюшу». Ну и наши открыли огонь.

— На позиции нужно было лежать до ночи?

— Да. До рассвета пробраться и лежать весь день, потому что все просматривается, все время висели ракеты, освещалось, и стрельба невероятно активная была. Боеприпасов у них было много. Нам попусту не разрешали, не только снайперам, всем. На орудие, пулеметы давалось определенное количество снарядов, патрон. А немцы, когда наступают, так и пальба и пальба всю ночь. Они очень боялись, чувствовали себя неуверенно — в чужой стране находились, знают, что кругом враги — партизаны, местные жители.

Кроме таких вот задач НКВД несли и патрульно-постовую службу. Ловили разведчиков, ракетчиков, которые из ракет стреляли, подавали сигналы куда надо наносить огонь, тех кто панику по рынкам и магазинам сеял. Утром приходит новая машина с хлебом, хлеб суррогат, но все-таки приятно пахнет. Уже к приходу машины очередь, люди обессиленные, еле-еле на ногах стоят. Рабочие начали разгружать хлеб, разложили на прилавке и тут врывается один бандит, за прилавок заскакивает и начинает с полок швырять хлеб: «Ленинградцы, берите, берите хлеб! Начальство обжирается, а мы подыхаем, мы помираем! Это наш хлеб!» Никто не шелохнулся. Ни одной буханки, ни одного кусочка не взял из того хлеба, который тот швырял с полок в зал. Это только один такой случай, но их очень много было.

— Основная работа в Ленинграде охрана грузов?

— Войска по охране грузов, железнодорожных объектов и других особо важных…

— С чем приходилось сталкиваться? С мародерами, со своими, с какими-то диверсантами?

— Мне пришлось больше вести борьбу с террористами на железных дорогах. На Октябрьской железной дороге, на дороге Ленинград — Мурманск они доставляли очень много хлопот. Подрывали рельсы, подрывали радиотелеграфные столбы, рвали связь. На станциях Петрозаводск резали офицеров. Вот больше такими делами приходилось мне заниматься. Непосредственно сопровождать грузы я не сопровождал, за исключением Ладоги.

На Ладоги было очень много трудностей. Зимой все время дорога находилась под воздействием артиллерийского и авиационного наступления. Бомбы, снаряды рвались. Множество полыней, еле затянутых льдом. Водитель не видел где эта полынья. Такие места обозначали еловыми ветками, вот полынья, вот еловая веточка, значит погибнуть не должны. Но все равно за время действий ледовой трассы под лед ушло 1700 автомобилей. Надо сказать, что ни пурга, никакие другие факторы не должны были влиять на снижение интенсивности движения, машины шли днем и ночью. Гибнет одна, вторая, десяток, на их место приходят новые машины, лишь бы обеспечить Ленинград продовольствием.

Еще скажу об отношении людей, стоявшие на охране продовольственных складов. Умирает, но никогда не возьмет ни одной крошки, ни сухаря, ничего. И вот Воронов тоже по этому поводу очень метко сказал:

Они лежали на снегу,

Недалеко от города.

Они везли сюда муку,

И умерли от голода.

Вот это важно, вот это метко, это как раз выражена суть. Дети умирают, старики умирают. Каждый кусочек хлеба, каждая конфетка там очень дороги, поэтому солдат никогда не возьмет. Ну а если находились такие, то, вы знаете как по тем временам…

— Вы сопровождали на Ладоге?

— Да. Машина тонет, выпрыгиваешь. Один спасся, другой не спасся, пошел вместе с машиной и т. д.

— Было такое? Приходилось выпрыгивать?

— Конечно, пришлось искупаться в ледяной воде. Спасала только юношеская молодость, сила, ловкость, сноровка. Очень помогли мне четыре года студенческой жизни моей. Я жил в общежитии, зимой, пилил, колол дрова, потому что в общежитие было печное отопление. А после вместе с такими же другими как и я ходили на станцию — сортировали, грузили зерно.

— Нападения на машины были?

— Да, мародеры, случалось, нападали, особенно в пургу. Темень, ночь — убивали, водителя, охрану. Старались нападать на машины с консервами, кондитерскими изделиями.

— Но на большой земле вас подкармливали?

— Немножечко поддерживали. Это помогало.

— В каком году вас перевели на охрану железной дороги?

— Уже после прорыва снятия блокады. Вот здесь мне пришлось вести главным образом войну с терроризмом. Я входил в оперативно-розыскную группу. Нам был дан определенный участок на Октябрьском направлении и на Север, и мы караулили, потому что столько много было фактов подрывов. Жуткое дело. Мосты маленькие, метровый мостик, рельсы на ровном участке подрывались, лишали связи.

— А кто это в основном были? Засланные финские диверсанты или местное население?

— Чаще наши.

— Удавалось отлавливать?

— Конечно. Но мы их сразу передавали соответствующим органам.

— Бои с ними были?

— А как же. Вот идет со взрывчаткой, ползет, а у него прикрытие справа и слева. И если начинаем мы к нему подкрадываться, чтобы взять в живых, сразу открывали по нам огонь.

Интервью и лит. обработка: А. Драбкин, Н. Аничкин

Михаил Сидоров

На страже советско-американской границы

Я родился 18 октября 1918 года в с. Заборовка Сызранского уезда Самарской губернии. Родился в большой крестьянской семье, у меня было две сестры и пять братьев. Родители до дня коллективизации занимались сельским хозяйством, имели свое подворье и участок. Были середняками, в хозяйстве имелась лошадь, корова и овечки. Затем мы переехали в новый поселок. Дело в том, что наше село было очень большое, а по крестьянскому укладу сыновья отделяются при женитьбе и заводят свои семьи. Так что близлежащей к селу земли всем желающим не хватало, поэтому многие селяне решили отселиться из Заборовки и перебраться на расположенные поблизости земли. Где-то в 8 километрах от старого села нашли удобное место для строительства поселков, рядом находились лес и луга, протекала большая речка Сызранка, кроме того, недалеко проходила железная дорога и располагалась железнодорожная станция Репьевка Сердобского района Пензенской области. Крестьяне отселялись в четыре небольших пункта, и практически все они расположились возле станции Репьевка. Наша семья переехала в