ПОНЕДЕЛЬНИК - Дима

но такой важной мелочи. Сейчас ты сворачиваешь в боковой проулок и краем глаза

замечаешь, что нелюдь по-прежнему стоит на том же месте и все так же пристально за тобой

наблюдает. Кажется, будто он жестоко улыбается коричневыми зубами и глухо ими клацает.

И хотя погони нет, бездействие сгорбленного человека пугает тебя даже сильнее.

Ты носишься по пустынным, темным переулкам Вышнего, по дорогам с утрамбованным

снегом, тщетно надеясь встретить хотя бы одного живого человека, тщетно пытаясь

вспомнить, куда же бежать и где твой дом. Ты плачешь, и слезинки густеют у тебя на

подбородке, а затем превращаются в маленькие ледышки. Ты плачешь потому, что звуки

снова исчезли. Как тогда в твоей квартире. Есть только слабые, жалкие звуки, издаваемые

тобой, а вокруг опять собирается кромешная и враждебная тишина. Город пропитывает свои

улицы этой тишиной, чтобы изгнать загнать тебя в ловушку, прижать к ногтю. Направо,

прямо, прямо, быстрее, а здесь налево и снова направо, прямо, прямо… Ты мечешься по

вымершему городу, пока, наконец, не обнаруживаешь в одном из переулков ее.

Она стоит возле дома, поблескивающего изморозью, руки сложила за спиной, глядит на

тебя внимательно и хладнокровно. Она кошмарнее любого нелюдя с отвратительным горбом

и сгнившими зубами. Девочка из твоего сна, в небесно-голубом платьице, с голубыми

бантами, в белых носочках и черных лакированных туфельках. На улице тридцатиградусный

мороз, а она, как ни в чем не бывало, стоит возле дома и испытывающе смотрит прямо на

тебя, будто все это игра, все понарошку. Проснись же.

Ведь в последний раз встреча с девочкой произошла во сне, а, значит, и сейчас тебе все

только снится. Надо лишь проснуться. Проснись, молишь ты себя, но ровным счетом ничего

не происходит. Звуков нет, город мертв, холодная бесконечная ночь, и тебя судят. Между

вами примерно двадцать шагов. Девочка вытягивает вперед пухлые ручки, словно

гостеприимно предлагает забыться в ее крохотных объятиях, но это обманка, ловушка. Ты

замечаешь в центре ее ладоней по черному кружку. Отверстия. Через секунду в двух метрах

100

от тебя, прямо из воздуха, начинают выделяться знаки. Стройными рядами из какой-то

невидимой щели наружу маршируют черные буковки, циферки и прочие символы. Они

медленно приближаются к девочке и беззвучно, мягко просачиваются в отверстия на ее

ладонях. Это бессвязное послание, ты ничего не можешь прочесть. Но кажется, будто

девочка решила высосать твою реальность. До остатка. В ужасе зажмуриваешь глаза.

Когда ты открываешь глаза через некоторое время, букв и знаков уже нет, а руки девочка

снова прячет у себя за спиной. Она не изменилась (ничего вокруг не переменилось) и,

похоже, не моргает, никогда – только смотрит. Ты ее боишься. Но как убежать, если ноги не

слушаются? И куда спрятаться от этого чудовищного создания? Будто бы прочитав твои

мысли, девочка еле заметно улыбается одними уголками губ и широко раскрывает рот. Ты

ясно видишь блестящую алую полость. Ясно видишь, как она начинает постепенно,

миллиметр за миллиметром увеличиваться, хотя еще больше открыть рот девочка вроде бы

не в силах. Вот уже губы подвернулись и наползают на ее лицо, утягивая за собой нереально

размягчившуюся челюсть. Сейчас, если это не прекратить, ребенок обернется вывернутым

наизнанку шматом мяса и желеобразных костей, затем поглотит самое себя и, как знать,

возможно, утянет следом все вокруг. Либо ты проснешься, либо умрешь.

Неожиданно возвращается способность двигаться. И ты бежишь. Вид сжирающей себя

девочки настолько отвратителен и невообразим, что тебя просто кидает в сторону, не надо

даже прикладывать усилий, – ноги сами несут тебя, ты кричишь от страха и бежишь, лишь

бы оказаться подальше от смертоносной расширяющейся полости. Но тебе неизвестно, что и

это ловушка. Город оживает. Ты бежишь по незнакомой улице, а вокруг тебя постепенно

возрождаются звуки и образы. На только что пустынных улицах возникают прохожие, в

недавно темных домах зажигаются уютные огоньки. Ты бежишь, а черное небо обзаводится

звездами. Ты бежишь, а на улицах появляются машины. Они сигналят тебе, но ты не можешь

остановиться и все бежишь навстречу смерти. Ты бежишь в сторону той улицы, на которой

машин всего больше, туда, где они ездят всего быстрее. О чем думает безмозглая мошка,

привлеченная яркими огнями? А листок, увлекаемый в водоворот канализации?

Ты резко выскакиваешь на улицу, прямо под колеса стремительно несущихся

автомобилей, отчаянные сигналы, крики прохожих, машины заносит на неверной из-за снега

дороге, фары ослепляют, пугают, ты безумно мечешься, рвешь на себе волосы и ясно, ясно

видишь, как одна из машин летит на тебя, прямо на тебя, неминуемо, направо бы тебе,

налево, ты дергаешься из стороны в сторону, водитель, растерявшись, не знает, куда

сворачивать, забывает нажать на тормоза, – вам не разминуться, сейчас – приглядись

внимательно, – сейчас ты умрешь, поскользнешься, и голова твоя лопнет под колесами.

НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ! Но ты слышишь, как из твоего нутра, из неведомых

глубин вырывается оглушительный, изничтожающий по силе и напряжению крик, – крик

нежелания расставаться с жизнью. Ты так кричать не умеешь. Неужели тебя пытаются

спасти?

НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ! Ты чувствуешь, как внутренняя, неведомая, невероятная

по концентрации сила хватает тебя, легко подбрасывает и швыряет в сторону, подальше

отсюда, обратно в жизнь. Ты так летать не умеешь. Кто-то или что-то хочет тебя спасти.

И только лишь благодаря этому невидимому вмешательству удалось избежать смерти.

Прошу тебя, борись, не сдавайся! Теперь все зависит только от тебя, умоляю, борись!

Я кричал, звал тебя, но все бесполезно, – связь между нами оборвалась. Я никак не мог

остановить твой безумный, дикий бег, казалось, еще чуть-чуть, и мы потеряем друг друга

навсегда. Мне невыносима эта мысль. Зачем ты себя так мучаешь? Зачем ты обрекаешь себя

на эти ужасные страдания? Я прекрасно вижу, что ты всего лишь слепая, неразумная

букашка, но это ведь именно твоими стараниями в тебе умерло все светлое. Тобой было

затрачено столько времени и усилий, чтобы искоренить в себе, уничтожить все хорошее. Это

так страшно. Ведь, утеряв желание возрождаться, становиться лучше, человек перестает

быть собой, начинает гнить и вскоре погибает. Любое живое существо переполнено жаждой

101

возрождения, нетерпеливо ждет каждой новой встречи с солнцем, и только человек, этот

зазнавшийся, самовлюбленный комок бестолково расходуемой энергии, может сознательно

отвернуться от живительного света и пойти навстречу смерти.

И я почувствовал, как между нами оборвалась связь, беззвучно, безболезненно. Такое

уже произошло однажды, помнишь? Я тогда пытался узнать, какой нам вынесли приговор,

очутился за пределами Дома, а на тебя в тот же момент, как будто пользуясь удобным

случаем, напала абсолютная и вечно голодная тишина. Она обсосала бы тебя до костей, не

вмешайся я вовремя. Твоя первая встреча с небытием. Но мне-то казалось, это произошло из-

за сильно увеличившегося расстояния между нами, я впервые поднимался на такой высокий

уровень и сначала решил, что неожиданная потеря контакта – это всего лишь помехи на

канале связи. Узнать об истинном положении вещей мне суждено было чуть позже, когда я

ознакомился с твоим утвержденным делом. Сожалею, но тебе конец. И можешь расценивать

как чудо расчудесное, что ты все еще здесь, так как решением верховного суда твоя

обезвоженная душа приговорена к смертной казни, или, иными словами (если, конечно, тебе

от этого станет легче), к утилизации.

Конечно, прецеденты уже были, – человечество не первый век совершает ошибки. В

специально оборудованном помещении осужденную душу подвергают тотальной

стерилизации и измельчению, после чего образовавшееся вещество – то есть положительные

частицы, лишенные информации о прошлом – распыляется. Эти неприкаянные частицы

разносит по всей Вселенной, они странствуют некоторое время, а потом впитываются

окружающим миром. Не думай, что я рассказываю об этом с легкостью и будничным тоном,

ты даже представить себе не можешь, какой ужас находит на меня при одной мысли об

экстирпации души. Сущности подобные мне лишены эмоций, но даже мы с содроганием