Спасение души несчастного. Том 1 - Лин Няннян

что приезжали в какой-нибудь обозначенный летописцами город, выжидали процессию Посвящения, местами ввязываясь в светские беседы с достопочтенными господами, а затем вновь продолжали путь по долинам, красоты которых им уже опостылели.

Вместо бесконечного созерцания пейзажей из резных окошек юные господа разбились по группам, кто в чьей повозке, чтобы утолить тоску играми и разговорами. Так и наследника клана У молодой господин Мэн Чао хитростью смог склонить к игре в цепочку чэнъюй[65]. Он и Луань Ай на прошлой остановке навестили У Тяньбао и так у него и остались. В такой компании Мэн Чао счел игру весьма хорошей затеей, поскольку юной госпоже с ее плохим понимаем северного диалекта подобная забава могла бы пойти на пользу. Однако как только У Чан произнес первый чэнъюй, началась полная неразбериха.

Мэн Чао, сдерживая смех, в очередной раз поправил Луань Ай:

– Нет-нет, вслушайтесь… Огненные деревья и серебряный цветок[66] раскрасили ночную столицу Лунъюань…

Наследница должна была уловить тон последнего слова, чтобы подобрать следующий чэнъюй и передать ход У Чану. Но то ли от грубоватого северного диалекта, на котором выражались оба юноши, то ли от шума водопадов, мимо которых они держали путь, ей разобраться с интонацией произнесенного было сложно. Луань Ай попыталась довериться своей интуиции:

– Н-нарисовать?[67] – но тут же замолчала.

– Эх… – разочарованно вздохнул Мэн Чао и поспешил успокоить ее, – ничего, у нас еще много времени, чтобы научить вас понимать северян.

К разговору присоединился У Чан, что ожидал своей очереди.

– Отчего же, совсем неплохо… Вероятнее всего, госпожа Луань хотела намекнуть Мэн Чао, что он излишне старается, дорисовывая змее ноги[68]. Какая разница, какой там тон…

Мэн Чао улыбнулся:

– Ох, ох. Вот только… Лучше быть головой курицы, чем хвостом феникса.

– И что это значит? – У Чан нахмурился, услышав незнакомое выражение.

– То, что вы, уважаемый господин У, явно до этой игры уже занимались поэзией и много литературы изучили, я бы даже сказал, у вас хороший наставник, что складно говорит. А молодая дева Луань Ай только учится, и для нее было бы важнее научиться улавливать интонацию, нежели складно, как вы, лепетать.

Это пояснение чем-то рассмешило У Чана, и он, не скрывая интереса, уточнил:

– И что же, получается, что хвост феникса – это я?

В ответ Мэн Чао лишь улыбнулся, так как подобной реакции от У Чана он и ожидал. За время, проведенное вместе, Мэн Чао неоднократно замечал: наследник клана никогда не лезет в споры, которые оказались частым явлением для кучки богатых господ. У Чан старался не комментировать что-либо или кого-либо, удерживая собственное суждение всегда при себе.

Мэн Чао часто спрашивал его мнение, местами подшучивал над слишком суровым выражением лица наследника и тем самым выводил его на чистую воду, получив желаемое. Наконец, когда они почти приехали к городу Лунъюань, У Чан, сам того не замечая, уже открыто общался со своими двумя спутниками. Он было решил, что их троица – самая тихая и спокойная по сравнению с остальными, но, как оказалось, в их компании есть тот, кому есть что сказать по любому поводу: Мэн Чао то и дело вел разговоры о культуре Востока и беспрестанно всем восхищался.

У Чан удивлялся познаниям всегда энергичного юноши и неоднократно сам задавался вопросом: не слишком ли много столь молодой господин знает о древности? Ведь по словам, что без затишья лились из его уст, и по манере речи можно было легко понять, что Мэн Чао выходец из простого люда, хотя и рос и воспитывался в именитом семействе. Но уточнять У Чан не решался. К тому же с этой задачей вполне удачно справлялись другие избранные господа. Они нередко заостряли внимание на его происхождении. И по тому, как Мэн Чао не замечал шуток в свою сторону – или делал вид, – суждение У Чана о статусе товарища крепло.

На фоне остальных наследников богатых домов и влиятельных кланов Мэн Чао, хотя и образованный, все же выделялся. Он выглядел как курица-несушка, кудахчущая над всеми, как над цыплятами. Именно из-за этой черты над ним смеялись, называя его «просвещенным голяком».

Образование и бедность, как известно, не могут ужиться вместе. Родиться бедным в Поднебесной – равно что родиться под несчастливой звездой. Детям из таких семей приходится обходиться лишь крупицами знаний, многие даже не знают, как правильно написать свое имя. В то время как появиться на свет наследником чьего-то богатого дома значит буквально утопать в реках высокой литературы, позволяющей получить сакральные знания и постичь истину. Что бы там ни говорили, как бы складно ни рассуждали об общечеловеческих ценностях и доступности знаний для истинно желающих их получить, реальная плата за просвещение – деньги.

И потому-то у многих возникали сомнения: неужели молодой господин Мэн самостоятельно познал то, о чем теперь ведет разговоры? Если это так, то ему нет цены и его выдающимся качествам можно только позавидовать. Но окружающие в это не верили и продолжали потешаться.

Луань Ай тоже была не без загадок. Наследница влиятельнейшего клана, что долгие годы контролирует Восток, не получила должного образования? Слабо верится. У многих из избранных господ наставники были удивительно начитанными и образованными, а у некоторых будущих богов их было сразу несколько. И сложно представить, что у семейства Луань не хватало денег, чтобы пригласить хотя бы одного учителя для дочери. Еще до отбытия с горы Хэншань У Чан постарался найти информацию о многих избранных. Он выяснил, что Луань Ай – единственная наследница клана. Возможно, заключил юноша про себя, чрезмерная любовь родителей стала причиной ее скудных знаний.

У Чан обращал внимание и на других: брат и сестра из семейства Ба оказались довольно самоуверенными, с ними просто невозможно было расслабленно общаться, а Шао Жоу и Фань Мулань – полные противоположности друг друга: одна была душой компании, а вторая словно боялась проронить и слово лишнее, но, несмотря на это, они на удивление были дружны.

Так как троица сейчас направлялась к городу Лунъюань в повозке У Тяньбао, письмо от учителя, которое он так и не раскрывал, не осталось незамеченным. Поначалу Мэн Чао обратил внимание лишь на цзянь с гравировкой «Сяньбай».

– Уважаемый У Тяньбао только начал путь, а уже обзавелся духовным оружием с озера Поянху? Похвально! – восхитился он и перевел взгляд на лежащий под ним конверт, перевязанный красной лентой. По взгляду было ясно, что письмо его заинтересовало, однако У Чан убрал его до возможных вопросов товарища.

– Это меч моего учителя, – скомканно произнес У Чан.

Не прошло и минуты неловкого молчания, как Мэн Чао снова завел разговор. На этот раз он решил поделиться своими знаниями об упомянутом озере:

– Та богиня из мифов селян, живущих рядом с металлическими водами Поянху, на самом деле уже давно не относится к небесному чертогу. И все потому, что она сотворила немыслимое. В свое время, когда ее еще знали как покровительницу драконов и создательницу всего металлического на свете, она несла бремя ответственности за чистилище душ – встречала умерших на входе и не давала им заплутать. Но ей хотелось быть ближе к своему народу. В один из дней Небеса узнали о страшном поступке и наказали ее. Дело в том, что она создала двух призрачных стражей: взяла умершее в мире людей дитя и дала ему вторую жизнь, затем разделила его сущность пополам и сделала двойника.

Тут Луань Ай побледнела, а ее глаза покраснели.

– Ужас, не правда ли? – добавил Мэн Чао мягким голосом. – Поэтому она и была наказана. Если небожители примутся распоряжаться жизнями, особенно таким жутким способом, то на Небесах, как и под ними, начнется хаос. Причина ее деяний крылась все в той же любви к людям. Она хотела оставить свое творение у входа в чистилище как стражей, а сама отправиться в Поднебесную. В итоге ее наказанием стало изгнание. Ее лишили божественных сил и скинули в воды озера Поянху, где она обратилась в огромного водяного змея и даже была рада такому стечению обстоятельств. Она полагала, что этим наказание ограничилось, но, как оказалось, оно заключалось в другом. За проявленные жестокость и безрассудство как в отношении смертного, так и душ усопших, что она поместила в тела стражей, Небеса ее прокляли. Верховный совет сказал: «Пусть твой