Долгая дорога домой - Александр Афанасьев

Нет… такого не должно случиться с Россией. Это — не про нас.

— Я…

— Подожди.

В этот момент я окончательно принял решение. Страна или друг… я выбираю страну.

— Мне для начала нужен один человек. Здесь… и как можно быстрее.

— Кто?

— Генерал Кордава. Кордава Нестор Пантелеймонович

— Кто он?

— Военный разведчик, генерал-майор, затем генерал-лейтенант. Он возглавлял у меня разведку и контрразведку в Персии.

— Где он сейчас?

— Не знаю. Но его надо найти. У него — концы многих нитей. Он занимался агентурной разведкой, его группа разбирала дела САВАК, те которые уцелели. Уцелело немного… но кое-что уцелело.

— Я найду его.

— Подожди…

Я вырвал из лежащего на столе блокнота бумажку, карандашом (ручки в Пузыре не использовались, в ручках великолепно монтируются подслушивающие устройства) черкнул пару строк на фарси.

— Пусть ему отдадут это. Он поймет, что от меня.

— Что это?

— Пара слов. Постороннему человеку они ничего не скажут.

— Хорошо… — Ксения послушно забрала бумажку, когда ей надо она может быть очень, очень послушной.

— Где Нико?

— В Швейцарии, я же сказала.

— Кто его охраняет?

— Лейб-гвардия. Больше некому.

Я написал еще одну записку, на сей раз на немецком.

— Аллея Кайзера Вильгельма, двадцать семь. Запомнила?

— Запомнила. Что там?

Скажешь — лично оберсту Гансу Зиммеру. Он даст тебе людей, хороших людей. Бывшие горные егеря, дивизия Эдельвейс[67]. Пусть двое-трое будут не дальше нескольких метров от тебя и от Нико.

— Ты понимаешь, о чем просишь? Если узнают…

— Обязательно узнают. Ты что — думала, что можно задумать такое и это не коснется лично тебя? Доверять нельзя никому, мы воюем против русской самодержавной власти! Ты этого еще не поняла?

Оберст Зиммер был моим конкурентом — конкурентом Трианон ЛТД — но таким конкурентом, который стоит любого друга. Германец до мозга костей, упертый как вол, по его шрамам можно изучать историю Африки. Он не просто немец — а немец, родившийся в Германской Юго-Западной Африке[68], в таких местах, где обычная смерть — милость. У него есть честь… и совершенно нет инстинкта самосохранения. При встрече — он может не долго думая дать мне в морду, как и я ему — но если я доверю ему Ксению и Нико — он костьми за них ляжет, потому что именно так его научили в его чертовой германской Африке, про которую он любит петь свои гнусавые, доводящие окружающих до нервного срыва песни.

— Сама тоже не возвращайся… Если станет жарко — я тебе скажу. Варианта два — Южно-Африканская Республика или Аргентина. И там и там — относительно безопасно.

— И что я там буду делать?

— Изучать местные этносы. И убери от себя этого прыщавого ублюдка Толстого. Он выводит меня из себя.

— Меня же не выводит из себя твоя американка!

— Каждый думает в меру своей испорченности. Этот "граф" — слово "граф" я произнес так, будто имел основания сомневаться в графском достоинстве Толстого — не просто придворный шаркун. Он на тебя и стучит. Кстати — он многое знает? Судя по его вступлению — да.

— Он знает только то, что должен знать.

— По крайней мере — факт нашей встречи он знает, то, что мы спускались в пузырь — тоже. Милая, предают всегда в пользу сильных, не забывай. Если он и не предал еще, то не преминет это сделать, как только вернется в Санкт-Петербург. Тем более — ему есть что сказать новому начальнику дворцовой стражи. Да… пока не забыл.

Я написал третью записку, на сей раз по-русски.

— Вот место, где я жду Нестора Пантелеймоновича. Семь дней. После этого — все.

— Может… стоит указать место подробнее.

— Нестор Пантелеймонович найдет. Запомнила?

— Да

Я сунул бумажку в карман.

— Пошли. И выше нос — мы одни против всего мира.

— Вот теперь я тебя узнаю…

Но у меня поддерживать игривый тон Ксении не было никаких сил.

20 мая 2012 года

Интерлейкен, Швейцария

Римско-швейцарская граница

Из Берлина я вылетел в Цюрих по своим подлинным документам, взял открытый билет, переплатил — но вылетел немедленно. Цюрих-Берлин — одна из самых загруженных авиационных трасс мира и на ней я имел возможность насладиться комфортом нового двухпалубного "трансъевропейского" двухмоторника Юнкерс-400. Полет продолжался чуть меньше часа, в Европе все полеты очень коротки, Европа вообще вся — большая деревня. Это у нас — полдня в полете.

В Цюрихе я опять заметил за собой слежку — сработали быстро, видимо кто-то контролируют купленные билеты — они не прилетели со мной на самолете, они ждали меня в Швейцарии. Немного поводив их по аэропорту, пройдя демонстративно мимо свирепо-неподкупных швейцарских полицейских, я сделал вывод, что это — не местная контрразведка. Кто — определить не мог, но что-то подсказывало мне, что это свои.

Русские.

Отрываться здесь или в городе? Решил в городе. Прямо в аэропорту арендовал у Герца старый Опель, выезжая со стоянки, заметил за собой хвост — в темно-синем Вандерере. Машина такая, какая в Швейцарии популярностью не пользуется — это в Германии нужны практичные машины для бюргеров, а здесь — важен полный привод и мощный мотор, дороги здесь в основном горные, как на ралли едешь. Можно было бы помотать… но раз свои — мучить не буду. Сделаем все быстро.

Оторвался от них я на Банхофштрассе, в районе так называемого "треугольника" — средоточия торговли в Цюрихе, образуемого упомянутой уже Банхофштрассе, Шторкенгассе и Лимматай. На Шторкенгассе я поймал такси, назвал адрес — совершенно не тот, который я намеревался посетить. В том адресе я зашел в кафе. Со вкусом побежал, только потом попросил хозяина заведения вызвать такси и назвал уже правильный адрес. Все таки, тот, кто привык уже жить в западном мире — может оторваться от гостей здесь в мгновение ока.

Путь мой лежал на ту же самую Банхофштрассе 36 — там, в старинном здании с тысяча восемьсот девяностого года работала, приумножая капиталы своих клиентов одна из самых закрытых финансовых групп мира — Julius BДr BG. Там я держал нас номерных счетах свой неприкосновенный запас — по одному миллиону русских рублей, британских фунтов стерлингов, германских марок, долларов САСШ и десять миллионов швейцарских франков. Это деньги меня сейчас не интересовали — а интересовал ящик, который находился в подвальном помещении банка, и который не мог быть вскрыт без моего присутствия и одобрения ни при каких обстоятельствах, ни по какому решению суда. Швейцария не признавала решений и приговоров ни одного суда в мире, а собственный суд свято блюл то, на чем держится государство — ТАЙНУ. Тайна была тем товаром, который торгует Швейцария и ни одному человеку в этой стране не было дела до того, что я храню в подвалах банка Юлиус Бер.

Принесли ящик, заодно угостили колумбийским кофе и оставили меня наедине с моими тайнами. Оружие мне было не нужно, пачки наличных — тоже, а вот паспорт я взял. Один из чистых паспортов на имя подданного Священной Римской Империи Германской нации Юлиуса Бааде. Паспорт обычный, не дипломатический, но чистый и с действующей, непроспроченной многократной визой в САСШ и Россию. Больше мне пока ничего и не надо.

Закрыв ящик, я отдал его банкирам.

Да… забыл сказать. Мои горе — преследователи меня на Банхофштрассе не дождались и в расстроенных чувствах уехали. Их проблемы — учили, наверное, что надо быть терпеливым. Могли бы и дождаться…

За пару часов экипаж Баварских моторных заводов домчал меня от Цюриха до Интерлейкена — небольшого, стоящего у подножья гор городка на римской границе. Дороги в Швейцарии опасные, но восемь цилиндров, триста лошадиных сил и полный привод — это доложу вам, вещь. Экипаж Баварских моторных заводов, только он может совершать обгоны на тридцатиградусном подъеме без малейшего напряжения сил, как машины, так и водителя, только решил — и ты уже впереди всех. Только водить надо уметь… пропасть близко.

Интерлейкен, как и большая часть приграничной Швейцарии зарабатывали на соседних странах. Границ… какие в Европе границы, господа, двадцать первый век уже, почти и не досматривают, в Швейцарию ехали отдохнуть, укрыть благополучно ухороненные от обложения доходы, выпить чашку горячего шоколада в маленьком ресторанчике на берегу озера. Швейцария вся — кукольная какая-то, ненастоящая, как в синематографе про гномов, эльфов или кого еще там. Горы, изумрудно-зеленая трава, покрывающая луга — даже на горных склонах она аккуратно и ровно косится на корм скоту, сытые и довольные пестрые коровы, маленькие деревушки, где половина домов каменные, а вторая половина — деревянная, и домам этим — редко какому меньше ста лет, и при том в них живут люди. Здесь уже давно не было ни войн, ни революций, ни вторжений, здесь знать не знают что такое теракты, здесь в таких вот деревушках каждый знает каждого и приветливо здоровается по утрам. Здесь пал от руки убийц некий Владимир Ильич Ульянов, который жил здесь, но заразу большевизма почему-то хотел нести в Россию, видимо понимал, что здесь его люди просто не поймут. Здесь во многих местах были русские дома, из России приезжали люди, лечились на водах, просто ходили по горам. Эту страну можно было пересечь по диагонали летом за несколько часов, если у тебя хорошая машина, и ты не боишься штрафов, Швейцария была маленькой, очень маленькой — но в ней дышалось намного свободнее, было такое ощущение, что ты не холодишь, а паришь. На Кавказе такого не было… видимо мы, имперцы, привыкли жить под давлением, под грузом обязательств и давлением долга, и приезжая сюда можно было на какое-то время отрешиться от всего этого и просто выпить чашку свежего парного молока в придорожной забегаловке.