Скелет в шкафу - Анна Владимирская

«Большие комнаты требуют хорошего освещения, поэтому я правильно сделал, что использовал эркеры с панорамным остеклением», – думал Рост, обходя лофт. Он уже видел в своем воображении многоуровневые конструкции, разнотипные светильники, гигантские люстры – все это отлично впишется в такую галерею. Вместо привычных жалюзи и штор на окна можно поставить ставни. Это будет очень креативно и по-европейски.

Так думал Ростислав Стоян, он же Атос, как называли его трое самых близких друзей, и не подозревал, что все его старания, все надежды вскоре будут разрушены.

Он спустился в кафе, которое находилось на первом этаже старого дома, и позвонил Эвелине по скайпу.

Связь была не очень хорошей, звук сильно запаздывал. Рост понял только, что Эвелина очень занята, у нее затягиваются переговоры с заказчиками и намечается поездка в Мадрид. Он не стал рассказывать о будущем подарке, решив сделать сюрприз, но надеялся расспросить, когда она планирует вернуться в Киев. Не отключая скайпа, он пил американо, надеясь, что связь улучшится, – и внезапно звук действительно стал ясным и четким. И благодаря этому он узнал правду. Эвелина тоже не отключила скайп, и он услышал ее речь, обращенную уже не к нему, а к кому-то другому. Она говорила какие-то нежные слова, мурлыча, – Рост хорошо знал эту ее привычку перед сексом бормотать особым вибрирующим голосом. Его это веселило, потому что он понимал: она так себя заводит. Теперь Адамченко заводилась ради другого, кто слушал ее на чужом языке в другой стране. Атос не сразу сообразил, что, как идиот, слушает исполнение полового акта в прямом эфире. Он, точно ошпаренный, нажал кнопку отключения, а внутри него все уже отключилось само.

В этот момент Стоян понял, что боль разочарования, какую он переживал, на самом деле причинила смерть иллюзий, которые были у него все эти годы.

Когда вы разочаровываетесь – вы разочаровываетесь не в человеке, ведь он и до встречи с вами был таким, какой есть в миг вашего разочарования. Вы разочаровываетесь в своих представлениях о нем и о том, что у вас могло бы быть. Все, что «могло бы быть», «если бы да кабы» – это совсем не про реальность, а про фантазию о ней.

Фантазии бывают очень красивыми, завораживающими, от них трудно отрываться. Когда роскошная, созданная для любви Эвелина была рядом с ним, Стоян часто думал: «Рядом с ней я мог быть счастлив!» Он не раз предлагал ей выйти замуж, даже обвенчаться, но она неизменно отвечала, что художник должен быть свободным. Он тогда не понимал, что любовь Эвелины – это его фантазия. А ведь достаточно было посмотреть, как проходили их дни, у каждого свои. Для нее важна была не только и не столько работа в мастерской, сколько тусовка, где она могла демонстрировать свои картины, но больше – себя. Ее характер был изменчивым. Она, как ртуть, ускользала, понятия «здесь» и «сейчас» были ей неведомы. И мало того, что ее желания менялись каждую минуту, – ее невозможно было заставить остановиться для того, чтобы просто насладиться мгновением, оценить его, порадоваться ему. Только смерть, наверное, могла остановить ее в бесконечном движении от одного удовольствия к другому. Атос подумал: «Можно мумифицировать всю эту красоту и похоронить. Но я все-таки за жизнь».

Любовь Эвелины была похожа на туман. Всякий раз, когда он пытался на нее опереться, туман предательски рассеивался и Рост падал, больно ушибаясь. Но Рост мог припомнить десятки случаев, когда Эвелина уносилась по своей орбите именно в тот момент, когда он сильнее всего в ней нуждался. Он вспомнил, как однажды сломал ногу и оказался совсем беспомощным, с загипсованной до бедра конечностью. Он позвонил Адамченко, которая в тот момент была в Киеве, в своей мастерской, и попросил приехать. Она ответила тогда, что приехать не может, поскольку готовит картины к выставке и это очень важно. Хорошо, что друзья тут же откликнулись и примчались – Белогор с продуктами, Поташев с костылем, а Худаня – с кипой журналов по интерьерам, чтобы Стоян, пока нога срастается, повышал квалификацию.

Он тогда понял, что опереться можно только на то, что происходит прямо сейчас. Дает тебе друг руку – опирайся на нее. Это не значит, что она будет существовать всегда, но прямо сейчас в этом зыбком мире она у тебя есть. И разве это не счастье? Хотя бы на секунду найти что-то, на что можно опереться. Он, не задумываясь, прощал необязательность, ненадежность Эвы, потому что рядом с ним были его «мушкетеры» и на них он мог положиться. Но с ней все было по-другому. С ней он жил в мире иллюзий и фантазий. Если изо дня в день ваш близкий человек вам врет, откуда возникает фантазия, что она вдруг начнет говорить правду? Если изо дня в день любимая девушка вам говорит «у меня такая куча работы, просто зашиваюсь» и не приходит домой ночевать, откуда берется фантазия, что она говорит правду?

Порой он сам себе удивлялся. Почему-то рядом с ней его отточенное острословие, бьющее наповал, не работало. Если с мужчинами у него был свой кодекс отношений, то с женщинами до встречи с ней все казалось простым и понятным.

Что же до мужчин, то однажды он сказал одному зарвавшемуся парню: «Любое сходство между вами и человеком является чисто случайным!», а когда тот полез драться, то в действие вступило его знаменитое «кредо Атоса». Это было правило отношений с теми, кто хотел причинить ему зло.

Кредо Атоса на деле выглядело так: помни – человек не бывает безоружным. Ручка в кармане, камень на дороге, светофор на перекрестке – под рукой всегда что-нибудь найдется (нападающего можно толкнуть на светофор). Бей по лицу. Из самолюбия человек старается защитить лицо. Но главное – помни: битва не окончена, пока ты не сдался. Твое кредо – жестокость, быстрота, подвижность. Ни в коем случае не падай сам в надежде, что тебя не достанут, – достанут, и еще как. Современное общество объясняет, что драться нехорошо, но бывает, что другого выхода нет. «Не хочу, чтоб меня били, и не хочу бить других, но если придется – не оставлю живого места».

Его кредо было хорошим во всех отношениях, кроме того, что… оно не могло защитить от ран, нанесенных любимой женщиной.

Он не глядя набрал номер друга.

– Это я. Ты в городе? – спросил он у Поташева.

– Завтра приеду. Что-то случилось?

– Нужно встретиться. Это не телефонный разговор.

– Как только прилечу, сразу же наберу тебя. Старик, ты до завтра продержишься?

– Нормально, подожду, – сказал Рост, понимая, что до приезда Алексея пойдет в ресторан к Портосу и там как следует приложится к горячительным напиткам.

* * *

Тем временем Поташев и Раневская возвращались в «Озерки». У него возникло смутное чувство, что именно там он услышал что-то важное, что может здорово помочь в расследовании.

Алексей решил, что ему будет удобнее свободно разговаривать с Лизой без посторонних ушей. Поэтому они поехали в «Озерки» на его белом джипе, которому были не страшны ни плохая дорога, ни бездорожье, ни грязь, ни песок. Этот в полном смысле слова вездеход шустро вез их в поместье. По дороге сыщик-любитель рассказал своей помощнице о беседе с Ариной Гусевой.

Лизавета, совершенно разомлевшая от обертывания морскими водорослями и сеанса массажа, не вникала в рассказ бывшей любовницы бизнесмена, ей хотелось поскорее оказаться в теплой постели и уснуть. Алексей с умилением смотрел на дремавшую подругу.

Они подъехали к чугунным воротам усадьбы, когда стемнело. На настойчивые сигналы джипа вышел Григорий Кусочкин и открыл ворота. Сторож и горничная, как им велел хозяин, не ложились спать, дожидаясь приезда Поташева с Лизой, чтоб накормить их ужином и устроить на ночлег. Лиза с Галиной поднялись наверх, а мужчины остались внизу, в большой и теплой кухне. В ней вкусно пахло пирожками и было по-домашнему уютно. Алексей предложил Григорию пропустить по стопке перед сном, чему Кусочкин несказанно обрадовался. Было видно, что Галя контролирует своего супруга по части спиртного, а он до него очень даже охоч. Вскоре спустилась Галина; увидев мужчин, настроенных выпить на сон грядущий, она тоже присела к столу с выражением бесконечного терпения: дескать, что уже сделаешь? Коль два мужика решили водки выпить, тут никакая педагогика не поможет! Поташев налил и ей и провозгласил тост, под который всегда грех не выпить: «Со свиданьицем!»

Второй тост был: «За родителей!» Выпить за родителей – святое дело.

После пятой рюмки Григорий отправился спать, а Галина была готова раскрыть хорошему человеку все тайны своей измученной души.

Исповедь матери показалась бы страшной неподготовленному человеку. Но после разговора с Ариной Гусевой Алексей уже понимал, каким циничным мерзавцем был Стас. Правда, рассказанная Галей история оказалась действительно печальной.