Не гламур. Страсти по Маргарите - Андрей Константинов

– Очень приятно, Геннадий Павлович Медведь. Для вас – просто Гена, – из-за стола, заваленного женскими фотками, поднялся невысокий конопатый мужичок в белом халате. Внешности – ни фига! Какой-то плюгавенький, на улице пройдешь мимо, не заметишь. Но глаза – глубоко посаженые, маленькие серые буравчики – просверливали насквозь. И меня буквально парализовало. Врач. Пластический хирург! Моя единственная надежда! По крайней мере так я тогда думала.

Мы с ним сошлись, на удивление, быстро. Обычно я все-таки держу свои укрепления в некоторой осаде (ведь даже бык корову три дня охаживает), а тут сразу – «чай, кофе, потанцуем». И не успела я опомниться, как очутилась в его койке. Помнится, я тогда еще подумала: замечательная какая профессия – журналист. Какие мужчины на дороге встречаются. «Машенька, – мурлыкал доктор. – Чем тебе не нравится твой носик? Он уникален, таким его задумала природа, а против нее идти нельзя».

А доктор был товарищ очень странный. Он всегда вставал в пять часов утра. Сначала сидел в туалете по полчаса, шелестя газетками. Потом плотно завтракал – либо борщом, либо тушеной картошкой с мясом. После чего наливал в ванну кипяток и погружался в воду с головой. Ложился спать ровно в девять часов вечера, ни минутой позже. Жил с престарелой теткой, которая во всем слушалась его беспрекословно. Она ходила по квартире, словно тень. «Мое домашнее привидение. Ты на нее внимания не обращай. Она не в себе. В детстве из колыбельки упала, головой ударилась», – хохотал доктор.

Это привидение в юбке однажды так меня напугало, что я едва концы не отдала. С этой страшилки, собственно, все и началось.

Гена, уйдя рано утром на работу, оставил меня нежиться в кровати, что я с удовольствием и делала. Включила телек, смотрела сквозь дрему какую-то мутотень про капустную диету и не заметила, как заснула (диеты меня никогда не интересовали, я всегда ела, что хотела; для меня еда, можно сказать, единственная радость в жизни). Так вот. Проснулась я от чьего-то буравящего взгляда. Открыла глаза и увидела низко-низко склоненное над собой морщинистое лицо тетки. Я, естественно, подскочила, как ошпаренная.

– Че ты залупаешься? – заорала я в теткину морду, от страха скатившись с кровати.

Теткины глаза (точь-в-точь как у Генки – маленькие и серые) весело поблескивали за толстыми линзами очков.

– Красотулька ты наша, – пропела старая карга. – У Геночки еще такой красавицы не было. Будешь в моей коробочке жить, а я буду на тебя любоваться. Каждый день, каждый день.

Она опустилась на колени и подползла ко мне вплотную. Я от ужаса к тому времени совсем забилась за кресло. А тетка начала водить по моему лицу скрюченным пальцем и приговаривать:

– Носик дли-и-и-инный. Ротик ма-а-а-хонький, как птичья гузка. Геночка все отрежет, где надо. Приклеит, где не хватает. И будет наша девочка совсем раскрасавица.

Я впервые в жизни не нашлась, что на это ответить. Только промямлила:

– Ты это, тетка, не питюкай.

– Не буду больше, – словно чего-то спохватившись, она вдруг встала с колен. И совершенно трезвым голосом сказала: – Пойду-ка я в магазин. Буженины хочешь?

– Угу, – кивнула я, ничего не понимая. А когда я ничего не понимаю, я впадаю в истерику.

Ведьма быстро собралась. Еще пожелала мне добрых снов. Совсем сковырнулась! Но только после того как щелкнул дверной замок, я немного пришла в себя.

Я провела в этой квартире настоящий шмон, пытаясь понять, что к чему. Но все было девственно чисто. Да я и не знала, чего ищу.

…Тетка пришла из магазина радостная и взволнованная.

– Деточка, пойдем чай пить! – позвала она меня, словно ничего не произошло.

Я выползла на кухню, готовая к отпору. Но на столе дымился заварной чайник, на блюдце аппетитно разложены ломтики сыра и буженины, нарезанный ржаной хлеб – картина была мирной, я бы даже сказала, умиротворяющей. Что ж, я решила тоже немного попритворяться.

– Милая тетушка, – начала я свой допрос. – А какие еще такие раскрасавицы перебывали в Генкиной кровати?

Тетка сразу противно захихикала и присела к столу.

– Светка была, – коротко сказала она и пристально посмотрела на меня.

– А кто такая Светка? – я решила быть до конца терпеливой. Все ж таки с головкой у нее далеко не все в порядке. Головка то бо-бо.

– Ушастая Светка, – пояснила она мне, словно я неразумное дитя какое.

– А что у нее с ушами? – выспрашивала я.

– Уши – во! – показала тетка, разведя руки в стороны. – Геночка очень старался.

Чего, чего? Как это «Геночка старался»?

– Он ей что – операцию делал? – напрямик спросила и я.

Как тут тетка испугалась! Прям затряслась вся!

– Ничего не знаю! – почти крикнула она. – Ешь свой бутерброд и иди к себе домой. Мне убирать надо.

Пока тетка возилась на кухне, я проникла в Генкину комнату и произвела еще один обыск. Только теперь я точно знала, что ищу – ушастую Светку. В его фотках я быстро обнаружила несчастную деваху (на оборотной стороне фото еще и адресок имелся). У нее на самом деле были уши как у летучей мыши. А на личико – ничего себе, хорошенькая. Тут во мне, конечно, взыграло. Я, конечно, не собственница. Но с кем мой мужик знался до меня, знать обязана. Хотя бы из чистой гигиены. На обороте снимка были и координаты этой шмары.

– Тетка, я уехала! Генке привет! – крикнула я в глубь квартиры. Оттуда донеслось сиплое кряхтенье: «До свидания, красавица».

…Дверь мне открыла сама Светка. В шапке. Хочу заметить, что на улице стояла не по-весеннему жуткая жарища, и я в своем шифоновом сарафанчике под ангорским пуловером совсем спарилась.

– Света? – на всякий случай уточнила я.

– Да. А вы кто? – тихо произнесла девушка.

…Она была очень несчастной. Ну просто со мной – ни в какое сравнение. С ушами мучилась всю свою жизнь. Они были такие большие, что свертывались в трубочку. Мама ее, музыкальный педагог, не имела таких средств, чтобы сделать дочке пластическую операцию. Поэтому когда Светка случайно познакомилась с Генкой (тот сам подошел к ней на улице), в доме был настоящий праздник. Пришла любовь откуда не ждали, называется. А потом Генка нахимичил та-а-акое!

– Я легла к нему на операционный стол совершенно счастливая, – рассказывала мне Светка. – Думала, открою после глаза и начнется у меня другая жизнь. Буду красивой и любимой. В бинтах я проходила целый месяц. А когда Гена их снял, поняла, что жить не могу и не хочу. Уши мои стали больше прежних в два раза. А он так радовался, так счастливо смеялся: сказал, что любит меня еще больше – такую страшную. Я убежала от него. А его тетка еще два месяца приходила к нам домой, уговаривала вернуться обратно. Мол, Геночка очень скучает.

– Он что – сумасшедший? – я была в шоке от ее рассказа.

– Я не знаю, Машенька, – всхлипнула Светка и потуже натянула на голову шапку-ушанку. – Он – страшный человек. Я его боюсь.

Я вышла от нее, словно мухоморов объевшись. И как таких маньяков земля носит?

* * *

…На следующий день я пришла к Генке в клинику. Вела себя как ни в чем не бывало.

– Генусик! – промурлыкала я. – А когда ты за мой носик возьмешься?

– Завтра, моя красавица. Все будет завтра, – обнадежил меня мой кавалер.

Назавтра все мои девки были наготове. Олька, переодевшись в медсестру, дежурила у дверей: стояла на шухере, чтобы в ответственный момент позвать на помощь всю команду. Ритка сидела внизу в машине и нервно курила сигарету за сигаретой. А я распласталась на каталке, приготовившись к самому худшему.

Генка кружился вокруг меня, словно ворон, почуявший добычу.

– Гена, – произнесла я заранее заготовленную фразу. – Тебе привет передает ушастая Света.

Тот застыл в недоумении. А потом как кинется ко мне. Начал вязать руки-ноги. Еще чуть-чуть и наркозом отрубил бы, как пить дать. Но тут с криком влетела Олька, а за ней и все остальные девки.

– Боже мой, как я всех вас ненавижу! – ревел Генка, уже закованный в наручники. – Женщины – адово проклятье. Всю жизнь мою испоганили! Никто меня не любил никогда. Только дай вам красоту. Нос! Уши! Губы! Грудь! Нате вам – берите. А-а-а, не хотите такой красоты?!

– Поклянись всем, что думать забудешь о пластической операции! – Олька после этой истории была со мной непреклонна.

Ну и пришлось мне, конечно, побожиться. Тем более что, испытав такие напасти, стала я по-другому смотреть на свой нос. Есть, есть в нем все-таки какая-то изюминка. Доктор был в чем-то по-своему прав. Но… Только вот грудь у меня что-то подкачала… «Титьки по пуду, работать не буду, а папаня приказал, вези титьки на базар». Это про меня. Нет, покой мне только снится. Что же делать с грудью-то? Вроде Генка мне говорил про какое-то спецсредство – силиконовую прокладку, которая вставляется в грудь и надувается, сколько хочешь. Хочешь – второй размер. А хочешь – сразу пятый. (Только вот где бы такого доктора найти?)

Ну так вот. После этого все стали считать меня великим спецом по чужой жизни и вылавливанию оттуда суперсекретов. Поскольку у Кати с моей подачи получился супер материал о проблемах мужчин, ненавидевших и боявшихся красивых женщин. Какое отношение имеет такая тема к рубрике «Лапушка и подруга»? Ну вы даете. А я? А Светка ушастая? А лапушки, которые меня, полуживую, с каталки уволокли? Вот то-то и оно…