Скифы пируют на закате - Михаил Ахманов

Слова ее были загадочны и непонятны, но Скиф решил, что пускаться в расспросы не время. Он лишь покачал головой и буркнул:

– Джарайм – не моя страна. Мы с родичем из других краев, из далеких… очень далеких, Сийя. Она пожала плечами.

– Мир велик, светловолосый, мир велик! Но если в вашей земле не слышали про ару-интанов, не видели сену, ты должен быть вдвойне осторожен. Не хотелось бы мне, чтоб ты забыл, как улыбаться и как любить женщину…

* * *

Через день, вечером, когда костер прогорел и три луны сияющими фонарями повисли в ночном небе, Сийя поднялась и протянула Скифу руку.

– Я обещала поучить тебя стрелять…

Он посмотрел на свой лук из дерева падда, на темную степь, на гаснущий костер, затем перевел взгляд на лицо девушки. Она улыбалась – лукаво и чуть насмешливо. Джамаль, сидевший рядом, подтолкнул компаньона локтем в бок, шепнул в самое ухо:

– Не сомневайся, дорогой, сейчас самое время для таких дел. Я бы тоже не отказался, чтоб меня поучили… – Он многозначительно скосил глаз на Тамму. – Заодно узнал бы кое-что интересное… про город с башнями, про демонов и тайные заклятия… Женщины становятся разговорчивей, когда их одаришь лаской.

Скиф так и не понял: то ли князь советовал ему, то ли строил собственные планы на будущее. Поднявшись, он машинально оправил комбинезон и взял Сийю за руку. Ладонь у нее была одновременно нежной и крепкой; кончиками пальцев он ощутил чуть заметные выпуклости – мозоли от рукояти меча. Локоны Сийи щекотали ему шею, легкая туника казалась туманом, окутавшим тело девушки. Пройдя два десятка шагов, он оглянулся: Джамаль, подсев к Тамме, что-то негромко втолковывал ей, с нежностью поглаживая плечо амазонки.

– Не смотри назад, – сказала Сийя, – твой родич занят. Я думаю, он будет занят до рассвета… Клянусь Безмолвными! У Таммы.горячая кровь.

Скиф обнял ее за талию. От волос девушки тянуло горьковатым ароматом степных трав, дымом костра и еще чем-то чистым и свежим – быть может, запахом звездного неба, раскинувшегося над степью. Все правильно, подумал он, все хорошо. Я здесь с ней – там, где должен быть сейчас и навсегда. В древней скифской степи, каких на Земле уже не осталось…

Прежние воспоминания таяли, уходили, размывались; призрачным миражем плыли городские улицы, мрачные коробки домов, клетки-квартиры, переполненные людьми, подольская казарма с рядами коек, оружейные шкафы в арсенале Сарагосы, серая лента шоссе, разверстый шлюз транспортного самолета, в котором маячили фигуры солдат в касках и бронежилетах, парашюты, одуванчиками повисшие над зеленой скатертью тайги… Все это было в прошлом, безмерно далеком, невозвратимом и неинтересном; настоящее и будущее были здесь: справа – гибкое и сильное девичье тело, слева – меч у пояса, а вокруг – безбрежная степь.

Он склонился к Сийе и прошептал:

– Мы не взяли ни лука, ни стрел, милая… На ее лице промелькнула улыбка; Скиф успел разглядеть ее в лунном свете, серебристом и багряном.

– Я буду луком, а ты – стрелой…

– А если подкрадутся шинкасы?

– Споем Песню Силы и будем сражаться. – Она снова улыбнулась. – Но не тревожься, светловолосый. Мы уже близко к городу, они не рискуют разбойничать здесь. И потом с нами Белый Родич. – Сийя показала куда-то, но Скиф не заметил ничего, кроме легкого колебания травы. – Он постережет…

– И нас, и Тамму с Джаммалой? Успеет ли? Опять улыбка, блеск глаз в лунном свете, темный локон, упавший на лоб…

– У Белого Родича быстрые ноги, светловолосый.

Они опустились в траву, и Скиф почувствовал, как нетерпеливые пальцы коснулись ворота его рубахи.

…Она была зарей, гонимой над степью дыханием утреннего ветра; она была, как гибкий тростник на речном берегу, прохладный и гладкий на ощупь, золотистый, наполненный сладкими соками земли; она была небом – небом дня, глубоким и синим, и небом ночи, теплым и темным, усеянным звездами; она была музыкой, песней, колдовским заклятием, птичьей трелью, шорохом крыл, шуршанием листьев, раскатом грома, шелестом робкой волны; она была ланью, скользящей меж лесных стволов, игривым бельчонком, тигрицей, яростной и непокорной… Она была!..

Два нагих тела сплетались на травяном ложе под светом лун, багряным и серебристым; два существа любили друг друга с неистовством юности, когда ритм сердец так легко настраивается в унисон, когда сила кажется неистощимой, а жизнь – вечной. Тонкие пальцы девушки ласкали волосы Скифа, пепельные локоны падали на лицо, и сквозь их невесомую паутину ночь выглядела чарующе прекрасной – ночь из ночей, полная колдовства, краткий миг счастья, подаренный судьбой. Руки Сийи обнимали его, губы касались его губ, плоть сливалась с плотью, дыхание – с дыханием… Он чувствовал трепет ее ресниц на щеке, ощущал биение крови – то медленное, спокойное в минуты краткого отдыха, то стучавшее громрвым набатом. Тело ее казалось жарким омутом, обжигающим потоком, стремительным водопадом; он тонул, растворялся в нем, он пил пьянящую влагу жизни, он жаждал исчерпать ее источник, и он страшился этого. Напрасно! Этот родник был бездонным.

Но воды каждой реки в свой срок достигают моря; наступает пора, и цветы роняют лепестки; ночь сменяется днем, день – ночью, уходит тепло и приходит прохлада, солнце затмевает звезды, а потом вновь скатывается за край земли, уступая им дорогу. Ничего вечного нет под луной, тем более под тремя лунами; в этом мире они, как и на Земле, покорно вращались в потоке времени, увлекаемые им к горизонту, к забвению, к сну…

Сон! Нет, Скифу не хотелось спать… Он лежал в траве, шелковистой и мягкой, головка Сийи покоилась у него на груди, ладонь ее ласково гладила его щеки, пальцы то касались губ, то прикрывали глаза. Где-то в вышине негромко пел предутреннюю песню ветер, и гаснущие звезды откликались звоном хрустальных колоколов. Мир был прекрасен и тих, и если в нем существовали райские сады и луга, то сейчас Скиф нежился в их ласковых объятиях.

– Завтра мы приедем в город, – негромко сказала Сийя, – в наш город на высокой скале, над которой вознеслись Двадцать Башен. Тебе там понравится, светловолосый.

– Мне понравится всюду, где будешь ты. Она рассмеялась.

– И ты повторишь эти слова перед Безмолвными Богами?

– Перед безмолвными или говорящими, моя ласточка, перед богами Джарайма и богами Земли.

– Земли?

– Да. Так зовется моя родина. Он услышал довольный вздох.

– Хорошо… хорошо. Скиф. Ты скажешь эти слова и станешь моим мужчиной… Мы будем встречаться, когда три луны поднимаются в небесах, потом расстанемся, потом встретимся вновь… Как сегодня…

– Разве я не могу всегда быть с тобой?

– Ты и будешь всегда со мной – здесь. – Она приложила его ладонь к сердцу. – Но видеться мы можем лишь в те дни, когда дозволено богами. И лишь ночи трех лун будут принадлежать нам.

– Такие ночи случаются часто или редко?

Сийя снова вздохнула.

– Реже, чем мне хотелось бы… но достаточно часто, чтобы ты не забыл меня, Скиф ап'Хенан.

– Почему ты так меня называешь?

– Потому что теперь ты принадлежишь нашей Башне – как и твой родич, если Тамма осталась довольна им. Но вначале боги испытают вас, а Дона ок'Манур и мудрая Гайра вынесут решение…

– Зачем? Разве недостаточно испытания, которое устроили вы с Таммой?

– Ш-ш-ш… – Ладонь девушки легла на его губы. – Ты не боишься ни злобных демонов, ни их слуг, и это хорошо… Но разве можно пренебрегать богами, мой светловолосый? Я ведь сказала: мы носим в себе их частицу… все мы, каждый человек… и без нее мы – сену, лишенные разума сену, Скиф.

– Ладно, я не буду ими пренебрегать. Ничем, что дорого тебе, во что ты веришь, Сийя. Если только они не разлучат нас…

– Боги милостивы. Скиф… – Она помолчала, потом негромко окликнула: – Скиф?

– Да? – Его пальцы тонули в шелковистых локонах Сийи.

– Твое имя… Оно что-нибудь значит?

– Скифы… так звались степные племена на моей родине… давно… очень давно, милая. Они оставили курганы, такие же, как в твоей степи. В курганах – могилы вождей… кости, оружие, украшения, истлевшая одежда… больше ничего.

Сийя беспокойно пошевелилась.

– Они были похожи на шинкасов?

– Возможно. Пасли лошадей, скакали по своим равнинам, разбойничали, воевали… Они считались великими лучниками…

– И служили демонам ару-интанам?

– Нет, у них были совсем другие боги. Они приносили им жертвы, воздавали хвалу во время пиров… Они пировали на… – Скиф внезапно приподнялся, не выпуская Сийю из рук, и медленно произнес: – Они пировали на закате… Понимаешь? Они пировали на закате! – Теперь он почти кричал.

Память… Туго натянутое полотно с прожженными дырами… клочья тумана, повисшие в ясном небе… Они таяли, они исчезали! Внезапно всплыло имя – его имя, потом еще одно, и он вспомнил, что так зовут отца. Между этими именами была связь… некая связь… Какая же?.. Джамаль, сын Георгия… Нет, не так! Иначе! Теперь он знал, как должно его называть: имя, отчество, фамилия… И сразу же возникло остальное – номер дома, квартиры, название улицы. Он вспомнил, вспомнил!