Анатомия предательства, или Четыре жизни Константинова - Геннадий Русланович Хоминский

ты лёг как попало? Встань, расправлю». Нина разобрала кровать, разделась и молча легла. Отвернулась к стенке. Юра постоял-постоял разделся и тоже лёг.

– Константинов, если я вернулась, это ничего не значит. Просто мне некуда идти, да и тебе, как я понимаю, тоже.

– Я могу снять другую комнату, если ты не хочешь жить со мной.

– Давай, устрой представление для всего полигона, – повернувшись к нему, ответила Нина, – завтра об этом будут все знать. Единственное, о чём будут судачить, так это кто кого бросил.

– Ниночка, я виноват. Да, я трус, я предатель, но поверь, я ничего не могу сделать. Я не могу в такой ситуации оставить Люду с двумя детьми и уйти.

– А уезжать в командировки, оставляя её одну, ты можешь?

– Это совсем другое.

– Ладно, Юра, давай спать. Мне не привыкать к предательству. Переживу и это.

***

Константинов лежал на своей полке. Из глаз катились слёзы. Он время от времени вытирал их рукавом куртки. «Сколько же лет прошло, – подумал Константинов и посчитал, – кажется, восемь».

***

Постепенно всё наладилось. Жили они на полигоне как муж и жена. И только через три года он развелся с Людой. Спокойно, без скандала и взаимных претензий. На алименты она не подавала, Юра регулярно сам заносил ей деньги.

С Ниной он расписываться не торопился, что-то останавливало его. Словно чувствовал, что как-то всё ненадёжно. Нина уехала с полигона и стала жить в своей однокомнатной квартире. Юра, возвращаясь из командировки, жил у неё. Она уволилась из института и работала в проектном отделе какого-то завода. Детей она не хотела и это было странно. Московская жизнь завертела ими так, что некогда было вспомнить о своих детях, хотя при разводе он собирался с ними регулярно видеться. Нина, видимо, истосковавшись по светской жизни на полигоне, пыталась наверстать упущенное. Каждый вечер то они в гостях, то у них гости. Вечеринки, рестораны, ночные клубы, о которых Константинов даже не знал. Нина время от времени напоминала ему о необходимости узаконить их отношения, но затем забывала об этом в круговороте жизни. В Москве она сильно похорошела. Стильная одежда и особенно вызывающая короткая стрижка делали её заметной в любой компании. У неё появилось множество поклонников, что, конечно, не нравилось Юре. Все попытки поговорить с ней ни к чему не приводили. Она, как правило, закрывала ему рот своим поцелуем. Так что разгульная жизнь продолжалась. Юре это стало надоедать, и он постоянно искал повода почаще уезжать на полигон. Нина тоже заметно охладела к нему. И вот однажды, вернувшись домой, он обнаружил, что его ключ не подходит к замку. А в двери торчала записка о том, что она уехала со своим другом и будет не скоро. «Прости, не ищи меня и не обижайся. Прощай», – заканчивалась она.

Константинов снял недорогой номер в гостинице. Идти и просить общежитие было выше его моральных сил. В институте достаточно отрицательно отнеслись к его разводу с Людмилой, которую все хорошо знали. Не поощряли и совместную жизнь с Ниной. Состоялось несколько тяжёлых разговоров в парткоме института. Прозвучало даже предложение об исключении его из партии, а это означало автоматическое лишение его допуска к секретным работам. И, если бы не его позиция ведущего специалиста по системе, у него могли бы начаться проблемы с работой. Через несколько дней он позвонил Людмиле и рассказал о своём расставании с Ниной. «Хорошо, я перееду к маме. Она одна в трёх комнатах, а твоё жильё освобожу», – ответила Людмила. Через неделю он вернулся в свою пустую квартиру. Видеться со своими детьми он не хотел, так как ему было очень стыдно. Что он им скажет в своё оправдание? Возможно, пройдёт время и тогда он сможет всё объяснить. Но это время так и не пришло.

2.5. СОЛОВЬЁВ

Константинов лежал на жёсткой полке и смотрел в потолок. Был вечер, начинало темнеть. Это он видел по кусочку неба, что было за приспущенным окном. Не спалось. Он захотел посмотреть на фотографию своих мальчиков, которая у него была спрятана под стелькой ботинка, но не мог этого сделать, так как боялся, что конвоир заметит и заберёт её. «Какая же я сволочь, – твердил себе Константинов, – я предал Люду, предал своих сыновей. Предал своих друзей. Нет мне прощения. Скорее бы конец». Громкий разговор солдат в коридоре отвлёк его от размышлений. О чём они спорили Константинов разобрать не мог. Только понимал, что один солдат, наверное, старослужащий, что-то заставлял сделать другого. Другой был Соловьёв, которого он сразу узнал.

– Соловей, утром разгрузимся, мы с тобой ещё поговорим. Ох и пожалеешь ты об этом.

– Ну это ещё посмотрим, кто пожалеет.

– Что за базар здесь развели, – послышался голос капитана, – кто дежурит, Соловьёв? Вот и пусть дежурит, а ты марш в купе. Нечего в коридоре болтаться.

– Есть, – ответил солдат, развернулся и на ходу резко ударил Соловьёва кулаком в живот. Тот коротко вскрикнул.

Солдат зашёл в купе и закрыл дверь.

– Соловьёв, что завтра приезжаем? – тихо спросил Константинов.

– Да, – тихо сопя ответил Соловьёв, – прекратить разговоры, не положено.

Константинов сел на полку и придвинулся к решётке. До сидящего солдата было около метра. Оба молчали. Первый заговорил Соловьёв.

– Так тебя, что, точно приговорили к расстрелу? – тихо спросил Соловьёв.

– Точно, – выдохнул Константинов.

– Так ты правда шпион?

– Выходит, что так.

Снова замолчали. Соловьёв закурил и предложил Константинову.

– Не курю, – отозвался тот.

– Тебе, наверное, очень страшно?

– Уже нет, привык к этой мысли. А сначала было страшно.

– Так зачем же ты это делал?

– Знаешь, Соловьёв, так просто не расскажешь.

– Наверное, из-за денег? – спросил Соловьёв.

– Из-за денег тоже, – ответил Константинов и задумался.

Деньги. Он уже перестал о них вспоминать. А ведь они лежали в банке, закопанной возле домика на даче. Их не нашли. Все его попытки передать кому-либо ни к чему не привели. А деньги большие. Как бы они пригодились Ивану и Кирюше. Им жизнь свою нужно будет устраивать. «Интересно, сколько они могут пролежать в земле в банке? – зачем-то подумал Константинов. – Наверное, очень долго. Банка закрыта крепко, влага не попадёт. Будут там лежать, пока кто-нибудь не раскопает. Дачу, наверное, отдадут какому-нибудь очереднику в институте. Начнёт он наводить порядок в доме и за домом. Возможно, вздумает разобрать мусор между домом и забором. Но вряд ли начнёт перекапывать землю за ним. Значит, банка так и останется в земле. Это если он захочет убрать мусор и сделать на этом месте