Париж - Эдвард Резерфорд

День был жаркий. В такую погоду нет ничего лучше, чем побродить по лесопарку.

Когда Наполеон III и Осман прибыли к старинным охотничьим угодьям на западной окраине города, они точно знали, что делать.

– Я хочу что-то вроде Гайд-парка в Лондоне, – сказал Наполеон III, – только больше и лучше.

Само собой.

Булонский лес значительно больше, чем тот английский парк. В его южной части построили прекрасный ипподром Лоншан, к которому вела длинная и величавая авеню. Подобно Шантийи к северу от Парижа и Довилю на нормандском побережье, этот ипподром предлагал самые фешенебельные скачки в мире. Если в Гайд-парке было озеро Серпентайн, то в Булонском лесу имелось целых два искусственных озера, соединенные водопадом. Среди деревьев проложили десятки километров восхитительных аллей. Детский зверинец в северо-западном углу леса превратили в антропологический тематический парк, где можно было посмотреть образцы культуры и быта далеких стран.

Оттуда они и начали свой путь.

Когда они прошли через турникет, в зверинце было уже оживленно. Там гуляли семьи с детьми в матросских костюмчиках и муслиновых платьицах, мелкие клерки и лавочники, а также простые пролетарии вроде Тома и Эдит.

Девушка надела на прогулку синее с белым платье, а к нему шляпку с лентой. В руках она вертела зонтик. Тома догадался, что шляпка и зонт достались ей от мадемуазель Ортанс. В результате складывалось впечатление, будто Эдит принадлежит к более высокому классу, чем на самом деле. Но Тома часто замечал, что женщины имеют склонность одеваться лучше, чем их спутники-мужчины. Его собственная короткая куртка была достаточно чистой, но вот ботинки не блестели и до того, как на них осел толстый слой пыли. Неожиданно для себя он задумался, как оделся бы для подобной встречи с девушкой его младший брат.

Эдит зверинец понравился. В нем был небольшой восточный храм и несколько необычных животных. А еще там отгородили большую площадку, где готовилась новая экспозиция. Тома с Эдит подошли к служителю зверинца и спросили его, что там будет.

– А, – ответил он, покручивая кончик усов, – это для выставки. Для Всемирной выставки, которая начнется в следующем году. Это будет самая большая экспозиция из всех, что мы тут устраивали. Целая деревня.

– Что за деревня? – хотела знать Эдит.

– Африканская. С настоящими хижинами и всем остальным.

– И там будут жители? – спросил Тома.

– Ну конечно же. Нам привезут четыре сотни негров. На прошлой выставке, в семьдесят седьмом, – продолжал смотритель с энтузиазмом, – мы показывали нубийцев и индейцев инуитов.

– Это такой зоопарк? – спросила Эдит.

– Само собой, зоопарк. Человеческий зоопарк. И вы знаете, посмотреть на наши выставки явился целый миллион человек! Подумайте только – миллион!

Тома слышал о человеческих зоопарках, как назывались подобные выставки, их устраивали не только во Франции, но и в других странах. Однако масштаб зоопарка, который собирались открыть будущей весной, потрясал воображение.

– Он посоперничает с Буффало Биллом и его индейцами! – гордо провозгласил смотритель.

Когда они покинули зверинец и двинулись по одной из аллей Булонского леса, Эдит повернулась к Тома:

– Ты сводишь меня на представление Буффало Билла, когда он приедет?

– Конечно, – сказал Тома.

Он отметил про себя эту просьбу. Через неделю после Дня взятия Бастилии Тома ждал Эдит возле лицея, не зная, чего ожидать. Девушка вела себя настороженно и сказала, что не сможет увидеться с ним до начала августа, но, по крайней мере, не отказалась встречаться вообще. И вот теперь, проведя всего один час в его обществе, она пожелала сходить с ним на представление, которое состоится следующим летом.

Она изменила свое мнение о нем? Потому что месье Ней дал ей понять, что одобряет ее встречи с Тома? Или потому, что она скучала без него? Что ж, думал Тома, придется подождать и посмотреть. А пока он был доволен.

Его мучили сомнения: можно ли обнять Эдит за талию? Но, посмотрев на ее красивую шляпку и зонт, он решил, что не стоит. Во всяком случае, не сейчас.

Они вышли на «благородную» авеню. Сюда приезжали в каретах светские модные дамы, чтобы покрасоваться на публике, а богатые поклонники и офицеры сопровождали их верхом. Тома задумался: как живут люди, которым не нужно каждый день работать? Но оказалось, ему даже не представить, что это может быть за жизнь.

Зато он знал, как обращаться с девушкой в летний воскресный день, и вскоре они подошли к верхнему из двух озер.

Довольно большое озеро обрамляли деревья. Посреди него лежал остров с кафе и рестораном в здании, стилизованном под швейцарское шале. Не верилось, что это уютное и романтичное место находится рядом с центром Парижа.

Тома повел Эдит прямо к пристани. Через несколько минут они уже оказались на воде: Эдит изящно уселась на корму и раскрыла над головой зонтик, а Тома мужественно взялся за весла.

За всю жизнь ему доводилось грести всего раз или два, но он очень старался и обрызгал Эдит только пару раз, что было встречено смехом. Поскольку день был жаркий, Тома снял куртку и закатал рукава рубашки – и почувствовал себя гораздо свободнее.

По озеру плавало множество других лодок. Гребли в основном мужчины, и некоторые из них тоже сняли куртки. К удивлению Тома, несколькими лодками управляли хорошо одетые женщины, которые от души веселились, соревнуясь с мужчинами.

Покатавшись по озеру около часа, он причалил к острову и в швейцарском шале угостил Эдит мороженым.

Когда они снова вернулись к лодке, Эдит сказала, что хотела бы сесть на весла.

– Ты раньше уже пробовала грести? – поинтересовался Тома.

– Нет, но я смотрела, как ты это делаешь.

Он помог ей сойти в лодку и тоже шагнул туда, но суденышко качнулось, и Эдит потеряла равновесие. К счастью, Тома успел поймать ее и не дать упасть, иначе она могла бы разбить голову о край сиденья. Сам он ушиб ногу, но это была невысокая цена за то, что последовало. Обхватив Эдит, он вместе с ней упал на дно лодки: Тома внизу, а Эдит сверху. На пару секунд они замерли; он чувствовал, как она всем телом прижимается к нему; его руки обвивали ее за талию. Она смотрела ему в глаза, и он чуть не поцеловал ее в губы.

– Ну помоги же мне встать, глупый! – проговорила Эдит, но при этом смеялась от удовольствия.

Потом Эдит гребла, направляя лодку к берегу. Несколько раз она окатила Тома водой, и он был уверен, что тут не обошлось без умысла с ее стороны. Он был счастлив, как никогда.

После катания на лодке они отправились бродить по лесопарку. В длинной пустынной аллее Тома рискнул обнять девушку одной рукой. Она не возражала. Чуть погодя они остановились. Вокруг никого не было. И тогда он поцеловал ее, и она ответила на его поцелуй. Но когда он слишком уж дал волю рукам, Эдит отстранилась. Затем они пошли обратно, и Тома продолжал обнимать ее за талию до тех пор, пока не показались другие отдыхающие.

Они возвращались по авеню Гранд-Арме; солнце светило им в спину, а впереди дрожала в золотом сиянии Триумфальная арка, словно готовая растаять в предзакатных солнечных лучах.

В свой следующий выходной день Тома отправился навестить семью на Монмартре.

– У вас с Эдит было свидание? – спросил Люк, когда они остались наедине.

– Да. Мы ходили в Булонский лес и покатались на лодке по озеру.

Люк вынул что-то из кармана.

– На вот, возьми, – сказал он. – Это самые лучшие.

Тома в недоумении смотрел на маленький пакетик. Это были презервативы.

– Мой младший брат дает мне capotes anglaises?

Забавно, что французы и англичане приписывали изобретение этого средства другу другу: французы называли презервативы «английскими капюшонами», а англичане, по неясным причинам, – «французскими письмами». В то время презервативы изготавливали из резины; их можно было использовать повторно, но надежностью они не отличались.

– А что в этом такого? Мне их дал один богатый клиент. Они не такие, как обычно: гораздо тоньше. Он сказал, что лучше еще ничего не придумали.

Тома покачал головой. Его пятнадцатилетний брат имел престранные знакомства. Но что тут можно поделать? В Маки, должно быть, не найдешь ребенка десяти лет, который был бы невинен.

– Эдит не такая девушка, – сказал Тома.

– Все равно возьми.

Тома засмеялся и положил упаковку в карман. И едва успел это сделать, как в голову закралась мысль: а может, они все-таки пригодятся?

В сентябре 1888 года после нескольких недель мучительно медленного прогресса башня вдруг стала быстро расти.

Это должно было начаться сразу после Дня взятия Бастилии, потому что над второй платформой конструкция стала гораздо тоньше. Рабочим больше не приходилось строить в горизонтальной плоскости, как на нижних участках; теперь верхолазы ставили секции одна на другую почти вертикально. С тем же количеством людей, устанавливающих то же количество секций в день, высота башни прибавлялась в два, в три и даже в четыре раза быстрее. Несколько бригад, включая ту, где трудился Тома, продолжали наращивать балки, в то время как других перевели на отделочные работы на мощной нижней платформе и арках между опорами.