Китай: укрощение драконов. Духовные поиски и сакральный экстаз - Алексей Маслов

Может быть сюанъняо следует рассматривать в буквальном смысла как «темную птицу», то есть черную, например ворону или ласточку.67

Однако термин сюань никогда не понимался как темный цвет, но, скорее, как темнота и потаенность в противоположность открытости, явности. Что, впрочем, не исключает того, что прообразом тотемного предка шанцев действительно могла быть птица с темной окраской, однако сама эта окраска несла символический оттенок священности и тайности.

Илл. 83. Сосуд для вина «цзг/нъ» в виде стилизованной птицы (совы?).

Его вес — почти 17 кг, высота — 50 см. Характерны перья в виде небольших рогов, которые сближают подобные сосуды с «рогатыми»- изображениями.

Из погребения Фу Хао на развалинах Инь у г. Аньяна

К образу птицы пытались привязать и древнейший миф о десяти солнцах, которые когда-то светили на небе, не давали людям спать и сжигали весь урожай, пока меткий стрелок И не сбил девять из них. Эти солнца могли ассоциироваться с некими солнечными птицами, которые встречаются на древних изображениях. Однако миф о десяти солнцах имеет очень позднее происхождение, он распространился не раньше IV в. до н. э., в то время как духи в виде птиц повсеместно изображались уже во II тыс. до н. э. Вообще, как будет видно ниже, китайская мифология есть продукт народного сознания, упростившего многие мистические шаманские методики до уровня народных сказок и преданий.

Таким образом, ни о какой «зоологической» птице речи и не могло идти — в сущности, изображались не сами птицы, а дух рода, от которых ведет свое начало династия Шан.

Часть птиц на изображениях не имеет характерного птичьего хохолка, поэтому их часто идентифицируют с ласточкой. По некоторым преданиям, Цзянь-ди, мать первого правителя Шан, проглотила именно яйцо ласточки — впервые так передает эту древнюю легенду трактат даосского толка «Люйши чуньцю» («Весны и осени господина Люй Бувэя»), III в. до н. э.68

Скорее всего, те сосуды, на которых изображалась птица, относились к жертвенной утвари. Рисуя птицу-предка на стенках сосудах, а затем закладывая в него пищу, шанцы таким образом как бы кормили духа. Примечательно, что во многих культурах именно птица выступает знаком царства мертвых — она либо проводит душу умершего в это царство, либо сама является посланцем загробного мира. Так, сова, чей образ в преданиях во многом связан с ее ночным образом жизни, странным видом и пугающими звуками, считалась проводником из царства живых в царство мертвых и обратно у некоторых племен североамериканских индейцев. Очевидным образом здесь же прослеживаются связи с культурным комплексом севера Дальнего Востока, где птицы нередко связывались с представлениями о душе человека. В качестве символа души они выступали у эвенков, алтайцев, якутов. К таким птицам могли относиться ласточка, стриж, синица, из крупных — гусь или филин.69

…???…

Или. 84. На гадательных костях иероглиф «фэн» (сегодня — «феникс») рисовался в виде хвостатой птицы или странного змееподобного существа (первые два иероглифа)

Птица является перевозчиком в царство мертвых — и в этом ее основная функция в древних преданиях.

Фениксы из загробного мира

Строго говоря, существовало сразу несколько духов, которые были представлены в виде птиц или каких-то существ, внешне похожих на птицу. Чаще всего они именовались либо фэн (феникс), либо сянняо (птица-слон), хотя собственно птицами не являются.

В частности, фэн принято переводить как «феникс», хотя никакого отношения к западному понятию феникса, птицы-симурга и другим подобным существам он не имеет. Скорее всего, в эпоху Шан это было обозначение еще одного духа, первоначально не связанного с «птичьим» обликом.

В значительно более поздних преданиях феникс-фэн и дракон-лун стали двумя существами, воплощавшими инь и ян. В этом случае фэн являлось как бы женским, иньским представителем, лун же воплощал мощную порывистую силу ян. В императорском дворце Гугун в Пекине во множестве встречаются изображения переплетенных дракона и феникса. Ими обычно украшалась центральная часть в виде небольшой площадки между двумя лесенками, ведущими к императорским залам, поскольку оба священных существа связывают самого императора-медиума с миром мертвых и являются его помощниками и перевозчиками на Небо.

По поводу происхождения фэн высказывалось множество предположений, например, что фэн то ли было символически связано, то ли непосредственно обозначало одно из двух небесных созвездий, известных жителям древнего Шан.70

На гадательных костях эпохи Шан сам иероглиф «фэм» предположительно мог обозначать неких «духов ветра», при этом следует учитывать, что по-китайски «ветер» и «феникс» звучат одинаково — «фэн», а оба иероглифа очень близки по написанию.71

Примечательно, что некие существа, подобные фениксу, в японской древней культуре, генетически связанной с китайскими религиозными представлениями, и в современном синтоизме обозначают также посланцев в мир духов. В преданиях, распространенных среди татарского населения Казани, рассказывается также о птице, обычно уточке, которая, достав со дна реки три зернышка, дала начало всему роду. Учитывая, что во многих сказаниях река, особенно ее дно, обозначает именно загробный, или «нижний», мир, здесь птица также связана с миром мертвых и «вытягиванием» оттуда всей связующей нити с миром живых.

В виде духа-посланца, связующего мир живых и мертвых, выступали вороны (у я). В частности, трехногие вороны считались посланцами от богини Сиванму — «Западной матушки-правительницы», они же приносили ей пищу.72

Учитывая, что образ Сиванму и ее «западное» расположение нередко сочетались с представлениями о мистическом путешествии в мир мертвых и предков, то и вороны понимались как посредники между двумя мирами. Сама же Сиванму, о глубинном смысле образа которой мы расскажем ниже, окружена символами смерти, загробного царства и одновременно — окончательного бессмертия.

В поздний период Шан, т. е. в XIV–XI вв. до н. э., начинают изготавливаться причудливые сосуды типа цзунъ, один из которых, в частности, был обнаружен в гробнице Фу Хао, на развалинах царства Инь в Аньяне. Они представляли собой изображения птицы, предположительно филина, однако по многим чертам птица повторяет черты таоте, особенно если смотреть на сосуд фронтально: на голове располагаются два хохолка, похожие на рога, нижняя челюсть отсутствует, так же как и у масок таоте, а все тело расписано спиралями, образующими в том числе и крылья существа.

Примечательно, что птицы найдены именно в захоронениях и являлись, таким образом, погребальной утварью. Связь птицы со смертью прослеживается практически во всех культурах Сибири, Дальнего Востока и Восточной Азии. Хорошо известно, что образ птицы активно задействован в шаманской космогонии и олицетворяет душу умерших или еще не родившихся людей.

В шаманской космогонии находят свое место и рыбы, которые составляют общий комплекс с загадочными птицами, столь часто встречающимися на глиняной посуде и в росписях утвари: в шаманской культуре рыбы обычно выполняют роль классификаторов нижнего или загробного мира, а иногда выступают в качестве помощника шамана во время его путешествий в загробный мир.73

Сочетание изображений птицы и рыбы на китайской керамике впервые встречается уже в неолитической культуре Яншао. На керамическом сосуде со стоянки Бэйшоулин (уезд Баоцзи, пров. Шэньси) встречается изображение какой-то птицы, держащей в клюве рыбу, и это изображение интерпретируется либо как знак удачи, либо как некий проторелигиозный мотив.

Мысль о связи птицы, поймавшей рыбу, со смертью и миром мертвых подтверждает и находка другого кувшина из погребальной утвари культуры Яншао со стоянки Яньцунь в Хэнани. Здесь уже очевидным образом изображен аист, держащий в клюве рыбу. Рядом нарисован топор — часть шаманской утвари. В самом же кувшине высотой 47 см был найден скелет человека, а потому связь птицы и рыбы с представлениями о мире мертвых становится здесь бесспорной.74

В преданиях прослеживается и другая общность образов: в ряде случаев змея могла трансформироваться в птицу. Например, одна из легендарных прародительниц людей богиня Нюйва чаще всего представлена в виде змеи с человеческой головой.

Вместе с этим, в «Каноне гор и морей» можно встретить историю о том, как некое женское божество Нюйва (ее первый иероглиф совпадает с Нюйва, прародительницей людей, а второй отличается), также жившее в обличье змеи, реинкарнировало в священную птицу Цзинвэй.75