Вверх тормашками в наоборот (СИ) - Ева Ночь

— У мужчин не бывает сорокош. — лёд в голосе Геллана вырос до размеров айсберга.

— Ага. Слышала.

— Тогда зачем упрямишься?

— Это ты упрямишься. Если это враньё, посмотри коту в глаза. И я отстану. Завтра собственноручно упакую его и отопру в долину.

— Перестань. Ты ведёшь себя, как маленькая.

— Ну, тогда почему бы тебе, большому и взрослому, не переубедить меня, глупую? Ведь это так просто. Всего лишь посмотреть коту в глаза. Слабо, да, Геллан?

Он глянул на меня так, что, казалось, выдохнет — и заморозит на хрен. Он мог проделать такое, я знала, но не остановилась. Пришёл тот момент, когда папочкины гены забурлили, как кипяток. Русские не сдаются!

— Ну всё, пора кончать с этим! — я его достала.

Резким движением он вцепился в кота. Я завизжала. Кот ожил, зашипел и запустил клыки в Гелланову ладонь.

— Шаракан! — Геллан выругался, одёрнул руку и зло посмотрел на кота.

Щелчок. Был или не был, но так я это почувствовала. Они смотрели друг на друга, пялились, оскалив зубы и клыки. Я ослабила хватку, разжала руки. Кот, прижав уши, сидел на хвосте. Внутри кошачьего тела зародился полурык-полувой. Геллан сидел в неудобной позе, но не мог пошевелиться. Не знаю, сколько длилась игра в гляделки, и не понятно, кто победил, но кот заурчал довольно и жадно лизнул кровь из прокушенной ладони.

— Сильвэй… — выдохнул Геллан.

Он задрожал, неуклюже сел, прислонившись плечом к кровати. Кот подполз к нему на брюхе, ткнулся мордой в колено, затем вскарабкался на руки и распластался ковром на груди. Геллан прижал кота к себе. Кот передними лапами обхватил его за шею и лизнул щёку. Я заплакала.

Кот обернулся и посмотрел на меня. Я знала, что должна сделать. Подползла на коленях и впилась ногтями в основание кошачьего уха. Туда, где розовела нежная плоть. Кот не дрогнул. Я разжала пальцы и завороженно смотрела на кровавый полумесяц-вмятину.

— Слизни кровь, — прошептала тихо, не пытаясь сдерживать дрожь.

Геллан молча лизнул кошачье ухо, завозился, устраиваясь поудобнее. Успокоился, когда спина нашла опору, и на какое-то время замер, прикрыв глаза.

— Что ты наделала, Дара… — сказал он столетие спустя. — Что ты наделала…

— Помогла вам с Сильвэем найти друг друга, — пробормотала, шмыгая носом.

Геллан слегка пошевелил рукой, но большего приглашения мне было и не нужно: я кинулась к нему с рёвом, захлёбываясь слезами, прижалась грудью к тёплой кошачьей спине, а руки закинула поверх белых лап. Геллан высвободил левую руку, обнял меня и, прикоснувшись губами к моим волосам, прошелестел:

— Всё уже позади. Успокойся.

Глава 40

Ночные хлопоты. Геллан

Кош обнимал его за шею, влажно урчал, уткнувшись в ключицу мокрым носом. Геллан ещё никогда не чувствовал себя таким беззащитным и уязвимым. Не хватало опоры, за что зацепиться, чтобы хоть немного скрыть свою беспомощность. Дара хлюпала носом. Он лишь вяло шевельнул пальцами — и девчонка, рыдая, упала ему на грудь. На миг стало хуже. Затем он ощутил тёплое тело коша, прижатое намертво Дарой, её сцепленные на затылке пальцы. Надёжный щит, двойной панцирь, непробиваемая броня, способные сделать сильнее и могущественнее. Он прикоснулся губами к Дариной макушке и понял: стало легче дышать.

Она напоминала Милу — испуганную и растерянную. Ему хотелось, чтобы каким-то расчудесным образом Дара стала его сестрой, но знал: это не так. По-другому.

— Всё уже позади. Успокойся. — выдохнул прямо в волосы, но губ отрывать не стал. Ещё немного, чтобы прийти в себя.

— Ты же помнишь? Я твой груз. А груз надо нести, даже если тяжело или невозможно.

Как будто об этом можно забыть. Геллан усмехнулся: рыдает, ищет защиты и атакует. Самым грязным и беспринципным образом, нарушая правила и нажимая на болевые точки, которые выискивает инстинктивно, но безошибочно. Он постоянно попадал с ней в разные истории, но не мог толком ни злиться, ни противостоять.

— Выродок с сорокошем… — пробормотал он, пытаясь осознать случившееся.

Дара отстранилась, погладила Сильвэя, пожала плечами, рыская глазами по сторонам и намеренно избегая его взгляда.

— А тебе не всё равно? Сплетней больше, сплетней меньше.

Он вздохнул и осторожно отлепил от себя коша.

— Мне всё равно. Но пока я не знаю, что со всем этим делать.

— А ничего не делать. Любить. Он твой, а значит будет помогать, оберегать… Как там Иранна сказала? Он — часть тебя, а ты — часть его. Дополнительная пара глаз, клыков, когтей. Но главное — верное преданное сердце. Понимаешь?

— Понимаю. Пойдём, Сильвэй.

Геллан поднялся с пола. Кош радостно кинулся за ним, путаясь под ногами, тряся хвостом и волнистой шерстью.

— Вот и хорошо… вот и замечательно… — засуетилась девчонка, схватила тарелку с едой и почётным эскортом поплелась сзади. Перед комнатой сунула ему в руки снедь, пожелала спокойной ночи и улизнула.

— Ну вот… вроде как дома… — неловко пробормотал Геллан, обращаясь к кошу.

Он поставил еду на пол, кош тут же принялся чавкать.

— Ешь, Сильвэй… будем учиться жить вместе.

Кош оторвался от еды, посмотрел ему в глаза. Геллан ощутил, как внутри плещется что-то мощное, неведомое ранее. Уверенность?.. Сила?.. Но это не вызывало отторжения. Это… было приятно, как тёплая одежда в холодный день.

Он устал, вымотался до предела, поэтому уснул, едва коснувшись головой подушки. Но спать этой ночью было не суждено. Его разбудил стук в дверь. Геллан застонал.

— Я даже угадывать не буду, кто там, — сказал он мрачно, глядя в светящиеся во тьме кошачьи глаза. — И так ясно, что это наш неподъёмный груз.

— Геллан, открой! — подала голос Дара и затарабанила посильнее.

— Тише. Что на этот раз стряслось?

Она стояла растрёпанная, кое-как одетая.

— Мне… в сад… надо… — зубы выбивали дробь. Не от холода, от возбуждения. — Пожалуйста…

Геллан вдруг понял: когда Дара говорит это слово, он не может отказать. Не может злиться. Может только потакать ей — почти безропотно.

— Надень плащ, на улице холодно.

Она быстро-быстро закивала головой и тут же исчезла. Геллан вздохнул.

Они выбрались наружу как два заговорщика. Дара мчалась впереди, он шёл сзади. Факел отбрасывал неровные тени и зябко дрожал на ветру. Девчонка то и дело спотыкалась, но темпа не сбавляла. Геллан заметил: кош скользит сзади.

— Может, ты расскажешь, что случилось?

— Не знаю, — пролязгала зубами Дара. — Проснулась вдруг. У меня… внутри что-то беспокойное. Знаю, что туда надо.

— Ты сама — сплошное беспокойство, — проворчал Геллан.

— Только не бурчи, ладно? — попросила она с тоской.

Он почувствовал себя занудливым стариком с длинным унылым носом. Шаракан!

Дара дёрнула калитку и рысью помчалась на тонкий протяжный плач. Впереди колыхались мимеи, нервно сворачивая и разворачивая спирали лиан.

— Тяпка! Это Тяпка! — причитала Дара, падая на колени возле гнезда мерцателя.

Тяпка лежала на боку и тяжело дышала. Раздутый бок ходил ходуном, напрягался — и вслед за этим Тяпка тоненько пищала.

Геллан поднял факел повыше. Дара обернулась. Огромные глаза, трясущиеся губы.

— Она что, рожает?…

— Видать, да.

Вслед за губами у девчонки задрожали руки.

— И…ч-что т-теперь д-делать? — зубы панически тарахтели, лицо белым пятном резко выделялось из темноты.

Геллан пристроил факел на мимеях: лианы намертво окрутили древко и услужливо изогнулись, чтобы свет падал на мерцательское жилище. Он мягко повернул Дару за плечи, присаживаясь рядом.

— Ну, раз пришли, будем помогать.

Он прошелся пальцами по телу Тяпки, пощупал вздувшийся бок и успокаивающе погладил разноцветную шкурку.

— Думаю, особой помощи ей не требуется.

— Откуда знаешь? — недоверчиво спросила Дара. — Тоже мне, знаток-кроликовод нашёлся! Ты понятия не имеешь, как рожают мерцатели.

— Как и все другие животные, полагаю.

В этот патетически-драматический момент трясущаяся Дара невольно вызывала улыбку. Он мужественно сдерживался, чтобы не усмехнуться.

— Это тебе не кобыла… и не корова какая-то… — Дару трясло, как в лихорадке. — А властительный сынок вряд ли…

Мысль она потеряла, поэтому пыталась что-то изобразить руками.

На неё нельзя обижаться, поэтому он пропустил мимо ушей нелестные слова в свою сторону.

— Кобылы — нежные и ранимые животные, между прочим. — спокойно возразил девчонке. — А у властительного сынка есть кое-какой опыт в подобных деликатных делах.

— Ну прости, — выдавила из себя Дара. — Я нервничаю.

— А я не обижаюсь.

Сильвэй наподдал Даре головой под зад, отчего девчонка покачнулась. Видимо, кош не был настолько великодушен.

— Ну хорошо, хорошо! Вы опытные, а я так себе! Пригрела змею на груди: теперь придётся воевать с двумя занудами!