Питомник - Полина Дашкова

Лейтенант был в форме, женщина сжалась в комок, закрыла голову руками и тихо запричитала:

— Не тронь, начальник, слышь, не тронь, а?

— Никто вас трогать не собирается, — успокоил ее Телечкин, — Рюрика и Симку знаете?

— А чего? — подал голос старик. Оказывается, он не спал, но вставать не собирался, просто приподнялся на локте.

— Знаете или нет?

— Ну, предположим, — рыгнув, важно ответил старик. — Когда в последний раз видели? — Ну, а че случилось-то? «Не знают еще, — решил Телечкин, — так даже лучше».

— Позапрошлой ночью кто-то машину мою раздел. Один мужик вроде видел, как Рюрик крутился поблизости. Я хочу сам с ним разобраться. Пусть отдаст по-хорошему все, что снял, я его отпущу, никакого дела заводить не буду.

— Ну, так ты чего, не знаешь, где он живет? Сходил бы к нему и разобрался, — резонно заметила женщина.

— Да я не уверен, он или не он, — задумчиво произнес Телечкин, — по описанию, вроде Рюрик, однако было темновато, тот мужик мог вполне ошибиться. Вы когда в последний раз видели Рюрика?

— Не он! — вдруг уверенно произнес старик, сел, стал тереть воспаленные глаза. — А какая тачка у тебя?

— «Жигуль», шестерочка, — гордо соврал Телечкин. Никакой машины у него не было.

— Рюрик ни за что ментовскую тачку трогать не станет, он вообще таких вещей не практикует, в натуре, — затараторила женщина, — он кичи больше смерти боится, чтобы он на ментовскую тачку позарился — никогда, сукой буду.

— Погоди, — перебил ее Телечкин и обратился к старику:

— Ты сказал, точно знаешь, что не он. Почему?

— Позапрошлой ночью машину раздели? — старик прищурился. — С воскресенья на понедельник? Часа в три? — Да.

— Отпадает! — бомж помотал головой. — Точно, отпадает. В воскресенье вечером, часов в двенадцать, на рынок продукты привезли, мясо, рыбу. Мы с Рюриком, с Васькой Куликом и еще там с мужиками это дело сгружали, часов до пяти утра. Так что Рюрик тачку твою не трогал. И никто из наших не трогал, понял, нет, в натуре? В другом месте вора ищи. А мы люди порядочные, своим трудом зарабатываем.

— Часто?

— Да всю дорогу! Как привозят, так мы разгружаем. В воскресенье ночью всегда большой завоз.

— А еще кто-нибудь этим интересовался? — быстро спросил лейтенант.

— В каком смысле?

— Ну, кто-нибудь подходил к вам в воскресенье, спрашивал о Рюрике, о Симке?

— Тебе зачем? — старик подозрительно уставился на лейтенанта. — Машину твою никто из наших не трогал, точно говорю, в натуре, ну и все. Разговаривать не о чем.

Бомжи чувствовали в нем слабину, и это было противно. Не умел он разговаривать с людьми так, чтобы они трепетали, не умел глядеть «магнетическим» взглядом, прямо в глаза, не моргая. Такие вещи отлично получались у капитана Краснова. Во всяком случае, капитан считал себя большим специалистом по психологическому воздействию на подозреваемых. Когда взгляд не помогал, пользовался кулаками, иногда ногами.

Коля вспомнил Краснова, подумал, что именно из-за капитанского профессионального мастерства ему, младшему лейтенанту Телечкину, сейчас приходится вытягивать из бомжей информацию, и попытался прожечь старика насквозь пристальным взглядом. Смотрел молча несколько секунд, старался не моргать. Старик зевнул, продемонстрировав гигантскую пасть с черными осколками зубов, и вяло спросил:

— Ты чего, в гляделки решил поиграть, начальник?

— В воскресенье утром Симка устроила здесь концерт, в ларьке крутили музыку, она плясала, — лейтенант тяжело, безнадежно вздохнул, — рядом вертелся тип в черном, со свастикой и черепами.

— Платочек на голове, — отрешенно произнесла женщина, — очки темные… Курить есть у тебя?

— На, возьми пару штук, — Коля протянул ей пачку, — он вас спрашивал о Симке? О чем-нибудь с вами разговаривал?

Женщина дрожащей рукой аккуратно вытянула две сигареты и спрятала за пазуху.

— Да мы с такими панками-фашистами ваще не разговариваем, они нас ненавидят, мы их, — рявкнул старик, — зверье они, в натуре, отморозки. Вон, в Сокольниках прошлым летом такие, с черепами, на мотоциклах, цыган мочили ночью, даже младенцев не пожалели, зверье! — старик кричал так, что многие головы стали поворачиваться в их сторону. И опять померещились Коле знакомые светло-карие глаза.

«Нет, я не псих! — жестко сказал себе лейтенант. — У него лицо стандартное, вот он и видится мне на каждом шагу».

— Кончай орать! — скомандовал он старику. — Мы ловим его, понятно? Он опасный преступник, так что, давай, живо, отвечай на вопрос: он с вами разговаривал или нет?

Командный тон оказался куда действенней магнетических взглядов. Бомжи не испугались, но прониклись к младшему лейтенанту искренним почтением.

— Никак нет! — коротко рявкнул старик, видно, вспомнив свою армейскую юность.

Гроза между тем кончилась, толпа повалила на улицу из вестибюля. Коля попросил у бомжей документы, их, конечно, не оказалось.

«А физиономия у него вовсе не стандартная, просто я его боюсь, — беспощадно признался себе лейтенант. — Когда человек одет вызывающе, с черепами и свастикой, лицо как бы смазывается».

— Да ты меня всегда найдешь, — сказал старик, — я либо здесь сижу, либо за рынком, на хоздворе. Ноздрю спросишь, тебе каждый покажет, если, конечно, ты это, без формы своей будешь. А в форме — нет. Никто не скажет, только голову заморочат. Среди наших стукачей нет. Понял?

Коля втиснулся в толпу. Почему-то из пяти дверей была открыта только одна, и на выходе образовалась небольшая давка.

«Он просто слышал, как они обсуждали предстоящую ночную работу, — размышлял лейтенант, — однако как же он узнал, что Симка живет с Рюриком? Тоже услышал? Впрочем, мог запросто обойтись и без этой информации. Пришел, увидел, что она одна дома, и убил. Все. Не надо усложнять».

Оказавшись на свежем воздухе, Коля застыл на миг, размышляя, что еще он может сделать, стоит ли сходить в бомжовский дом, побеседовать с соседями несчастной парочки, или лучше отправиться к себе домой и ждать звонка Бородина.

Он стоял у перехода через площадь. Вероятно, сломался светофор, долго не загорался зеленый, и успела собраться приличная толпа. Машины, проезжая на большой скорости, пускали из-под колес фонтаны грязной воды, толпа шарахалась назад, наконец зеленый включился, и стадо машин неохотно замерло, заняв переход. Людям пришлось лавировать между ними, толкая друг друга. Кто-то сильно ударил Колю в спину. Мимо, совсем близко, пробежала полная молодая женщина, волоча за руку маленького ребенка. Телечкин тихо чертыхнулся, сделал несколько шагов и вдруг почувствовал странную тупую боль в спине. Еще шаг, и боль стала нарастать с реактивной скоростью, пересохло во рту, площадь завертелась перед глазами. Сквозь липкий тяжелый туман он увидел, как зажегся желтый, машины отчаянно засигналили. Ноги обмякли, в глазах потемнело, он не мог понять, удается ли ему идти, передвигаться к безопасному тротуару, или это просто беспорядочное кружение, движение в никуда.

Коля сделал еще шаг, то ли по земле, то ли по воздуху, почувствовал, что под ногами уже никакой земли нет и он болтается в пространстве, в невесомости, как космонавт.

Площадь выла и визжала. Отчаянный скрежет тормозов взорвался у него в мозгу, и не осталось ничего, кроме боли, огромной, как вселенная.

Люся встретила доктора Руденко робким вопросом:

— А тетя Лиля за мной придет? Евгения Михайловна присела на краешек койки и провела рукой по светло-желтым свалявшимся волосам.

— Надо голову вымыть и лук втереть, — с легким вздохом произнесла Люся и принялась теребить уголок простыни.

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо.

— Живот болит?

— Немного. А что такое выкидыш? Доктор Руденко несколько секунд молча смотрела в светло-карие выпуклые глаза, слишком внимательные, слишком грустные для слабоумного ребенка. На вопрос она отвечать не стала, вместо этого положила перед Люсей коробку шоколадных конфет «Черный бархат», перевязанную розовой ленточкой.

— Вот, тебе просили передать.

Лицо Люси изменилось необычайно. Она покраснела, потом побледнела, в глазах засверкали слезы, несколько раз открылся рот, но слов у нее не нашлось, только вырвался протяжный вздох.

— Молодой человек ждал меня у входа в больницу, спросил, не знаю ли я Люсю. Я сказала, да, знаю, как раз к ней сейчас иду.

— А еще? — еле слышно выдохнула Люся и осторожно, кончиками пальцев, погладила целлофан на коробке. — Что еще он сказал?

— Спросил, как ты себя чувствуешь. Передал тебе привет от мамы Зои. Сказал, что ты хорошая девочка, ни в чем не виновата. Ты не убивала тетю Лилю. Теперь можешь рассказать, как было на самом деле. Все, что помнишь, можешь рассказать.

— Это он вам так сказал? — судорожно сглотнув, спросила Люся.