Ядовитый цветок (= Маски любви) - Мила Бояджиева

- Не раньше, чем через три недели, капитан. Мы же должны показать господину Уэлси что-то больше, чем ворох бинтов. А за это время многое может проясниться. "Не торопись и не подгоняй природу", - так я сформулировал бы одно из главных правил врача.

- Охотно соглашусь. И добавлю. "Не торопись с выводами и не полагайся на эмоции", - сказал бы я любому полицейскому. Во всяком случае, в данном деле - ожидание - самый верный тактический ход. - С некоторым облегчением признал капитан.

- А как в таком случае поступают с оплатой содержания больного и оказанной ему медицинской помощью? - На всякий случай поинтересовался профессор.

- Но уж это - как вам повезет, Салливен. Могу вам сказать по собственному опыту - ситуация плохо предсказуема. Есть шанс, что ваша сеньора после всех затраченных на неё усилий попадет в следственную тюрьму. Это в том случае, если мы опознаем в ней скрывающуюся преступницу. И тогда вам тоже придется принять участие в судебном расследовании в качестве свидетеля. - Лухас усмехнулся, отметив тревогу Салливена. - Вариант второй: она не преступница, но и не сеньора Барроу. В этом случае родные пациентки могут потребовать у вас вернуть ей собственное лицо. Степень вашей выгоды зависит от настроения и кармана этих людей. Ну, и наконец, существует большая вероятность, что ваша дохленькая рыбка окажется золотой. Могу вас заверить - столь запутанных историй с нищими не происходит. Изувечив, их отвозят не к порогу дорогой частной клиники, а на свалку.

- Я могу заручиться вашей поддержкой, Лухас, на случай ошибки? Ведь я действую из чисто гуманных побуждений.

- Не беспокойтесь, профессор, никаких противоправных действий вы пока не совершаете. Я имею заключения всех специалистов, свидетельствующие о том, что больная не в состоянии адекватно оценивать ситуацию и восстановить в памяти собственную личность. Кроме того, она назвала себя сеньорой Барроу. И вы исходите из этого факта.

- Спасибо, Фидель. Тогда ещё одна просьба - наш компьютер моделирует внешность человека по имеющимся визуальным данным - рисункам, фотографиям. Мы имеем лишь снимки из газет и журналов. Было бы очень неплохо получить какие-либо более вразумительные данные.

- Возьмите кинопленку - это отличная возможность изучить внешность. Буду рад, если наша сказочка получит с помощью "Тессы" счастливый конец. Лухас пожал руку Салливену, отметив её мягкость и хрупкость. - Желаю удачи, профессор!

По дороге в Неису, где ему предстояло переночевать, Фидель Лухас думал о том, что не очень смелый и не слишком крепкий мужчина, с которым он только что беседовал, проявил решительность и выдержку. А его легкая, женственная рука способна совершить нечто, не укладывающееся в голове капитана - вылепить новое человеческое лицо. "Эта Мона была красоткой. Одной хорошенькой мордашкой больше - в конце концов, уже неплохо", - решил он, вспомнив обрюзгшую, приплюснутую физиономию собственной жены.

...До поздней ночи профессор Салливен сидел в своем кабинете, прикидывая "за" и "против". Увы, его чутье, кажется, подвело - у Моны Барроу оказались ярко-голубые глаза и шелковистые, тяжело падающие на плечи каштановые волосы.

Он с тоской рассматривал фотографии, собранные из разных журналов. Да, актриса, конечно же, очень хороша. Жаль отказываться - доктору Вальехо было бы приятно поработать над таким лицом... "Но ведь она вполне могла носить парик, а цвет глаз усиливать с помощью линз... - Уговаривал себя Салливен. - Возможно, только ради чего такой риск? Лухас дал ясно понять, что вариант ошибки и судебного разбирательства наиболее вероятен. Не проще ли переправить пациентку в госпиталь Валенсии и перепоручить её судьбу полицейским службам?.." В конце концов он решил отказаться от операции, но вместо облегчения почувствовал на душе какую-то тяжесть, будто у него перехватили увлекательную, сулящую интересные открытия работу.

Во втором часу ночи профессору позвонила старшая медсестра Амелия Гарсия.

- Шеф, безымянная пациентка хочет видеть вас. Я объясняла, что в такое время... Мы сделали успокоительный укол.

- И какова её реакция? - Профессор насторожился, ожидая подтверждения версии о наркотической зависимости Моны Барроу. Он понимал, что после длительного лечения, которое прошла молодая женщина, её тяга к наркотикам могла пропасть. Конечно, с малой степенью вероятности, но теоретически возможно. Возможно так же, что нервное заболевание, вызванное перенесенной в детстве психической травмой, "загасилось" повторным сильным стрессом. Ведь амнезия пока отступает очень медленно и, быть может, где-то в зоне "затемненной психики" остался и очаг нервного раздражителя.

- Что стряслось с ней после укола? Ей стало хуже?

- Она немного успокоилась, но все ещё просит о встрече с вами. Она знает, что ей предстоит операция.

- Ах, понятно. Попытайтесь увеличить дозу снотворного. Нет, погодите. Через пять минут я буду в её палате.

...Больная сидела на своей кровати, с трудом размыкая слипающиеся веки. Да. её глаза никак нельзя было назвать голубыми. Но при известном освещении и одежде, возможно... Серая радужка очень изменчива, подчиняясь эффекту "хамелеона".

- Вы хотели меня видеть, мисс Икс? Вы боитесь предстоящей операции? Не стоит - доктор Вальехо очень хороший специалист. И мы не будем делать ничего страшного.

- Н-нет... - Она зевнула. Я, кажется, забыла, зачем звала вас... Вы мне были очень, очень нужны...

- Поспите, детка. - Профессор поправил подушки с вышитой зеленым шелком монограммой "Тессы" и осторожно уложил больную. Плечи худенькие и рост совпадает... Но почему её не тянет к наркотикам и легкий тик не сводит конечности? "Я идиот, - подумал профессор. - Ищу закономерности в абсолютно аномальной ситуации. И, право - лучшая тактика - ожидание".

- Не тревожьтесь, не думайте ни о чем. Как бы там ни было, в конце концов вы получите вполне привлекательной лицо. Это ведь даже забавно, правда? - Профессор не мог сказать ей, что намерен переправить её в госпиталь Валенсии, отказавшись от реконструктивной пластики. Чем позже она узнает об этом, тем лучше.

Больная поднялась на локтях и открыла глаза:

- Лицо? - Ее левый глаз, наполовину скрытый бинтами, сверкнул синим огоньком. - Вы сказали, лицо? Вспомнила! - Она цепко схватила Салливена за руки. - Вспомнила! Я позвала вас... Хотела сказать... Господи! Я - Мона Барроу!

Утром следующего дня у стола в операционной стояли сразу двое. Сам шеф счел необходимым принять участие в работе совместно с доктором Вальехо. Накануне они внимательно посмотрели кассеты с фильмами Моны, подолгу изучая стоп-кадры. На основании введенных в компьютер данных был получен объемный портрет, представляющий любые ракурсы лица женщины.

Когда пациентка уснула, погрузившись в бездны наркоза, и бригада анестезиологов дала "добро", профессор Салливен скомандовал: "Начали! Да поможет нам Дева Мария!"

Оба хирурга одновременно взглянули на экран компьютера, с которого на них смотрела очаровательная молодая женщина с синими глазами и копной разметанных ветром русых волос.

Все ньюйоркцы без устали твердили о необычайной жаре. Середина лета не лучшее время для жителей колоссального мегаполиса. Но Берт не замечал ничего вокруг. Из окна кабинета директора "Стеферсон Уэлси компани" был виден лес небоскребов Манхеттена. Днем они казались мощными сталагмитами, устремленными, вопреки законам притяжения, в небо. Вечерами и ночью Берту казалось, что он парит в мириадах огненных искр, заполняющих безмолвную бездну. Перемен погоды он вообще не чувствовал, потеряв ориентацию в пространстве и времени. Мир Берта Уэлси вот уже целый месяц ограничивался стенами кабинета и бесконечными отчетами о делах компании, в которые он вгрызался усилием воли.

Заместитель Дика Уэлси делал все возможное, чтобы помочь новому шефу. Но часто Берту хотелось бежать подальше от этого шикарного кабинета и проблем, в которых он разбирался не лучше собственной секретарши.

Когда капитан Лухас из Валенсии попросил его приехать, Берт обрадовался. Он горячо благодарил капитана и судьбу, и лишь опустив трубку, понял, что радуется необходимости оторваться от дел, а не возможности вновь обрести Мону.

Он довольно просто смирился с мыслью о потере жены и мысленно установил себе срок: с начала следующего года он официально признает себя вдовцом. Восемь месяцев - достаточный срок, чтобы понять: не возвращается тот, кто не может или не хочет вернуться.

Время, прошедшее после турнира в Барселоне, оказалось настолько напряженным, что у Берта не оставалось сил даже для личных эмоций. Пропажа жены, лечение в клинике, смерть отца, лавина обрушившихся проблем, связанных с руководством компанией, мешали ему задумываться над собственной жизнью.

Как никогда Берт чувствовал себя одиноким и злым. Он не собирался прощать Клер и не верил, что Мона мертва.