Все время мира - Сара Пурпура

то же самое: отдать ему всю себя.

– Обещай мне это, Нектаринка, – настаивает Дез.

Я киваю в ответ, еле-еле сдерживая слезы. Мое сердце того и гляди вырвется наружу из клетки, в которую я его заточила.

– Помнишь, что я сказал тебе про небо, когда мы поднялись на крышу? – я слышу тревогу в голосе Дезмонда.

– Ты сказал, что это единственное зрелище, от которого у тебя перехватывает дыхание, – шепотом отвечаю я.

– Я ошибался.

Он смотрит на меня, как будто читая в моих глазах, и я чувствую: что-то между нами изменилось.

– Это относится и к тебе. От тебя, Нектаринка, у меня перехватывает дыхание, как от звезд.

22

Дезмонд

Иногда человек, которого ты любишь больше всего, – это тот, кого ты хотел бы возненавидеть.

Сегодня День благодарения, и я не знаю, как себя вести. Совсем скоро я сяду за стол с семьей, членом которой мне нужно себя считать, но на самом деле мне придется отмечать этот праздник с чужими мне людьми.

Да, они хотят дать мне свою фамилию, но это ровным счетом ничего не меняет.

Я. Не. Принадлежу. Никому.

Я жил в двенадцати разных семьях, и ни одна из них не любила меня настолько, чтобы я захотел остаться. Напротив. Каждая что-то во мне ломала.

Никогда и никого я не смогу больше назвать мамой и папой, зная, что меня услышат.

Обращаться к моим родителям всегда было ужасно. Каждый раз это их так злило, что я начал просто избегать их.

– Мама? Папа?

И на их лицах тут же возникало раздражение.

– Какого хрена, Дез?

– Ты можешь закрыть свой чертов рот, Дез?

– Отвали, Дез!

Так что, пока надеваю свои драные джинсы и черную майку, я думаю о единственном человеке, которого сейчас хотел бы видеть рядом, – о Брейдене.

К счастью, есть Анаис. Без нее все было бы намного сложнее, а теперь я наконец-то смогу немного перевести дух и обдумать свое положение. Оценить, на что сейчас похожа моя жизнь. У меня есть будущее, есть цели. Одна из них – заставить Анаис смеяться чаще и не давать ей причинять себе боль или чувствовать себя одинокой.

Хватит быть подонком. Я хочу, чтобы она прекратила разрушать свою жизнь. Я пообещал ей это ночью на крыше после того, как открыл ей свое сердце. И я сдержу слово. Я ничего не требую взамен, потому что я не в том положении, чтобы требовать. У моей Нектаринки и так достаточно проблем в жизни, и я хочу помочь ей справиться с ними. Осторожно. В тишине. Пока между нами есть эта связь. Плевать, если мы не сможем дать ей имя, сейчас мне достаточно знать, что она существует.

Я захожу в ванную, подхожу к зеркалу и смотрю на свое отражение. Невероятно, как же я похож на мать. У нее были такие же глаза, только пустые и потухшие, мои же пылают, чем я очень горжусь.

Я поправляю сережку, дотрагиваясь до крестика.

Брейден.

Он носит такой же. Мы купили их в тот день, когда оба прокололи ухо. У нас одинаковые татуировки. В общем, мы как братья.

Я зачесываю свою непослушную челку, но не хочу мазать волосы гелем, так что они снова падают мне на глаза.

– Да и пофиг! – фыркаю я.

Затем я выхожу в коридор, но тут же останавливаюсь.

Дверь в комнату Анаис открыта, однако в самой комнате никого не видно.

В воздухе еще чувствуется шлейф духов Анаис. Наверное, она только недавно вышла.

Из гостиной доносятся незнакомые голоса, и я застываю. У нас гости.

Вот дерьмо! Не знаю, смогу ли я поладить с новыми людьми.

Мне нужно во что бы то ни стало увидеть Анаис. Она сможет унять мое беспокойство. Но она уже внизу, так что я внезапно совершаю странный поступок – вхожу в ее комнату и ищу ее духи, те самые, которые способны успокоить меня.

На письменном столе я нахожу небольшой флакон. Я подношу его к носу и глубоко вдыхаю. Аромат духов Анаис сдержанный и сладкий, как она сама. Они не перебивают ее собственный запах. Тот обволакивает тебя и вызывает желание вдыхать его снова и снова.

Когда мое сердце немного успокаивается, а руки прекращают дрожать, я тянусь поставить флакон на место, но вдруг передумываю и кладу его себе в карман. И выхожу из комнаты.

Голоса раздаются все ближе, и плохое предчувствие леденит мне душу. Когда я вижу внизу Майлса, то мертвой хваткой вцепляюсь в перила лестницы и уже собираюсь повернуть назад, как слышу голос Мэтта, который зовет меня вниз, чем приковывает ко мне всеобщее внимание.

– Дезмонд, иди сюда!

Чертов папаша!

Черт, черт, черт!

– Я хочу представить тебе Байрона и Барбару, родителей Брайана, – знакомит нас Мэтт.

Ладно, факт, что все имена в этой семейке начинаются на одну букву, снова веселит меня, но это не повод смеяться в лицо человеку, который пожимает тебе руку.

– Наконец-то мы можем с тобой познакомиться, Дезмонд, – произносит Байрон. – Нам очень-очень приятно. Как тебе здесь живется?

– Хорошо, сэр, – отвечаю я.

Я гляжу на его сына, который раздраженно кивает мне, и хочу сказать дорогому мистеру Байрону, что сейчас мне было бы здесь еще лучше, если бы я мог взять его единственного наследника и вышвырнуть отсюда куда-нибудь подальше. Потому что иначе, рано или поздно, я отправлю его домой в таком помятом виде, что его примут за боксера, только что получившего нокаут. А еще добавил бы, что если его сынок еще хоть раз посмеет и пальцем дотронуться до Анаис, то им придется оплакивать кончину любимого чада. Однако ничего из этого я, разумеется, не произношу вслух.

Тем временем Анаис неподвижно стоит рядом со своим парнем. На ней белоснежное кружевное платье, в котором она, даже несмотря на целомудренность наряда, выглядит до смерти сексуально. Ее волосы распущены, и мне приходит дурацкая мысль, что Анаис сделала это для меня. Я ведь сказал ей, что без ума от ее волос. Но я знаю, что должен оставить ее в покое. Анаис и желание, которое сильнее похоти или голода. Сильнее каждого моего вдоха.

Синяк на ее щеке надежно скрыт макияжем, так что Анаис выглядит прекрасно. Как всегда.

Прошлым утром она соврала родителям, сказав, что ударилась в школе об шкафчик. Я проявил проклятую снисходительность и удержался, чтобы не рассказать им правды, хотя мне чертовски хотелось поступить именно так. Возможно, я должен был это сделать, но теперь,